– Конечно, наличными, – сказал я, доставая бумажник.
Он выбрал нужный ключ на связке и вставил его в замок на двери будки.
– Заржавел. Океан своего не упустит. Странно, правда? Океан будет здесь еще миллиард лет, а мы уйдем. Так зачем волноваться и забивать себе голову всякой мурой?
* * *
Каяки лежали возле уборных, накрытые синим брезентом. Сторож вытащил каяк белого цвета с желтой каймой, предназначенный для одного гребца. Потом принес весло из будки. Я переоделся, пока Норрис (после того как я заплатил, он соизволил назвать свое имя) готовил лодку. Полуодетый, на холодном ветру, я дважды проверил рукава и брюки неопренового костюма на предмет ползающих тварей. А как только надел костюм, сразу же согрелся.
– Ого, – воскликнул Норрис, когда я появился в полном облачении. Он стоят на коленях возле лодки и протирал внутри какой-то грязной тряпкой. – Мистер Ллойд Бриджис собственной персоной!.. На левой брючине есть застегивающийся карман для бумажника и ключей. Остальное оставьте в машине. Кстати, хорошая у вас тачка. Если вернетесь вовремя, я не буду ее угонять. – Он засунул тряпку в задний карман шорт и похлопал по борту лодки. – Самая лучшая. Раньше пробовали грести?
– Да.
– Значит, должны знать: иногда кажется, что лодка вот-вот перевернется, хотя на самом деле это не так. Если хотите набрать скорость, держите ритм: быстрее гребете – быстрее плывете. И не выпускайте весло из рук. Оно не утонет, но его может унести течением, и тогда мне придется вас оштрафовать.
Мы подтащили каяк к кромке воды, потом он спихнул его в океан и держал, пока я забирался внутрь.
– Удачи, – сказал Норрис, отталкивая меня от берега. – Если увидите что-нибудь интересное, непременно расскажите мне.
Глава 27
Физическая нагрузка на руки пойдет мне на пользу. Побыть в одиночестве в море тоже не помешает.
Слабый влажный бриз обдувал лицо. Проплывая мимо стеклянной летающей тарелки Дэйва Делла, я набрал скорость. Здание было огромным, но, как оказалось при ближайшем рассмотрении, изрядно потрепанным: серая краска облупилась от ветра и соли. Шторы на окнах были опущены; по всем признакам в доме сейчас никто не жил.
Следующий особняк примостился на краю скалы за небрежно подстриженным кустарником. Позади дома виднелись кривые сосны. Шаткие ступеньки, спускающиеся к пляжу, раскачивались на ветру, нижняя часть лестницы была убрана.
По мере продвижения на юг бриз усиливался, пришлось изрядно потрудиться, чтобы меня не отнесло от берега. Скоро возникли и первые признаки быстрин – узкие полоски бурлящей воды на спокойной поверхности океана.
Я проплыл еще мимо трех особняков, к двум из них вели такие крутые ступеньки, что напоминали скорее приставную лестницу. Рассказ Норриса о быстро исчезающем пляже был преувеличением, и все же следы эрозии на камнях я действительно заметил. Отроги скал выходили в море, и я отплыл чуть дальше от берега, чтобы обогнуть их.
Внезапно солнце скрылось, вода потемнела. Я был в пятнадцати ярдах от линии прилива, когда из-за скал возник фуникулер Тони Дьюка.
Участок Дьюка был шире и располагался выше, чем у соседей, а линия берега была более извилистой. Склоны обрыва засадили кустами, но те из них, что прижились, напоминали серо-зеленые островки среди шрамов, начерченных эрозией на теле скал. Внизу расположился пляж овальной формы, видимый только с воды.
Пассажирская кабина была наверху, в тени коричневой металлической будки, где скорее всего находился мотор, приводящий в движение подъемный механизм. Тросы падали на пляжный песок почти вертикально, вдоль отвесной скалы. Если даже растения не смогли закрепиться там корнями, можно ли доверять металлическим болтам?
Кто-то решил, что можно. На пляже рядом с двумя светловолосыми детишками сидела женщина в шезлонге. Я был слишком далеко, чтобы угадать ее возраст. Большая соломенная шляпа закрывала лицо, а свободное белое платье скрывало фигуру. Девочка лет трех в розовом купальном костюмчике ярко-оранжевым совком наполняла песком зеленое ведерко. Голый четырехлетний мальчуган плескался в воде и собирал водоросли, выброшенные приливом.
Женщина, похоже, спала; в песке рядом с ней сверкало что-то стеклянное.
Я остановился и только слегка подгребал, чтобы оставаться на месте.
Бриз натолкнул меня на быстрину, лодка качнулась, и внутрь попало немного воды. Сразу же стало холодно; лужа, в которой стояли босые ноги, напоминала ледяную ванну. Проплыв владение Дьюка, я оглянулся: мальчуган уже потерял ко мне всякий интерес, вода доходила ему до бедер, и он весело плескался в океане.
Я проплыл мимо еще нескольких вилл, увидел парочку домов размером с целый собор, но людей больше не заметил.
Ветер крепчал, и мои ноги, погруженные в соленую воду, онемели. Я нашел спокойное место и посидел немного, уставившись в океан и размышляя, зачем я вообще сюда приперся. По каяку пронеслась тень пеликана – большой серой птицы, может быть, той самой, что я видел на пирсе. Пеликан нашел мель, поросшую водорослями, и обосновался там. Птица сидела, не обращая внимания ни на что, кроме насущной задачи поиска пропитания. Горделивой и полной достоинства осанкой пеликан смахивал на стареющего монарха с двойным подбородком.
Я поплыл дальше, борясь с поднимающимся волнением – волны становились все злее и круче. Пятьдесят минут прошло с тех пор, как я надел водолазный костюм. Самое время возвращаться.
Я не добыл историй о голых девицах, которых так ждет Норрис, и никаких доказательств для Майло. Маленькие дети на пляже – вероятно, второе поколение отпрысков Дьюка.
Развернувшись в обратную сторону, я решил ничего не говорить Майло об этом путешествии. Может, он позвонит сегодня, может, и нет. Я греб быстрее и старался держаться ближе к берегу, насколько позволяли отмели. К тому времени, как появился фуникулер, я уже покрылся потом.
Кабина фуникулера оставалась неподвижной на вершине. Однако незнакомка в белом платье встала, сняла шляпу и бежала, что-то выкрикивая. Ее золотистые волосы развевались.
Я был слишком далеко, чтобы разобрать слова, но тон был ясен: женщина в полной панике.
Маленькая девочка в розовом купальнике сидела на том же месте с оранжевым совком в руках. Мальчика нигде не было видно.
Потом я его увидел – крошечная белая точка барахталась в воде ярдах в двадцати к северу от каяка.
Мальчуган едва высовывался из воды, словно мячик для пинг-понга, такой неприметный, что я запросто принял бы его за обломок пенопласта.
Золотоволосая незнакомка вбежала в океан как раз в тот момент, когда волна накрыла мальчика с головой. Я начал грести к месту, где заметил его в последний раз. Там все еще виднелся водоворот – узкий, воронкообразный.
Мальчика не было.
Малышка поднялась на ноги и засеменила за женщиной.
Я начал отчаянно работать веслами и все равно двигался "Слишком медленно. Тогда я нырнул в ледяную воду.
Даже спокойный океан заставляет человека почувствовать себя слабым, ибо волны не заботит людская самооценка.
Я нырял, потом греб, снова нырял, снова греб, стараясь не потерять из виду то место, где мальчик ушел под воду. Волны разыгрались в полную силу, подгоняемые поднявшимся ветром.
Внезапно я его заметил – в десяти ярдах дальше, лицо в лучах солнца казалось почти белым, рук не видно. И все же он еще держался на плаву – совсем недурно для ребенка его возраста. Вопрос только в том, как долго парень сможет продержаться? Вода была ледяной, даже у меня сводило мышцы.
Я сосредоточился на том, чтобы не упускать из виду светлую голову, и беспомощно смотрел, как малыш вновь ушел под воду. Когда же он опять появился на поверхности, то был еще дальше от берега. Его относило в море, медленно и неумолимо. За моей спиной слышались крики женщины, иногда перекрываемые шумом прибоя.
Я немного сменил курс, рассчитав, куда течение несет мальчика, увеличил угол траектории нашей предполагаемой встречи и поплыл к этой точке. Мне невольно вспомнились едва не утонувшие дети, которых я осматривал в детской больнице Западного округа. В основном непоседливые маленькие мальчики. Они выжили, но пережитое наложило отпечаток на их сознание до конца дней.
Я добрался до нужного места, когда голова ребенка вновь исчезла с поверхности океана. Куда же он подевался? Быстрый взгляд назад, в сторону берега, убедил меня, что направление выбрано правильно – женщина в белом платье тоже плыла сюда. Правда, она смогла преодолеть только треть дистанции, ее широкое платье тянулось шлейфом, как парашют, и мешало движениям. Круглолицая маленькая девочка подошла к кромке воды...
Я начал кричать ей – и в этот же момент увидел голову мальчика, а потом и все тело в пятнадцати футах впереди. Его кидало на волнах, будто щепку. Руки малыша отчаянно били по поверхности – он начал терять контроль над собой.
Ринувшись через быстрину, которая поймала мальчика в ловушку, я наконец дотянулся до него и схватил за мокрые волосы, потом за тонкую кисть, а затем и за маленький худой торс, который вырывался у меня из рук. Обхватив ребенка одной рукой и стараясь держать его голову над водой, я поплыл к берегу.
* * *
Он боролся со мной – норовил пнуть по ребрам, бил в грудь, кричал в ухо. Маленькими зубами укусил меня за мочку уха, и от боли я чуть не выпустил его из рук.
Мальчишка был довольно сильным для своего возраста и, несмотря на суровое испытание, держался браво. Рыча, словно волчонок, он тщетно пытался еще раз укусить меня.
Я сжал его руки и отталкивал голову своим подбородком, одновременно продолжая двигаться к берегу. Ребенок кричал, пинался и бодался. Когда я достиг наконец мелководья, то встал и отодвинул извивающееся маленькое тельце на расстояние вытянутой руки. Он продолжал яростно вопить. Хорошие сильные легкие, симпатичный мальчуган. Лет четырех или пяти.
– Отпусти! – кричал он. – Поставь меня, ты, говнюк! Поставь меня, я сказал!
– Потерпи немного, – ответил я, пытаясь отдышаться.
Рядом со мной всхлипнула женщина.
– Бакстер! – Ее тонкие белые руки с красными ногтям вырвали у меня мальчика.
Я поискал глазами девочку. Вода доходила ей уже до колен. Женщина в белом платье обнимала одного ребенка, стоя спиной ко второму.
Я кивнул на девочку:
– Вы ее возьмете, или мне и за ней плыть?
Женщина резко обернулась. Она выглядела очень молодо и скорее всего была матерью Бакстера, потому что тот очень походил на нее. Сине-зеленые глаза проследили за моей рукой, и женщина в ужасе застыла. Белый хлопок платья намок и плотно облегал ее тело: слишком полные груди, пурпурные соски, небольшой животик с ямочкой пупка, очертания белых кружевных трусиков, сквозь которые просвечивали волосы на лобке.
– Боже! – воскликнула она, однако не двинулась с места. Она все еще прижимала мальчика к груди, а тот смеялся, пытался вырваться и бултыхал ногами в воде.
Девочке было около двух с половиной лет. Крохотная, пухленькая, рот раскрыт от удивления. Белые волосы собраны в хвостик на макушке, к животу прилип песок... Ветер окреп до такой степени, что деревья на скалах зашелестели листвой, а волны шумно ударялись о берег.
– Бакстер, – произнесла женщина дрожащим голосом, – только посмотри, что делает Сейдж. Вы, ребята, меня когда-нибудь доведете. – Все еще держа сына на руках, она двинулась к малышке, споткнулась, упала и уронила Бакстера. Тот набрал полный рот песка, от чего начал кашлять и кричать.
Я поспешил к Сейдж и услышал, как женщина сказала:
– Господи, какая же я дура!
* * *
Я подоспел к малютке в тот момент, когда она упала на спину, нахлебалась воды и расплакалась. Едва я подхватил ее, как она сразу же прекратила всхлипывать и засмеялась. Дотронулась до моей губы крохотным пальчиком. Снова захихикала и ткнула меня в глаз.
– Привет, кроха, – сказал я.
Она продолжала хихикать и тыкать пальчиком мне в лицо. Я взял ее пальчик и не выпускал из своей руки. Это ей тоже показалось смешным.
Я отнес Сейдж к светловолосой женщине. Рот Бакстера был уже очищен от песка; мальчишка криво улыбался. Потом уставился на меня и, погрозив мне кулаком, заявил:
– Рыбы нет.
– Он считает, что рыбачил, – объяснила женщина. – А вы виноваты в том, что он ничего не поймал.
– Извини, я не догадался, – сказал я Бакстеру. Тот нахмурился.
– Рыбак, тоже мне. До сих пор не могу поверить... Раньше ничего подобного он не откалывал.
– Дети все такие, – сказал я. – Всегда придумают что-нибудь новое.
– Нет рыбы, – настаивал Бакстер.
– Лыбы, – повторила за ним Сейдж.
– И у тебя есть свое мнение на этот счет, маленькая шалунишка? – Женщина наклонилась и посмотрела на обоих детей. – Глупо, очень глупо. Вы оба вели себя глупо, ясно?
Ответа не последовало. Бакстер сразу сильно заскучал, а внимание его сестры привлек песок под ногами.
Женщина продолжала:
– Вы совершенно неуправляемые. Там ведь акулы, они могли вас съесть. Акулы! – Она повернулась ко мне. – Правда ведь?
До того, как я успел ответить, она повторила:
– Акулы! Они бы съели вас!
Бакстер улыбнулся еще шире. Если не считать нескольких царапин от песка, он выглядел совершенно невредимым.
– Тебе кажется это смешным? Тебе бы понравилось? Быть съеденным акулой? Чтобы она сжевала тебя, как биг-мак? Тебе бы хотелось быть биг-маком?
– Ничего бы у нее не вышло, – заявил Бакстер, – это я бы ее съел!
Девочка засмеялась.
– Вы просто несносны! – сказала женщина. – Вы оба просто несносны!
Выпрямившись, она скрестила руки на груди, от чего ее соски стали похожи на боеголовки от торпед. У нее был немного осипший девический голос, красивая белая кожа в веснушках. Казалось, ей только исполнилось двадцать. Полные мягкие губы, изящный подбородок, длинная шея и огромные сине-зеленые глаза под выщипанными бровями. Никакой косметики, кроме экстравагантного красного лака для ногтей на руках и ногах.
– Чертова акула, – сказал Бакстер.
– Челтова акула, – повторила за ним малышка.
– О Господи, – вздохнула женщина, беря каждого ребенка за руку и качая головой. Она дышала тяжело и быстро, хотя ее грудь едва шевелилась. Слишком большая и упругая для такого стройного тела. Да, скальпель хирурга воистину способен творить чудеса.
Не думаю, что я чересчур откровенно ее разглядывал, но она внезапно поняла, что стоит практически обнаженной – мокрое платье облегало ее, словно вторая кожа. Женщина понимающе улыбнулась, провела рукой по волосам и посмотрела мне прямо в лицо. Я с трудом отвлекся от изгибов ее тела. Теперь в больших сине-зеленых глазах я заметил прожилки янтарного цвета.
Незнакомка, вновь улыбнувшись, смерила меня оценивающим взглядом. Затем отвернулась и, держа детей за руки, повела их к шезлонгу, на котором еще несколько минут назад крепко спала. Она шла медленно, покачивая бедрами.
Я следовал за ней, и она знала об этом, пусть и не подавала виду всю дорогу до шезлонга. Рядом, наполовину засыпанная песком, лежала соломенная шляпа – возле пустой бутылки из-под минеральной воды, которую я заметил из каяка. Тут я понял, что совершенно забыл о каяке, и резко обернулся.
Лодку перевернуло и прибило к берегу почти в том месте, где я вынес Бакстера-Кусателя. Я подбежал к каяку и вытащил его за пределы прибоя. Потом снова обернулся.
Незнакомка в мокром платье что-то говорила детям. Сейдж смотрела на нее, а внимание Бакстера было поглощено океаном.
Я затрусил назад.
– Пожалуйста, скажите ему, ведь там акулы, верно? – обратилась ко мне женщина, разглаживая мокрое платье.
– Чертовы акулы, – сказал Бакстер. Ему, видимо, понравилось это словосочетание. Он оскалился и заскрежетал зубами, изображая акулу, – Съем, съем, съем, съем тебя! Грррр!
Сейдж засмеялась.
– Ведь правда? – требовала от меня ответа женщина. – Большие белые акулы-убийцы, или как их там. Огромные, словно драконы. Как в фильме "Челюсти". – Она тоже заскрежетала зубами. Соски на ее груди стали похожи на вишни.
– Здесь действительно могут быть некоторые виды акул, – сообщил я детям. – Акулы и другая рыба.