— Где он припарковался?
Мартин показал на небольшую парковку в конце Эри.
— Вон там, под фонарем.
Клэр посмотрела в ту сторону; никаких камер видеонаблюдения она там не заметила.
— Хорошо. Прошу вас задержаться еще ненадолго. Сейчас к вам подойдет наш сотрудник и запишет ваши показания.
— Нам придется работать с полицейским художником, составлять фоторобот? — Сьюзен просияла. — Всю жизнь мечтала!
— А может, будет опознание? — подхватил Мартин.
— Пожалуйста, подождите, — ответила Клэр и направилась к подъехавшим коллегам.
Капитан Терри Белкин узнал ее и помахал рукой:
— Я расставил ребят на Эри и Кингсбери; а здесь что слышно?
Клэр кивнула в сторону группы родителей:
— Вон те двое, которые стоят впереди, сказали, что регулярно видят, как она бегает в парке. Вчера она забежала за те деревья, а потом долго не появлялась, а когда они пошли ее искать, ее вынес на руках какой-то тип. Скорее всего, она была без сознания. Он сказал, что она упала и ударилась головой и он везет ее в больницу. Уверял, что знаком с ней.
Белкин снял фуражку и провел рукой по редеющим светлым волосам.
— Ничего себе! Увез, можно сказать, среди бела дня! Они хоть рассмотрели его?
— Видели, как он сажает ее в белую, бежевую или, возможно, серебристую «тойоту» или «форд», — ответила Клэр. — Раз они так плохо запомнили цвет и марку машины, вряд ли смогут что-то сказать о его внешности… Нам поможет только чудо. Правда, я опросила только тех двоих, что стоят впереди. Мы должны побеседовать и с собачниками. Пошли туда кого-нибудь; проследи, чтобы никто не ускользнул.
Белкин подозвал к себе двух подчиненных, стоящих у фургона экспертно-криминалистической лаборатории.
— Торо и Гиллеспи, вы снимете показания. Торо, иди на детскую площадку, Гиллеспи, займись собачниками. Все остальные окружите…
Он повторил все, что сказала Клэр.
— Мы должны прочесать весь парк, начиная с того дальнего угла, где она встретилась с похитителем. Карлайл!
— Да, сэр? — ответил молодой сотрудник, державший в руках два стакана кофе из «Старбакса».
— Свяжись с парковой службой. Если здесь есть камеры, нам нужны записи, — велел Белкин.
— Есть, сэр!
Клэр поблагодарила Белкина и, отвернувшись, позвонила Портеру и ввела его в курс дела. Хотя узнать удалось немного, это все же лучше, чем ничего.
23
Дневник
Когда я, набравшись храбрости, затопал за отцом, он уже почти спустился. Увидев, что я ослушался, он сначала молча мотнул головой, приказывая мне вернуться на кухню, но, поняв, что я не вернусь, только тяжело вздохнул.
Когда отец спустился на нижнюю ступеньку, снова послышался стон — на этот раз громче, чем раньше. Отец остановился у подножия лестницы и пристально посмотрел в дальний угол.
— О господи! Что ты наделала?
Мама наверху уже не просто мурлыкала, а пела во весь голос; звенела посуда. По-моему, она положила себе добавки рагу. Она не ответила отцу, хотя, уверен, слышала его так же отчетливо, как я слышал ее.
Я спустился в подвал и тоже посмотрел в дальний угол: там на полу скорчился человек. Он был прикован наручниками к водосточной трубе. Изо рта у него торчала тряпка, приклеенная двумя большими кусками клейкой ленты, обматывавшими всю голову.
Я еще подумал: когда клейкую ленту отдерут, с ней выдерут и волосы — с корнями.
Мистер Картер умоляюще смотрел на нас. Его белая рубашка была разодрана в клочья, пуговицы отлетели и валялись на полу, в пыли и грязи. На его груди я увидел длинные порезы — некоторые начинались от самых плеч и тянулись до самого пупка. Один порез спускался ниже, но я старался даже не смотреть туда, даже не думать о том, как ему должно быть больно.
Его располосованные рубашка и брюки потемнели от крови. Под ним натекла целая лужа, и в подвале ощущался металлический запах. У него были подбиты оба глаза; синяки уже начали чернеть. Судя по всему, у него был сломан нос.
Отец посмотрел на него в упор:
— Не так положено обращаться с соседями. Кажется, ему здорово досталось.
Я попробовал ответить, но в горле у меня пересохло, и с моих губ слетел только слабый стон.
Мистер Картер посмотрел на нас и застонал. Говорить ему мешал кляп. Слезы бежали у него по лицу и текли под воротник рубашки.
Мама спустилась по лестнице следом за нами. Должно быть, ей надоела песенка Ричи Валенса, потому что больше она не пела. Она бросила на мистера Картера презрительный и такой гневный взгляд, что мне показалось, будто в подвале стало жарче.
— Он… этот человек, если его, конечно, можно назвать человеком, сегодня избил свою красавицу жену, а потом решил, что можно явиться сюда и угрожать мне! Он считал, что я заслужила трепки. Естественно, я так не считала и не намерена была терпеть его оскорбления! Слышал бы ты, как он орал на малышку Лайзу! Бог свидетель, она мухи не обидела в жизни, не говоря уже об этом… этом существе.
Отец задумался.
— И ты, значит, избила его и приковала наручниками к трубе?
— Нет, я его не била. Я столкнула его с лестницы, приковала к трубе, а потом начала изгонять из него бесов. Мне пришлось нелегко, и, хотя я трудилась часа три, мне удалось лишь проделать в нем вмятину. Зато нагуляла аппетит; я решила, что продолжу после того, как мы поужинаем. Кстати, пока мы тут стоим, ужин остывает.
Отец медленно кивнул. Потом подошел к мистеру Картеру и опустился рядом с ним на колени.
— Саймон, это правда? Ты избил свою жену? А потом пришел сюда, ко мне в дом, и угрожал женщине, которую я люблю? Матери этого чудесного маленького мальчика? Неужели ты так поступил, Саймон?
Мистер Картер энергично замотал головой; глаза его забегали. Он переводил взгляд с отца на маму и обратно.
Мама сделала шаг вперед. Из-за спины она достала длинный нож.
— Лжец! — пронзительно закричала она и вонзила нож ему в живот.
Мистер Картер взвыл, несмотря на кляп. Сначала его лицо побагровело, потом побледнело, и мама выдернула нож.
Из раны вытекло на удивление мало крови. Я не сводил взгляда с бледной плоти, за которой можно было различить желтый жир и темную мышечную ткань. Когда он дышал, рана то открывалась, то закрывалась, как будто тоже втягивала в себя воздух. Я подошел поближе, чтобы было лучше видно.
Мама снова замахнулась ножом.
Если бы отец захотел ее остановить, не сомневаюсь, он бы так и сделал. Но он ее не остановил, спокойно наблюдал за ней, сидя на корточках рядом с мистером Картером.
Мама вонзила нож в бедро мистеру Картеру с такой силой, что кончик звякнул, как будто прошел ногу насквозь и застрял в бетонном полу. Мистер Картер снова взвыл и снова заплакал. Мне даже стало немного смешно. Взрослые мужчины не плачут; так говорил мне отец.
Мама повернула нож в ране и выдернула его. На сей раз крови было много, очень много. Поверх прежней лужи натекла новая, а нога у него задергалась.
Я невольно улыбнулся. Мистер Картер мне не нравился. Совсем не нравился. Особенно после того, что он сделал с миссис Картер. Приятно было знать, что он получил по заслугам.
— Мама, можно? — попросил я.
Мама повернулась ко мне и наклонила голову. Потом посмотрела на отца. Тот немного подумал и кивнул:
— Лучше в левую ногу, приятель. В новое место — так лучше.
Когда мама протянула мне нож, мистер Картер забился, задергался. Он пытался расстегнуть наручники, но безуспешно. На запястьях у него проступили глубокие красные раны. Нож оказался тяжелее, чем я думал, — и еще он был липкий. Серебристое лезвие покрылось алой пленкой, которая уже подсыхала; рукоятка была в пятнах. Я вытер ее о рубашку.
Мама ахнула:
— Только не о рубашку! Пятна потом не вывести!
Отец улыбнулся:
— Ничего, пусть мальчик развлечется. А рубашку его мы сожжем вместе с вещами мистера Картера, когда покончим с ним.
— Мне нравится эта рубашка. В ней он как маленький мужчина. Мамин любимый маленький мужчина!
Мама была права: та рубашка была и моей любимой. Белая, на пуговицах, в светло-зеленую полоску. Жаль, я поздно вспомнил про тряпки — мы хранили их в другом углу подвала. К сожалению, тогда ущерб уже был причинен. Я понимал, что буду скучать по рубашке, но согласился с отцом: от нее придется избавиться. Мы никогда потом не хранили такие вещи. Никогда не знаешь, кто что увидит и когда кто-нибудь заглянет проверить, как и что.
Вытерев нож насухо, я подошел к мистеру Картеру и вонзил лезвие точно, как учил меня отец. Нос мистера Картера отлетел быстро, после всего трех ударов; правда, уши удалось отсечь еще быстрее. А глаза? Они вылезли, как спелые виноградины.
24
Портер — день первый, 13.38
Школа имени Уитни Янга оказалась приземистым трехэтажным строением из стекла и бетона на углу Уэст-Адамс-стрит и Саус-Лафлин-авеню. Она располагалась неподалеку от Иллинойского университета. Поскольку школа входила в пятерку лучших по стране, отдать в нее детей мечтали многие жители Чикаго. Среди учащихся были представители всех социальных слоев — бедные смешивались с богатыми из всех районов города; для того чтобы расслоение не чувствовалось, ученики носили школьную форму. Портер подумал, что все усилия администрации напрасны. Начать с того, что школу возвели на участке земли, освободившемся после пожара, который полыхал во время восстаний, последовавших за убийством Мартина Лютера Кинга-младшего. Разумеется, несмотря на форму, ученики делились на группы по этническим признакам, то есть делали именно то, против чего на словах выступало руководство. Латиноамериканцы тусовались в одном углу, чернокожие в другом, белые богачи, белые бедняки, готы, скейтеры… здесь были представлены те же слои и социальные группы, что и во всем городе. Итальянцы в одном квартале, китайцы в другом, богатые, бедные… Нам нравится верить, что мы одинаковые, но дайте нам шанс, и все пытаются слиться с той группой, где им удобнее. Парнишка со скейтом под мышкой показал Портеру средний палец и одними губами проговорил: «Фараон», а потом расхохотался и скрылся в коридоре с приятелями.
Школьный охранник проводил Портера и Нэша в приемную и попросил подождать. Меньше чем через минуту к ним вышел лысый коротышка; он возился со своим айпадом и оторвался от него совсем ненадолго.
— Доброе утро, джентльмены. Я директор Колби. Чем могу вам помочь?
Портер пожал директору руку и показал жетон.
— Нам нужно побеседовать с одним из ваших учеников, Тайлером Матерсом. Он сегодня в школе?
Колби испуганно посмотрел на двух секретарш, стоящих за стойкой. Те, в свою очередь, с любопытством наблюдали за директором. Три ученика сидели на стульях вдоль стены; все не сводили с них глаз.
— Давайте зайдем ко мне в кабинет. — Колби улыбнулся и пригласил их в комнатку слева. — У Тайлера неприятности? — спросил он, садясь за стол.
Нэш устроился на одном из двух стульев напротив директорского стола. Стулья оказались маленькими и низкими, сидеть на таких было неудобно. Портеру тут же показалось, будто он вернулся на много лет назад в собственное детство и его вызвали к директору для выговора. В школе он часто сидел на таких же неудобных стульях — столько раз, что и не сосчитаешь. У него даже ладони вспотели. Хотя директор Колби был ниже его ростом на целую голову, сейчас он смотрел на них свысока, так как сидел в высоком кожаном кресле. Взгляд у него сделался такой властный, что Портеру показалось: еще пять минут, и его исключат… Он отогнал неприятные воспоминания и наклонился вперед:
— Нет, что вы. Мы хотим поговорить с ним о его подружке.
Колби нахмурился:
— О подружке? Не знал, что у него есть подружка.
Нэш вывел фотографию на экран своего телефона и придвинул директору:
— Ее зовут Эмори Коннорс. Она тоже учится у вас?
Колби взял телефон и какое-то время смотрел на фотографию.
— Нет. Симпатичная девушка. — Он вернул телефон Нэшу и нажал кнопку на столе. — Мисс Колдуэл! Будьте добры, найдите Тайлера Матерса и попросите прийти ко мне в кабинет.
— Да, сэр, — ответил бесплотный женский голос.
Портер покосился на Нэша. Тому тоже было не по себе.
Он сложил руки на коленях и старался не смотреть на директора школы. Интересно, подумал Портер, сколько всего натворил его напарник, пока учился в школе? Должно быть, он тоже был завсегдатаем в кабинете директора. Колби, видимо, тоже о чем-то догадался, но ничего не сказал, а только самодовольно улыбнулся и постучал по своему айпаду.
— По нашим данным, он сейчас на уроке математики на третьем этаже. Придет через несколько минут. Хотите чего-нибудь попить?
Портер покачал головой.
— Нет, сэр, — ответил Нэш. — Нет, спасибо.
Через пять минут в дверь постучали, и в кабинет вошел подросток лет шестнадцати. Он внимательно посмотрел на двух детективов и обратился к Колби:
— Вызывали, сэр?
Колби встал.
— Проходи, Тайлер. Закрой за собой дверь. С тобой хотят поговорить представители Чикагского полицейского управления.
Тайлер вытаращил глаза. Наверное, усиленно соображал, что он такого натворил. Из-за чего его персоной заинтересовалась полиция?
Портер широко улыбнулся:
— Расслабься, сынок, ты не сделал ничего плохого. Мы пришли, чтобы спросить тебя об Эмори.
— Об Эм? — удивленно переспросил мальчик. — С ней все в порядке?
Портер повернулся к Колби:
— Вы не будете так добры и не дадите нам несколько минут поговорить с мистером Матерсом наедине?
Колби покачал головой:
— Извините, но он несовершеннолетний. Поскольку здесь нет его родителей, мне необходимо остаться.
— Что ж, ясно, — ответил Портер.
Он встал с крошечного стула и прислонился к краю стола, загораживая Колби от его ученика. Нэш последовал его примеру. Колби у них за спинами кашлянул, но ничего не сказал.
— Когда ты последний раз видел Эмори?
Тайлер переминался с ноги на ногу:
— Кажется, в субботу. Мы ходили в кино, а потом поужинали в центре. А что с ней? Вы меня пугаете.
Портер покосился на Нэша:
— Мы считаем, что ее похитили.
Тайлер побледнел:
— Но кто мог ее похитить… и почему?
— Мы считаем, что ее похитили вчера вечером в парке имени А. Монтгомери Уорда, когда она там бегала. Парк недалеко от…
— Знаю, — кивнул Тайлер. — Она все время там бегает. Сколько раз я просил ее не ходить туда одной, но она никогда меня не слушает! — Глаза у него подозрительно заблестели, и он вытер их рукавом. — Она такая красотка и бегает в коротеньких шортиках… Я внушаю ей, что это небезопасно. В городе полно психов, знаете? О господи! — Он чуть не плакал. Потом сделал глубокий вдох и подавил слезы. — Я без конца шлю ей эсэмэски, но она не отвечает! Это на нее не похоже. Обычно она отвечает через минуту, самое большее — через две. А со вчерашнего дня молчит. Я собирался сразу после школы наведаться к ней домой.
— В какой школе она учится?
— Ни в какой. То есть она учится дома. В основном занимается с репетиторами, — ответил Тайлер.
— А живет с ней кто? Гувернантка?
Тайлер кивнул:
— Мисс Барроуз.
— Как ее имя?
— Не знаю, простите. Когда я прихожу, она в основном сидит у себя. Мы с ней почти не разговариваем.
— Не знаешь, где мы можем ее найти?
Тайлер снова покачал головой:
— Как по-вашему, что с ней? Я имею в виду Эмори. Не верю, что кто-то способен на такое.
Колби у них за спинами пошевелился. Портер почти забыл о директоре.
— Я могу чем-нибудь вам помочь? — спросил Тайлер.
Портер достал из заднего кармана визитную карточку и протянул ему:
— Если что-нибудь узнаешь, позвони мне.
— Вы отследили ее телефон? Ведь вы можете это сделать, да?
— Ее телефон вне зоны действия сети со вчерашнего дня, — ответил Нэш. — Скорее всего, вышел из строя.
— Оба?!
25
Дневник
Вымывшись, с еще влажными волосами, пахнущий тальком, я вышел из своей комнаты и вернулся на кухню. У меня разгулялся аппетит, а от кастрюли с мясным рагу исходил просто восхитительный аромат. Я сел на свое место за столом и ел ложку за ложкой, напоминая себе, что надо жевать. В голове у меня вертелась песенка Ричи Валенса, которую раньше напевала мама; вскоре я заметил, что мурлычу себе под нос. Со слухом у меня все было в порядке даже в раннем возрасте.
Мама и отец были еще внизу, в подвале. Я слышал их смех, усиленный эхом. Как же они веселились! Я же утратил всякий интерес после того, как мистер Картер отключился в третий и последний раз. По-моему, у него отказало сердце. Конечно, он потерял много крови, но недостаточно для того, чтобы от этого умереть. Как правило, человек умирает, если теряет около сорока процентов общего объема крови. Мистер Картер был настоящим здоровяком; в нем, наверное, было четыре или пять литров крови. Вряд ли он потерял больше литра-полутора в общей сложности. Иногда бывает трудно сказать наверняка, но я мог примерно судить по луже на бетонном полу в подвале.
Нет, он умер не от потери крови; он умер от страха.
После того как я вырезал ему глаза (отец заметил, что в этом мне еще нужно практиковаться), мама продолжала резать. Сделает несколько небольших надрезов — а потом поглубже. Она обожала вот так играть — сначала чуть колола в плечо, просто чтобы привлечь его внимание, а потом вонзала нож глубоко в бедро и поворачивала (она любила поворачивать нож в ране). Лишившись глаз, он не знал, куда придется следующий удар и где появится следующий разрез. От напряжения его моторчик работал на повышенных оборотах. Когда мистер Картер в первый раз потерял сознание, отец сходил наверх за нашатырем. Никто не хотел, чтобы он отключился так рано. Пропадало все удовольствие. Правда, чем дальше, тем труднее нам удавалось его взбадривать. Шок часто портит дело.
В конце он глубоко вздохнул или ахнул. Он задергался, сжался — а потом обмяк на бетонном полу. По-моему, он в очередной раз обмарался, но судить наверняка было трудно — он и без того стал похож на грязную кучу. Поскольку все начала мама, я знал, что отец заставит ее убираться; такое было правило. Отец соблюдал свои правила.
Снизу снова донесся смех. Мне стало интересно, чем они там до сих пор занимались.
Я потянулся за очередной добавкой, когда услышал, что в нашу сетчатую дверь тихо постучали. Обернувшись, я увидел за сеткой миссис Картер. Оба глаза у нее были подбиты. Я сразу понял, что к утру кровоподтеки почернеют. Левая щека тоже побагровела и распухла. Левую руку она качала правой.
— Мой муж здесь? — тихо спросила она.
Я потянулся за салфеткой, промокнул губы. На самом деле мне вовсе не обязательно было вытираться, я ел аккуратно, просто надо было подумать, а салфетка выглядела прилично и уместно.
— Он не возвращался домой. Прошло уже несколько часов. — Она говорила хрипло, севшим голосом. Должно быть, до того, как прийти к нам, она долго плакала. Я еще подумал: почему она так хочет, чтобы он вернулся? Он ведь ее избил. Неужели она в самом деле готова пустить его домой, как будто ничего не произошло?
Я встал из-за стола и посмотрел на задвижку. Дверь не была заперта. Я ни в коем случае не собирался впускать ее, но это не означало, что она не могла войти по собственному желанию. Она не была для нас чужим человеком. Обычно она пару раз стучала и сразу после этого входила. Почему бы и нет? Но в тот раз она не вошла. Она стояла на крыльце, раскачиваясь вперед-назад. Стояла и смотрела на меня подбитыми глазами, которые все время закрывались и больше напоминали щелки.
— Сейчас спрошу у мамы. Подождите, пожалуйста, — сказал я «взрослым», уверенным голосом, почти небрежно. Я словно намекал: «Мне можно доверять, я здесь, чтобы помочь вам всем, чем могу, мадам!»
Она кивнула. Должно быть, кивок причинил ей боль, потому что она поморщилась.
Прежде чем спуститься в подвал, я ей улыбнулся.