— Я больше не пишу, — прошептала Джейн.
Мистер Ромни грустно посмотрел на нее, как будто видел призрак ее таланта. Покачав головой, он улыбнулся.
— Не могу в это поверить, — сказал он, — и не буду. Ты не можешь так просто отнять мечту у старого учителя. Я должен каждую неделю брать свой журнал и по-прежнему надеяться, что увижу там твое имя.
Джейн открыла рот, чтобы пошутить, но вдруг обнаружила, что не может говорить. Она стояла лицом к двери и внезапно увидела, как в столовой появляется миссис Виржиния Чэдвик — ее кресло-каталку толкает мужчина среднего возраста. Вновь раздались крики радости, изумления, пожилую даму встречали точно так же, как Маргарет, все были счастливы увидеть миссис Чэдвик.
— А, еще один любимый учитель, — заметил мистер Ромни, — как и твоя мать. Хрупкая и любимая.
Джейн едва ли слышала, что он говорит, она внимательно рассматривала собеседника.
У мужчины была окладистая борода и яркие зеленые глаза, он был старше Джейн лет на десять. Джинсы и черный шерстяной свитер, и все свидетельствовало о том, что он не хочет, чтобы его заметили. Он отошел назад, позволяя миссис Чэдвик (видимо, его матери) остаться у стола с другими учителями.
Он был тем самым мужчиной, которого Джейн видела в яблоневых садах.
— Джейн, — сияющая Сильви взяла сестру за руку. — Я хочу представить тебя своему другу, Джону Дюфору…
— Привет, Джон, — сказала Джейн. — Приятно познакомиться.
— Привет, Алан, — воскликнула Сильви, и Джейн легко ускользнула, оставив Сильви, Джона и мистера Ромни обсуждать какие-то новости. Джейн забилась в угол, ей казалось, что ее сердце стучит так громко, что слышно абсолютно всем. Миссис Чэдвик изучала комнату. Джейн не была знакома с ней лично, ведь она не преподавала в школе, где ее мать работала директором. На секунду глаза женщин встретились, но, не узнав ее, миссис Чэдвик продолжила оглядываться. Может, она искала своего сына, он куда-то исчез.
Джейн сочувствовала несчастью пожилой женщины: левая часть ее лица была парализована, левая рука неподвижно лежала на коленях. Ее мать на одной стороне комнаты и миссис Чэдвик на другой — две больные женщины, два «архитектора» жизни Джейн.
Джейн вышла наружу, на свежий воздух.
Высокий бородатый мужчина одиноко стоял под тусклым фонарем и курил. Ее сердце вздрогнуло. Она вспомнила его там, в саду. Понимая, что он никоим образом не может знать, кто она такая (ему было за сорок, он учился в школе лет на десять раньше ее, его мать не видела, что она пришла вместе с Маргарет, и не могла выяснить, кто она), Джейн выдавила из себя улыбку и пошла по направлению к нему.
— Я вас знаю, — сказал он глубоким грудным голосом. — Не так ли?
— Я так не думаю, — ответила Джейн.
— Ваше лицо кажется мне знакомым.
— Возможно. Это же Род-Айленд. — Она улыбнулась пошире, напоминая о том, какой маленький у них штат.
Он наклонил голову.
— Эммилу, — сказал он.
— Простите?
— Вам нравится Эммилу Харрис. Я видел, как вы проезжали через мой сад на прошлой неделе. У вас играла музыка, громко.
— У вас хорошая память. — Она покраснела.
— Это тихая дорога. Там не особо сильное движение.
— Итак, чем вы здесь занимаетесь? — сменила тему Джейн, сердце колотилось, а во рту пересохло. Он или человек, удочеривший Хлоэ, или его брат. Она должна была это выяснить.
— Выполняю сыновьи обязанности. Моя мама — Джинни Чэдвик. В последнее время она не слишком хорошо себя чувствовала для таких вечеринок, но сегодня захотела прийти. Она ждала этого события всю неделю.
— Так вы не учитель? — Молодая женщина боялась услышать в ответ: «Я страховой агент».
— Нет.
Она кивнула, в ожидании глядя в его глаза. Они были темно-зелеными, цвета речной воды или яблоневых листьев, и они казались тревожными. Он не был спокойным человеком, это уж точно. Она видела, как он затянулся, бросил сигарету на землю и затушил ее носком ботинка.
— Так чем вы занимаетесь? — повторила она.
— Я фермер.
Дядя Хлоэ. Джейн стояла спокойно, но чувствовала, как дрожь спускается по ее позвоночнику. Она смотрела в его глаза, как в зеркало. Она могла видеть там боль и потерю, а когда подошла чуть ближе, она осознала, что то, что чувствует, не относится к Хлоэ.
— Как насчет вас, — спросил он. — Чем вы занимаетесь?
— Я пекарь.
Он засмеялся:
— Вы печете яблочные пирожные?
— Одно из моих фирменных блюд, — ответила она, — а что?
— Мы снова открываем семейную палатку, — сказал фермер. — Моя племянница как раз говорила, что мы должны продавать яблочные пирожные.
— Ваша племянница, — выдохнула Джейн, чувствуя, как ее тело словно растекается.
— Да, — сказал он. В его глазах отражался яркий желто-оранжевый свет, он вытянул руку: — Я Дилан Чэдвик.
— Джейн Портер, — произнесла она, задерживая дыхание. Она наблюдала за его реакцией. Знает ли он ее имя? Удочерение происходило в обстановке полной секретности, ее имя было никому не известно, кроме его матери. Джейн помнила, что все детали были продуманы их матерьми: один ребенок не готов растить детей, другой не может родить, все должно сохраняться в секрете.
— Приятно познакомиться, Джейн.
— Мне тоже.
— Что ты здесь делаешь, кстати? — Он махнул рукой в сторону школы.
— Я здесь с сестрой, — ответила Джейн, не переставая повторять про себя: «Это мой шанс, это мой шанс».
Она взглянула ему в лицо. Он замер, как будто узнал в ее глазах свою племянницу. Джейн задрожала, всем телом ощущая физическую связь со своей дочерью.
— Твоя племянница любит яблочные пирожные?
— Да. Хлоэ.
— Какое милое имя.
Он кивнул, но не сказал, почему ее назвали именно так. Ей было интересно, знал ли он вообще…
Джейн засунула руки в карманы. Она надеялась, что он не заметит, как они дрожат.
— Здесь прохладно, даже для апреля. — Дилан решил, что девушка замерзла.
— Да, это так. Но весна уже здесь. Скоро станет теплее.
Он не выглядел убежденным. Взглянув на дверь, Дилан спросил:
— Пойдем обратно?
— Через минуту, — ответила она.
Джейн хотела бы, чтобы он снова произнес имя Хлоэ, хотела поговорить о ней. Но, конечно, он не сделал этого.
— Было приятно встретиться. — Она вежливо завершила разговор.
— Мне тоже.
Дилан пожал ей руку во второй раз. Его рука была грубой, рука человека, работающего в яблоневом саду. Он задержался, всего на полсекунды дольше, чем следовало. Молодая женщина снова почувствовала, как по спине проходит дрожь, никак не связанная с Хлоэ, пока она смотрела в эти зеленые глаза:
— Увидимся в школе? — спросил он.
Она кивнула. Наблюдая за тем, как он идет обратно в школу, Джейн просто не осмеливалась последовать за ним. Она не могла предоставить Виржинии или Дилану шанс увидеть ее рядом с матерью и Сильви. Вместо этого Джейн направилась к машине.
Здесь никто не запирал дверей автомобилей. Джейн забралась на заднее сиденье. В этой части парковки было темно. Она свернулась клубочком на мягком кресле, накрылась своим пиджаком. Он был очень мягким, дорогой подарок от независимого продюсера, для которого она испекла торт с названием нового фильма.
Весенний воздух действительно был прохладным, как и сказал Дилан. Но она едва ли замечала это. Так много лет она жила с невыносимой пустотой в душе. Джейн не могла дать ей название, и она ничего не могла с ней поделать. Она отдала своего ребенка, у нее не было выбора. Тогда все выглядело таким логичным, правильный, разумный выбор.
Но все случилось так давно, более пятнадцати лет назад, иногда прошлое казалось столь далеким, как какая-нибудь давно прочитанная ею книга. Но сейчас воспоминания нахлынули вновь. Она вспомнила тот день, когда сообщила новость матери: ее руки потели, голова кружилась, и ее подташнивало.
И она помнила мамины слезы и панику. Она плакала, потому что Джейн придется взять академический отпуск на целый год. Она могла жить дома, пока не начнут проявляться признаки беременности, а потом ей следует уехать. Маргарет связалась с нужными людьми и организовала отъезд Джейн в обитель Святого Джозефа в Бристоле.
Джейн помнила, как она прилагала всевозможные усилия, чтобы не было видно ее растущего живота, чтобы она могла подольше оставаться дома. Она носила джинсовые комбинезоны и слишком большие рубашки. Когда наступила осень, она вздохнула с облегчением — теперь можно надевать широкие свитера. Однажды, сидя в ванной, она посмотрела на свое тело и увидела, что у нее выступает пупок. Это был настоящий шок. Она чувствовала, что не может ничего контролировать. Она свернулась клубочком и заплакала.
Когда вошла ее мать, она обняла Джейн за плечи и тоже расплакалась. Джейн было так стыдно, но ей нужна была мамина поддержка. Она слышала, как Маргарет звонит сестре Марии Селесте. Сильви в это время была в Брауне, Джейн радовалась, что сестра не услышит всего этого. За Джейн прислали машину, и она уехала. Род-Айленд — самый маленький штат государства, но Джейн казалось, будто ее увозят куда-то в Сибирь.
В обители нашли приют и другие незамужние будущие мамы. Все они были молоды и приехали из разных частей страны. Место напоминало колледж, где единственным «предметом» были роды. После рождения детей девушки исчезали. Джейн замкнулась в себе. Чтобы оплатить свое содержание, она работала на кухне: пекла великолепные торты. Растущий внутри ребенок был ее постоянной и единственной компанией, и с каждым днем она все больше привязывалась к нему.
Поступок отца превратил Джейн в реалистку, она знала, как тяжелы разлуки. Именно поэтому она избегала других женщин, после родов они все разъедутся в разные стороны и вряд ли захотят вспоминать месяцы, проведенные в обители Святого Джозефа. Но она никак не могла смириться с разлукой со своим будущим ребенком, она чувствовала, что все больше и больше привязывается к нему. И хотя сестры постоянно твердили девушкам, чтобы те даже не думали выбирать имена для детей или даже о том, чтобы подержать их в руках, поиграть с ними, Джейн не слушала. Она только об этом и думала.
Однажды она сбежала.
Она взяла деньги на автобус из банки на кухне и вышла на главную дорогу. Когда подошел автобус до Провиденса, беглянка села на него. Она устроилась у окна. Автобус ехал вдоль побережья до Провиденса, до кампуса Брауна.
Он остановился на Тейэр-стрит. Джейн прижала ладонь к холодному стеклу. Она скучала по чаю в кафе «Пингвин», по кинотеатру в Эйвоне, по литературным вечеринкам, по книгохранилищу. Она скучала по Джеффри. Ее глаза наполнились слезами при мысли о том, что она упускает шанс ходить в университет, учиться там вместе с Сильви.
— Здесь учится твой папа, — прошептала она ребенку, держа руку на круглом животе, — здесь мы встретились, и здесь ты появилась…
Когда автобус свернул на Энджелл-стрит, она заметила Джеффри. Он шел в полном одиночестве, на плече — сумка. Джейн смотрела на него. Юноша был погружен в свои мысли. Она подумала, возможно, он вспоминает о ней, но это было маловероятно.
Она и ребенок были одни. Он сам так захотел.
Когда Джейн вернулась в обитель, ее встретили сердитые сестры. Они запретили ей печь торты на все оставшееся время. Они хотели, чтобы она выучила урок: она совершила одну большую ошибку и должна научиться больше не совершать даже маленьких.
Она должна руководствоваться здравым смыслом. Одиночество — это не так уж и плохо.
Но иногда даже самые логичные вещи заставляют тебя сходить с ума. Джейн совершила правильный поступок, и это едва не лишило ее разума. Каждая встреченная ею пятнадцатилетняя девочка заставляла ее вспоминать дочь. Ее убивала правда о том, что она сделала, и о девочке, с которой ей нельзя даже познакомиться. Но ей надо было узнать ее. Джейн знала, что умрет, если не сделает этого. Поездка домой в Род-Айленд была запланирована давным-давно.
И она только что встретила Дилана Чэдвика и разговаривала с ним о его племяннице. Его племяннице Хлоэ.
И теперь в темной машине Джейн повторяла ее имя: «Хлоэ», — шептала она, обнимая себя обеими руками: «Хлоэ».
Глава 7
Возможно, повлияли визит в школу и встреча с мистером Ромни, но теперь Джейн предавалась воспоминаниям. А быть может, поводом послужила встреча с дядей Хлоэ, то, как свободно произносилось ее имя, и от этого образ девочки становился таким реальным.
Иногда Джейн казалось, что события тех далеких дней — лишь дурной сон. Была ли она на самом деле беременна, есть ли у нее дочь? Все произошло так давно и так стремительно. Ситуация вышла из-под ее контроля, за нее все решили другие…
Хотя, конечно, что-то было. Например, так много любви. Она не могла отрицать этого. Не важно, что потом Джейн намеренно забыла об этой любви. Она любила того парня. Отца Хлоэ. Она любила растущего внутри нее ребенка. И она любила свою мать, хотя к этому чувству примешивалась определенная доля ненависти, любила, потому, что Маргарет хотела, как лучше.
В ту ночь в ее старой спальне Джейн снилось прошлое. Ей снилась ее первая любовь. Его звали Джеффри Хэйден. У него были кудрявые каштановые волосы и взволнованные глаза. Она полюбила его с первого взгляда, когда они только встретились в раннем сентябре в начале учебного года в Университете Брауна. Они оба шли из библиотеки, нагруженные книгами, они так спешили на урок английского, что ничего не замечали, и врезались друг в друга.
Они столкнулись лбами, и все книги попадали на пол. У Джейн закружилась голова. Джеффри встал на колени около нее, дотрагиваясь до ее брови.
— Ты в порядке? — спросил он.
— Да, а ты?
— Нет, у тебя кровь идет…
Она засмеялась:
— У меня идет кровь, а ты не в порядке?
Юноша кивнул. Он полез в карман — на нем была шотландская рубашка с короткими рукавами и брюки цвета хаки — за платком. Тот был белым, чистым и аккуратно сложенным. Это напомнило Джейн о ее сестре, Сильви, помешанной на идеально сложенном белье, и эта связь показалась ей настолько сильной, что она уставилась в его глаза.
— Вот, — он осторожно коснулся ее брови.
Девушку захлестнули противоречивые, смешанные чувства. Отец бросил их, когда она была еще маленькой. Ее врач была женщиной. Скромная отличница, она никогда не встречалась с мальчиками. Она не могла припомнить, чтобы хоть раз в ее жизни мужчина был так мил и заботлив по отношению к ней. Она закусила губу.
Его прикосновение было нежным. Он прижал холодные пальцы одной руки к ее щеке, другой рукой вытирал кровь над ее глазом.
— Наверное, тебе придется наложить шов, — расстроился молодой человек.
— Нет, я уверена, все в порядке, — начала было она, но эмоции оказались столь сильны, что она практически не могла говорить.
— Я буду переживать, если у тебя останется шрам, — сказал он. — Я не могу даже думать о том, что я стал причиной шрама на твоем лице.
— У меня не бывает шрамов. — Девушка ухмыльнулась и заметила, как блестят его глаза. Интересно, почему он выглядит таким взволнованным. — Я крепкая.
— Ну, если ты так говоришь, — с сомнением вымолвил он, улыбаясь в ответ. Они начали собирать свои книги. Джейн взяла свои, Джеффри — свои. Они пожали друг другу руки и попрощались.
Только вернувшись в свою комнату, Джейн обнаружила, что ей не хватает одной книги — «Мифы от Средневековья к постмодернизму», зато ей достался учебник молодого человека — «История литературной критики». На книге стояло его имя: Джеффри Хэйден, Вэйланд. Его комната в общежитии находилась всего через пару улиц от нее.
Она носила книгу юноши с собой полтора дня, пока не увидела его снова, он сидел со своим другом за столом в университетской столовой.
Когда она протянула ему книгу, он достал ее собственную из портфеля. Они улыбнулись друг другу, и тут она заметила, что у Джеффри на лбу красуется такой же большой фиолетовый синяк, как и у нее.
Он предложил ей присесть, и в тот день они обедали вместе. Потом они начали вместе заниматься. Оба планировали сделать английский своим профилирующим предметом. Джейн мечтала о карьере писателя или преподавателя в высшей школе. Джеффри планировал стать профессором. С самого начала Джейн восхищалась его умом, но он всегда утверждал, что она гораздо умнее и сообразительнее. Она сидела, зачитываясь приключениями Беовульфа или Сэра Гавейна, а когда поднимала глаза, то видела, как он наблюдает за ней.