Он продолжал что-то говорить о своих чувствах, и на какое-то мгновение ей показалось, что еще есть шанс вернуть его. У нее еще есть время все исправить. Она объяснит, он простит ее. Может, он попытается понять. Она расскажет ему о том, как тяжело ей пришлось, как всю свою сознательную жизнь она тащила на плечах этот тяжкий груз — эту любовь.
— Нет. — Он поднял руку.
— О, Дилан. — Она хотела поведать ему о том, что может сделать с человеком любовь, вся жизнь, посвященная любви, которую некому подарить, нельзя даже проявить в открытую. Эта любовь превратила Джейн в отшельницу. Она стала пекарем, сказочной колдуньей, смешивающей в большой миске муку и сахар с необыкновенными ингредиентами — любовью, молитвами, объятиями, мечтами… и все это для малышки-Хлоэ, Хлоэ-ребенка, а теперь — Хлоэ-подростка…
— Ты была права, — ледяным тоном произнес он, — тебе лучше уйти.
— Я не знала, что теряю. — В ее голосе стояли слезы. — До сих пор не знала…
— Ну, в итоге ты узнала хоть это, — сказал он. — Ты провела хоть немного времени рядом со своей дочерью.
— Я говорила и о тебе тоже. — Она всхлипнула.
— Забавно, я подумал о том же.
В этот момент снаружи снова ухнула сова, прямо за окном; на какое-то мгновение темная крылатая тень заслонила звезды, в комнате резко стемнело. Джейн вздрогнула. Дилан молчал, показывая, что говорить больше не о чем.
Выходя из дома мужчины, которого она любила, Джейн пыталась хоть как-то сохранить остатки своего достоинства. Ей это почти удалось, если не замечать катившихся по щекам слез. Стеклянная дверь тихо закрылась за ней. Сев в машину, она взглянула в окно спальни, которую только что покинула. Он наблюдал за ней, оконная рама обрамляла его фигуру, как какую-то картину; человек, только что положивший конец всем ее мечтам.
Впрочем, нет, в этом виноват не Дилан.
Джейн сделала это сама.
На следующий день Хлоэ с Моной пришли на работу. Ярко светило солнце, но на траве еще сияла утренняя роса. Хлоэ протерла полки в палатке, открыла небольшой шкафчик, откуда достала флажки и вывески. Они работали в полной тишине — Хлоэ любила вставать рано, а вот Мона отнюдь не была жаворонком.
Хлоэ мечтала о холодной коле, ее слегка подташнивало. Ее организм привык к овощам, и теперь она беспокоилась, что сок от кальмаров попал вчера на ее еду. Кто она такая, чтобы делать различия между бедными маленькими моллюсками и большими коровами? Живые существа — это живые существа, и, возможно, теперь она получает свое наказание.
На тракторе приехал дядя Дилан, он привез пирожные. Лицо мужчины казалось таким суровым. Он плотно сжимал губы, а на лбу появились глубокие морщины, и все от того, что он постоянно хмурился. Хлоэ почудилось, что он выглядит так же, как после смерти Изабелл, как выглядел до появления Джейн. Она хотела спросить, что случилось, но ей и так было нехорошо.
— Господи, что это сегодня творится с семьей Чэдвик? — удивилась Мона. — Ты раздражена, твой дядя злится.
— Я не раздражена, — сказала Хлоэ, — просто мне плохо от кальмаров.
— Что?
— Это расплата. Они мне напоминают о том, что я не должна была есть рулетик из теста, в которое они были завернуты.
— Они мертвые. Они жареные, — засмеялась Мона, накручивая волосы на палец. — У них нет голосов. И ты же их не ела — ты съела только рулет, который соприкасался с моллюсками.
Хлоэ смерила ее уничтожающим взглядом.
— Ну ладно, по крайней мере я не обязана тратить такое прекрасное солнечное утро на волнения о том, что за мной охотятся духи мертвых жареных кальмаров. А его проблема в чем?
— Дяди Дилана? Понятия не имею, — ответила Хлоэ, глядя, как трактор исчезает за деревьями, — я об этом же думаю.
— Полагаешь, Джейн ему отдалась?
— Что с тобой сегодня, Мона? — Хлоэ замялась. — Ты ведешь себя отвратительно.
— Что отвратительного в сексе? Если это не касается кого-то с именем Зик. Эй! У меня отличная идея! Давай сделаем татуировки в виде акул. У моей будет ленточка с надписью «девственная шлюха».
Хлоэ вскинула голову, удивленная подобной идеей.
— Ага, — выдавила она, — я просто вижу, в какой восторг придут мои родители!
— Я серьезно. Чтобы было что противопоставить мальчику с дельфином. Мы его сделаем.
Хлоэ засмеялась. Она всегда хотела татуировку, хотя и думала о картинке с овечкой или коровой, чтобы показать свою любовь к домашним животным. С другой стороны, акула — это рыба, на которую все время клевещут, и ей тоже нужна поддержка.
— Это точно прогонит Зика, — важно заявила Мона.
— Не думаю, что он сюда вернется, — сказала Хлоэ, держась за живот.
— Возможно, — Мона приподняла бровь, — у тебя болит живот не от отравления моллюсками, а это обычный токсикоз.
— Мона! — вскрикнула Хлоэ, скрещивая пальцы.
— Только подумай…
— Нет, не хочу.
— Хлоэ…
Хлоэ закрыла глаза и стала считать дни. Что, если она сделала тест слишком рано? Когда у нее вообще должны начаться критические дни? Шесть дней назад.
— Нет… — громко простонала девочка.
Мона выглядела взволнованной, словно она пошутила, а это оказалось правдой.
— Только не говори мне, что у тебя задержка, — попросила она.
— Шесть дней. — Хлоэ широко открыла глаза.
— Я только пошутила…
— А что, если это действительно утреннее недомогание?
— Не может быть. Ты только один раз этим занималась. Ты вообще почти девственница.
— Нельзя быть «почти девственницей».
— Я конечно пошутила, когда сказала про «девственную шлюху», — извинилась Мона. — Я хотела тебя развеселить.
— Не волнуйся, — мягко сказала Хлоэ, хотя внутри нее нарастала паника. — Из всех людей, которых я знаю, ты меньше всего похожа на проститутку. Я сама вторая с конца.
— Что ты будешь делать?
— Я сделаю еще один тест, — решила Хлоэ. — Но у меня такая же проблема, как и раньше, — я не хочу, чтобы кто-то увидел, как я его покупаю.
— Ты могла бы позвонить Джейн, — предложила Мона, — и попросить ее купить. Или отвезти тебя…
Хлоэ кивнула. Ее сердце сжалось. Так она и сделает.
— Я так и сделаю, позвоню Джейн и снова попробую сделать тест…
Дилан ехал на тракторе через поле. Его руки так плотно вцепились в руль, как будто он сам себе не доверял и в любой момент мог въехать в дерево. У него кружилась голова, а сердце вообще куда-то исчезло. Он заметил, что в глазах Хлоэ плескался вопрос: «Что с тобой?»
Хороший вопрос. Действительно хороший.
Он бы не был сейчас так подавлен, если бы не позволил себе взлететь так высоко. Говорят, что вредные привычки — это как доспехи против боли. Любой, кто много пьет или курит, ест слишком много сладкого, слишком много смотрит телевизор — все они стараются укрыться от боли. Это вам скажет любой психолог. Чтобы доказать это, Дилан закурил. Первый раз за двадцать четыре часа. Ладно, он надел свои доспехи. Он спрятался в гигантскую раковину, тяжелую, как черт знает что. Он полицейский, у него есть пистолет. Даже несколько.
Он может очень разозлиться и спустить курок. Однажды Дилан должен был защищать свидетельницу, и ее муж, пьяный или употреблявший наркотики, попытался ударить Дилана топором, и Дилан застрелил его. Он выстрелил не для того, чтобы остановить или ранить преступника, а чтобы убить. Это тяжело — убить вот так человека, но, как ни странно, его броня от этого стала только еще крепче.
Красивая, но нелюбящая жена лишь усилила крепость этой брони. Ее предательство и измена с богатым игроком в поло тоже не способствовали смягчению его сердца, не позволяли показывать свои слабые стороны. Когда она сказала, что хочет уйти — а точнее, хочет, чтобы он уехал из их квартиры, в которую они когда-то принесли свою дочь из родильного дома, — это ухудшило положение дел в сотню раз.
А когда она умирала у него на руках вместе с той же самой дочерью, только ставшей на одиннадцать лет старше, — это заставило его окончательно зачерстветь, покрыться оболочкой из стали.
А затем появилась Джейн…
Дилан вылез из трактора, проверяя почву вокруг деревьев, думая о том, какие удобрения им необходимы. Затем он облокотился на трактор. Было приятно ощущать спиной холодок железа. Давным-давно он узнал, что на деревья можно положиться. Если ты правильно о них заботишься, они обязательно принесут достойные плоды Яблоня никогда не заставит тебя закрыться еще глубже в твоей раковине.
Джейн.
Дилан попытался глубоко вздохнуть.
В саду слышались голоса. Мона и Хлоэ разговаривали с кем-то, кто остановился у палатки купить пирог. Слова он не различал, но их голоса успокаивали его.
Хлоэ не знает. Шерон и Эли тоже. Дилан — хранитель тайны. Джейн — мама Хлоэ. Женщина, которую он позволил себе полюбить, оказалась родной матерью Хлоэ. Она обнимала его, целовала, открыла его сердце. Между ними не было ничего, никакой брони. Он рассказал ей об Изабелл и о своих эмоциях гораздо больше, чем кому-либо еще.
На работе его направили к психотерапевту. Все расходы оплачивались государством. Один день в неделю он был обязан приходить на сеанс. У психотерапевта был маленький уютный кабинет с видом на церковь на другой стороне улицы.
Дилан приходил и сидел там шесть недель подряд. Он смотрел на церковь и пытался придумать, что сказать. Однажды он так разозлился на Бога, что попросил задернуть занавески в кабинете. Врач решила, что ему в глаза светит солнце.
Когда они закончили (начальство осталось довольно тем, что он получил необходимую помощь), доктор грустно улыбнулась ему. Она была умная и симпатичная. Она ему нравилась, и ему казалось, уж если бы он и стал с кем-нибудь разговаривать, так это с ней.
Психотерапевт спросила:
— Знаешь, ты назвал ее по имени только два раза?
— Что? — переспросил он.
— За все наши шесть сеансов ты произнес имя Изабелл только два раза.
— Изабелл, — повторил полицейский.
— Почему ты сейчас это сделал?
— Мне нравится, как оно звучит, — заметил он, делая вид, что изучает церковные витражи.
Но он знал, что это ложь. Он сказал ее имя, чтобы доказать, что он может это сделать.
С Джейн ему не надо было ничего доказывать.
Он сам хотел рассказать ей все и даже больше. И он хотел услышать ее историю в ответ. Он бы выслушал ее. Он не стал бы ее осуждать, он бы помог ей. Но как?
Он остановился. Потому что такая история не может иметь счастливого конца. Если Джейн сблизится с Хлоэ, то Эли и Шерон будут обижены. Если Дилан защитит семью своего брата, Джейн останется в стороне. Он посмотрел на пчелу, перелетавшую с цветка на цветок. Ее жужжание отдавалось в его ушах.
Она не должна была врать ему, не должна была держать в секрете причину своего пребывания здесь. Какие ее чувства были настоящими, а какие — нет?
Пчела кругами поднималась к яблоневым веткам. Он смотрел, как она выписывает петли на фоне голубого неба. Она выполняла свою работу, опыляя деревья. Без пчел сад погибнет. Как люди гибнут без любви. Он уже погибал без нее до появления Джейн. Мало что удерживало его на этой земле.
Возможно, этот сад.
И вот случилось невероятное: он ожил, поднялся.
Дилан присел под деревом, наблюдая за пчелой, он продолжал размышлять. Разные сорта яблок не могут опылять себя сами, так же как и цветы. Чтобы добиться первосортных плодов, необходимо перекрестное опыление, для этого надо сажать рядом разные сорта деревьев. Тогда оба дерева одновременно будут приносить прекрасные плоды.
И как человек — чертов бывший полицейский — может контролировать свидания этих деревьев? Надо учитывать так много факторов. Некоторые сорта яблок, например Джонагольден, производят стерильную пыльцу, и их нельзя использовать для опыления. Но пыльца других сортов может быть использована для этих яблонь.
На самом деле всю работу выполняла пчела.
Дилан сидел на теплой земле, глядя на пчелу. Он думал о Джейн, которая пятнадцать лет носила в своем медальоне фотографию Хлоэ. Он подумал о Хлоэ, которая пыталась обмануть служащего Семейного суда, чтобы он показал ей записи о ее удочерении.
Два человека, ищущие одного и того же — связи.
С какой-то стороны это правильно. Но тогда почему Дилану, сидящему под полумертвой яблоней, все казалось таким неправильным?
Глава 24
Джейн уехала от Дилана… и сначала направилась домой, но затем передумала, свернула по направлению к больнице. Она хотела к маме. Это было внезапное, инстинктивное желание. Она припарковалась поближе к входу, прошла по дорожке, нажала на кнопку вызова лифта — все в состоянии оцепенения.
Войдя в палату, она увидела, что ее мать сидит на кровати, по телевизору передавали какое-то шоу. Джейн замерла в дверном проеме. Ее сердце екнуло, по сотне разных причин. Но сейчас главным было то, что ее умнейшая, образованная мать внимательно смотрела, как какая-то загорелая блондинка вручала победителям шоу микроволновые печи.
— Привет, мам, — окликнула больную Джейн.
— О, дорогая. — Маргарет потянулась за пультом, чтобы сделать потише. — Ты застала меня на месте преступления.
— На месте преступления?
Мама покраснела:
— Мне было так скучно, что я начала делать то, что поклялась никогда не делать — смотреть телевизор днем. От всех этих лекарств мне хочется спать, я не могу толком сконцентрироваться на чтении. Я взяла книгу и увязла на середине первой страницы!
— Это, должно быть, нелегко, — сказала Джейн, подтягивая стул к кровати. — Я же знаю, как ты любишь читать.
— Книги не раз спасали мне жизнь, — с полной серьезностью сообщила ее мать, — в тяжелые времена…
— Я знаю, о чем ты, — откликнулась Джейн, думая о том, как часто она полностью погружалась в потрясающие книги, дружила с авторами и их героями, что помогало ей, хотя бы временно, забывать о жизненных сложностях.
Маргарет махнула рукой в сторону экрана телевизора:
— Все эти шоу, развлекательные программы — это все равно что сахарная вата. Они такие же сладкие и воздушные, и чем больше ты ешь, тем больше тебе хочется. Но при этом ты уже начинаешь чувствовать себя… истощенным.
Джейн слушала, закрыв глаза. Слова Дилана и его взгляд отдавались во всем ее теле. Она обхватила себя руками, чтобы не дрожать.
— Книги — это совсем другое дело, — продолжала ее мать, — не важно, страшные они, романтичные или веселые — они обогащают человека. Они как пища для сердца и души…
Ее голос надломился, она закрыла лицо руками.
— Что такое, мам? — Джейн наклонилась вперед.
— Я скучаю по своим книгам! — плакала Маргарет.
— О, мам… они скоро будут у тебя. Социальные работники сказали нам с Сильви, что тебя скоро выпишут.
— И отправят… в… — мать сглотнула, — дом престарелых!
Джейн держала мать за руку. Быть частью семьи — это такая загадочная вещь: ты входишь, думая, что у тебя самая большая проблема на свете, а кто-то, кого ты очень любишь, говорит, что ему еще хуже. Откуда ее мать узнала обо всем этом? Джейн и Сильви планировали рассказать ей вместе.
— Кто тебе это сказал? — спросила Джейн.
— Сильви, — мама всхлипывала, — прошлой ночью.
Джейн кивнула, чувствуя себя виноватой. Она не думала, что Сильви собиралась это сделать. Может, она встретила Эбби, и та решила не упускать момента.
Джейн завезла Дилану пироги, а потом Хлоэ с Моной попросили отвезти их в Ньюпорт. Если бы только Джейн поступила так, как собиралась, встретилась бы с Сильви. Она бы поддержала мать и сестру, а Дилан не открыл бы ее медальон. Она дрожала с ног до головы.
— Ты думаешь, я должна находиться там? — спросила ее мать, как будто она не задавала этот же вопрос все прошлые недели.
— Ты упала несколько раз, — сказала Джейн, словно она не повторяла этого уже множество раз.
— И я все забываю. — Маргарет прикрыла глаза. — Это самое плохое. Я солгала тебе, солнышко, когда сказала, что лекарства делают меня забывчивой, и не помню, что читаю. Это вовсе не так — это просто случается. Это мой разум… а ведь я была такой умной!