— Почему ты вернулся сюда? — спросила она.
— Я люблю ферму, — просто ответил он.
Спокойный ответ отвлек ее от фотографии Хлоэ.
— Ты имеешь в виду сад?
Он кивнул:
— Он принадлежит моей семье уже очень давно. Я помню, как катался на дедушкином тракторе, сидя у него на коленях. Он начал учить меня всему, что знал о деревьях, об их листьях, ветвях… Мой отец хотел, чтобы Эли — это мой брат…
Джейн задержала дыхание, стараясь не реагировать на имя человека, удочерившего ее ребенка.
— …и я поступили в колледж, могли заняться чем-то другим. Мы так и сделали… но я никогда не оставлял мысль о том, чтобы вернуться сюда.
— Живя в Нью-Йорке, ты скучал по яблоням? — Она вопросительно сдвинула брови.
Он кивнул:
— В каком-то смысле — да. У меня была прекрасная жизнь. Я окончил колледж, много путешествовал, в итоге оказался в Нью-Йорке. Тем не менее город стал казаться мне слишком большим, я как будто задыхался в нем…
— Так всегда бывает, — согласилась Джейн.
— Я начал думать об этих местах. Это, наверное, ненормально…
Она ободряюще кивнула.
— Я представлял себя, стоящего в середине сада, — продолжал мужчина, — вокруг меня раскинулись деревья. Все это пространство, и воздух, и вся зелень…
— Ты снова мог дышать.
Он кивнул.
— Мой отец и дед научили меня сажать, — сказал он. — Когда я был молодым, у меня был собственный садик. Немного помидоров на маленьком клочке земли. Но я вырастил их сам. Это было приятное чувство.
Джейн снова повернулась к фотографии. Хлоэ и другая девочка стоят на коленях в цветах. Джейн вглядывалась в красивые большие глаза Хлоэ, которые с любовью смотрели на девочку рядом.
— Кажется, у тебя в семье есть еще один садовник, — сказала Джейн, ее сердце колотилось.
Дилан не ответил.
— Сколько здесь Хлоэ лет? — спросила она.
— Пять. Им обеим.
— Кто эта вторая девочка? — Джейн ждала ответа.
— Моя дочь, — сказал Дилан.
— Ей столько же лет, сколько Хлоэ? — переспросила Джейн. Вопрос вылетел так быстро, и она почувствовала неудобство — она так многого не знала о своей дочери. Она даже не имела понятия, что у нее есть кузина.
— Родились в один год, — сказал Дилан.
— Тысяча девятьсот восемьдесят восьмом. — Дата выскользнула прежде, чем Джейн сумела сдержаться. Но Дилан, кажется, не заметил.
— Да, — ответил он.
— Хлоэ родилась…
— В феврале. Наше маленькое чудо. — Он улыбнулся.
Джейн сжала зубы, она не могла смотреть на него. Его слова жалили ее. Как он мог говорить такое, как они могли сделать это чудо своей собственностью?
— Чудо? — выдавила она.
— Да. Они оба очень хотели ребенка. Мой брат и невестка. Прекрасные люди, но они не могли иметь детей. Но однажды они решили удочерить…
— Однажды они решили удочерить, — откликнулась Джейн, слова эхом отдавались в ее голове, — Хлоэ?
Дилан кивнул:
— Я никогда не думаю о ней так. Не знаю, что заставило меня сказать это сейчас… просто вспомнил, каким чудом она казалась. Господи, она все здесь изменила. Принесла так много радости.
Джейн смотрела на фотографию.
— Я понимаю, почему, — сказала она. — Две девочки-ровесницы.
— Хлоэ родилась в феврале, а Изабелл в июне.
— Разница в четыре месяца, — посчитала Джейн. Сердце болело. Она с трудом могла думать о проходящей без нее жизни. — Должно быть они очень близки…
— Были.
Джейн кивнула, погруженная в грустные мысли. Но потом она взглянула на Дилана и увидела его глаза. Они казались пустыми, потерянными, в них не было ни искры надежды. Яркий зеленовато-коричневый цвет радужки как будто потускнел, теперь она стала цвета слабозаваренного чая, как если бы он превратился в привидение. Джейн вздрогнула.
— Были? — переспросила она.
— Моя дочь… — начал мужчина.
Слова застряли у него в горле. Он открыл рот, чтобы закончить предложение, но не мог. Молодая женщина видела, как Дилан пытается собраться с мыслями и словами. Он стоял молча. Она не знала его истории, но поняла, что он чувствует. Его дочь ушла. Джейн просто осознала это. Как часто она стояла перед зеркалом, пытаясь понять, какой женщиной стала бы ее дочь? Рассматривая свои глаза, свою улыбку, пыталась узнать ребенка, с которым была незнакома. У нее была своя собственная версия «моей дочери…»
— Что случилось? — спросила она. Пойманная притяжением фотографии Хлоэ, — так Земля притягивает Луну, — она не могла двинуться с места, хотя ей хотелось подойти к Дилану, утешить его.
— До этого, — сказал он, — когда ты говорила о Нью-Йорке…
Она кивнула.
— И ты упоминала вещи, которые могут произойти…
— Нечто интенсивное…
Дилан смотрел на свою перевязанную руку, а когда взглянул на Джейн, она заметила, его глаза горели. Они больше не были пустыми или потерянными, в них сияла ненависть.
— Перекрестный огонь, — сказал он.
— О, нет.
— Настоящий перекрестный огонь. Как ты и сказала: хорошие парни и плохие парни стреляют друг в друга. Изабелл и ее мать попали в перестрелку. Я был офицером, начальником полиции. Я трудился над расследованием одного дела, хотел отправить их подальше от этого. Но не смог.
Сила притяжения фотографии заставила Джейн развернуться и посмотреть на Хлоэ и Изабелл. Так же, как она могла видеть в Хлоэ себя, она видела Дилана в Изабелл. Его дочь была яркой, живой, с каштановыми волосами, пойманная в объятия сестры.
— Мне так жаль, — пробормотала Джейн.
Дилан кивнул и одновременно повел плечами. Его взгляд был направлен внутрь его самого, между бровями остро выделялись морщины. Его борода была темной, а глаза по-прежнему бледными, цвета подводных камней, омытых рекой. Он не смотрел на нее.
«Я знаю, на что похоже, — хотела сказать она, — потерять дочь».
Джейн снова посмотрела на фотографию Хлоэ. Она подумала о годах, проведенных без нее. Она подумала обо всех снах — точнее, кошмарах о Хлоэ, вырываемой из ее рук. Она подумала о тех ночах, когда она обнимала свою подушку как ребенка, плача, пока наволочка не промокала насквозь.
Она посмотрела на Дилана Чэдвика и сравнила его горе со своим. Она знала, что это не одно и то же. Совсем. Взглянув на свою руку, она заметила бледный мазок голубой краски. Голубая краска, которой была покрашена палатка.
Эта старая деревянная палатка, только что выкрашенная в ярко-голубой цвет, выкрашенная руками Хлоэ.
Хлоэ была жива. Ее не убили во время перестрелки. Она росла, жила своей жизнью. Жизнью, которую ей подарила Джейн. Глубоко вздохнув, она смогла наконец оторваться от фотографии. Джейн сделала шаг, затем еще один. Дистанция увеличивалась — шаг, два, — пока она не пресекла кухню и не остановилась напротив Дилана Чэдвика.
Она потянулась за его рукой. Взяла его перебинтованную кисть. Ее сердце стучало как бешеное. Она чувствовала его боль, казалось, эта боль передается при соприкосновении. Состояние боли было ей так знакомо. Молодая женщина представила все те бессонные ночи, что провел Дилан, провел один в темноте, зная, что он потерял дочь. Она очень, очень хорошо его понимала.
Дилан позволил ей взять себя за руку. Она понимала, что он должен оттолкнуть ее. Он должен был выгнать ее из кухни, велеть ей забрать свои пирожные и никогда не возвращаться. Потому что из ее пребывания здесь не могло выйти ничего хорошего для его семьи.
Джейн хотела заполучить Хлоэ обратно.
Она еще не знала как, не знала, что будет делать, но она знала, что больше никогда не отпустит девочку. Она посмотрела на мужчину, на этого незнакомца, который стал дядей ее дочери, и вдруг захотела, чтобы он узнал Хлоэ в ее глазах.
Но в то же время она хотела, чтобы он никогда ни о чем не догадался.
Глава 12
В комнате было тихо и уютно. За окном на деревьях пели птицы. Иволга сооружала себе гнездо в ветвях клена: мягкая, шелковистая, серебристая корзинка из травы и пуха. Маргарет откинулась на подушки, наслаждаясь серенадами под окном. Сильви сидела в кресле-качалке в другом конце комнаты и вышивала. Джейн стояла у окна, наблюдая за строительством гнезда.
— Пенни за твои мысли. — Маргарет улыбнулась.
— Я просто смотрю на балтиморскую иволгу.
— Восточная иволга, — поправила Сильви, — теперь они так называются. Зря ее переименовали. Мы всю жизнь называли эту пичугу одним именем, и вдруг ученые решают, что они должны сменить ей название.
— Виржиния Чэдвик одобрила бы это. Она сказала бы, что это восточный подвид северного ареала, — сообщила им Маргарет. — Она была потрясающим ученым и учителем. Я уверена, Сильви, она бы рассказала тебе, что точная классификация крайне важна, чтобы ты переучилась.
— Индивидуальность — вот что важно, — заметила Джейн с холодком в голосе, — даже для птиц.
Почему это простое замечание заставило Маргарет сжаться в комочек? И вдруг она поняла, что наделала: она упомянула Виржинию Чэдвик при Джейн.
— Прости, дорогая. — Пожилая женщина заметила, что Сильви перестала вышивать.
— Все в порядке, мам.
— Ладно, кто чего хочет на ужин? — быстро спросила Сильви.
— Я никогда толком не знала миссис Чэдвик. — Джейн не хотела заканчивать разговор. — Как случилось, что вы стали с ней такими хорошими подругами?
— Дорогая, к чему ворошить прошлое?
— Для меня это не только прошлое, — мягко сказала Джейн.
Сильви вновь взялась за иголку, полностью сконцентрировавшись на вышивке. Она втыкала иголку в канву с уверенностью и точностью автомата, точно так же когда-то она сидела за обеденным столом и выполняла домашнюю работу.
— Мы обе закончили колледж Святой Регины, она на несколько лет раньше меня. Мы обе стали учителями. Она преподавала биологию, а я английский язык. В каком-то смысле она была и моим учителем тоже. Хотя мы работали в разных областях науки, я всегда восхищалась ее умом. И, конечно, у нас было что-то общее еще с учебы в колледже.
— Католического, — произнесла Джейн.
— Да, дорогая. Католический колледж. Она была — и остается — прекрасной, прекрасной женщиной. Хорошим другом, очень заботливым…
— И у вас обеих есть дети. У тебя девочки, у нее мальчики.
— Да.
— Ты знаешь ее сыновей?
— Джейн, пожалуйста.
— Ты знакома с Диланом?
Маргарет задумалась. Она ожидала, что Джейн спросит об Эли, о том, кто удочерил ее ребенка. Она немного смутилась.
— Он привозил свою мать на ужин для учителей, — сказала Сильви, — я встречала его. А что?
— Что случилось с его семьей? — спросила Джейн.
Воспоминания смешивались. Маргарет напряглась, пытаясь очистить свою память. Она помнила, как Виржиния брала долгий отпуск, на месяц или даже больше. Она носила траур по своей внучке и невестке…
— О господи, это было так ужасно, — сказала Сильви. — Их застрелили. Дилан работал каким-то агентом, в ФБР, кажется…
— Нет, он был начальником полиции, — исправила Маргарет, — старейший полицейский участок во всей стране. Помню, как гордилась им Виржиния. И как подавлена она была…
— Что случилось?
Эмоции захлестывали друг друга. У Маргарет закружилась голова. Она взяла на руки куклу, которую ей подарила Джейн, и прижала ее к груди. Она вспомнила, как обнимала своих детей. Она вспомнила свою старую куклу. Лолли… Ей стало гораздо уютнее. Но она не могла вспомнить заданного вопроса. Посмотрев вверх, она заметила, что обе дочери внимательно ее разглядывают.
За окном по-прежнему пела иволга. Она видела, как птичка перелетает с ветки на ветку, вспышки черного и оранжевого. С ветки свисало ее гнездо, серебряная корзинка с яичками. Песня была такой ясной и чистой.
— Моя подруга Виржиния — учитель биологии, — сказала Маргарет. — Восточные иволги — это подвид северных. Никто больше не называет их «балтиморскими иволгами»…
Сильви пригласила Джона поиграть в «Скраббл», но теперь она сомневалась, что это была удачная идея. Ее мать сегодня казалась особенно хрупкой. Она совсем ослабла, и Сильви пришлось вновь сделать анализ на сахар. Уровень инсулина в крови оказался повышенным, так что девушка дала ей стакан апельсинового сока, добавив туда две ложки сахара. Все это время Джейн просто сидела на кровати рядом с мамой.
Сейчас, внизу, Сильви готовилась к встрече гостя. Она поставила поровнее стулья, приготовила лед, проверила наличие в холодильнике содовой. Она также проверила, как горит свет в гостиной — она не хотела, чтобы он был слишком ярким. Набрасывая на лампу квадратный светло-розовый шарф, она услышала смех Джейн.
— Тебе не о чем беспокоиться, — сказала Джейн, — у тебя красивая кожа. Приглушать свет ни к чему.
— У меня небольшие морщины под глазами, — ответила Сильви, глядя на старшую сестру, которая по-прежнему выглядела на двадцать пять лет. — Мне нельзя было загорать.
— О, неужели ты можешь променять прекрасное времяпрепровождение на пляже на пусть даже идеальную кожу? Не волнуйся об этом. Уверена, он думает, что ты красавица.
Сильви покраснела, глядя на сестру. Джейн улыбалась ей с большой любовью и теплотой, и это заставило сердце Сильви сжаться.
— Когда он придет? — спросила Джейн.
— В восемь. Ты к нам не присоединишься?
Джейн покачала головой:
— Нет, я останусь наверху, на случай, если маме что-то понадобится.
— Уровень инсулина у нее в крови постоянно скачет. Она теряет в весе, и мне кажется, она пьет слишком много лекарств. Завтра я позвоню доктору.
— Дело не только в уровне сахара, Сильви.
— Но в основном…
— Она играет с той куклой, — сказала Джейн.
— Нет. Она просто иногда берет ее в руки.
Джейн вздохнула. Наверху их мать разговаривала сама с собой. Или с куклой. Сильви точно не знала с кем, и было ужасно больно вот так здесь стоять, глядя на сестру, и делать вид, что не происходит ничего особенного. Сильви не хотела ничего менять. Она не хотела, чтобы мама уезжала куда-нибудь, и она видела, как Джейн пытается подипломатичнее сформулировать свой вопрос.
— Давай. Я знаю, о чем ты думаешь.
— Что? — спросила Джейн.
— Что она не выдерживает. Ты с нетерпением ждешь возможности сплавить ее…
Джейн приподняла брови. Она ждала, пока Сильви сама поймет, что она говорит.
Раздраженно фыркнув, Сильви повернулась к столу и начала высыпать на тарелки курагу и миндаль.
— Сил, ты осознаешь, что с ней происходит? Она была оживленной, общалась с нами и вдруг начала вести себя как маленькая девочка.
Сильви кивнула, поджав губы.
— Ну, она расстроилась. — Слова повисли в воздухе как обвинение.
Джейн сузила глаза:
— Из-за меня?
— А чего ты ожидала? Задавая все эти вопросы?
— Я так и не получила на них ответа. Мама отвлеклась, прежде чем рассказала мне. Что ты о них знаешь?
— О них?
— О Дилане Чэдвике и его семье?
Сильви взглянула на часы. Джон придет через пятнадцать минут. Ей казалось, что они с Джейн вальсируют на краю глубокого колодца.
— В конце концов, Джейн, в чем дело?
— Просто расскажи, ладно?
Сильви вздохнула:
— Был какой-то суд по поводу наркотиков, и Дилан сопровождал важного свидетеля, кажется. Он чувствовал, что его семья в опасности, и хотел отправить их подальше из Нью-Йорка…
— Он был там? — спросила Джейн. — Он видел, как это случилось?
— Не знаю, — пробормотала Сильви, встревоженная ее тоном. — Я никогда не слышала всей истории. Почему ты обо всем этом спрашиваешь?
— Потому что я хочу знать, — ответила сестра.
— Это не имеет к нам никакого отношения, — разозлилась Сильви, — хватит думать о них.
Джейн рассмеялась.
— Что смешного?
— Ты, — сказала Джейн, — ты говоришь мне, что это не имеет к нам никакого отношения. Это имеет прямое отношение ко мне.
— Все в прошлом, — Сильви пыталась подобрать слова, — тебе надо оставить их всех в покое… тебе надо смириться с этим, Джейн.
— Я так и делаю, — сказала Джейн, — смиряюсь.
— Ты думаешь о том, чтобы связаться с ней, да?
— У нее есть имя, Сильви. Ты была там, когда я дала его ей.
— Пожалуйста, Джейн!