— Н-нормально…
— Не тошнит?
— Н-нет…
— Хорошо. Ну, тогда… За «козла» надо отвечать, братан.
Боксер коротко и резко ударил Степана под ложечку. Тот задохнулся, рухнул на колени, хватая ртом воздух. Боксер помог ему подняться, уложил на кровать, укрыл и вышел, погасив свет.
* * *
Вячеслав Аркадьевич пребывал в крайне дурном расположении духа. Сказать по совести, его мало волновало, как посмотрят на организацию празднества родители невесты. В конце концов, не они платят. Их девчонка сама выбрала себе жениха, теперь могут не жаловаться.
Он был против этой свадьбы. Ему не нравилось, что Димина избранница из богемной среды. Папа какой-то там музыкант, лабает в провинциальном оркестре, не то в Дубне, не то еще где. Мама вела самодеятельный театральный кружок. «МХАТ для бедных», — оценил его Челнок. Дочка поступила во ВГИК, года три или четыре назад закончила, стала киноактрисой. Девочка была вполне броской и, судя по словам Димы, довольно талантливой, но… «Актерам нельзя доверять, — сказал Вячеслав Аркадьевич сыну. — Никогда не знаешь, правду они говорят или играют». Да и слишком много соблазнов вокруг. Съемки, поездки, фестивали. Но Димка внезапно проявил совершенно не свойственное ему упорство. Он стоял на своем, и в конце концов дошло до того, что Дима заявил: «Даже если ты не дашь своего согласия, мы все равно поженимся». И ведь так и поступил бы, поганец. Мало-старший по глазам это понял.
И вот теперь сидел он, смотрел на улыбающихся, смущенных молодоженов, на пьяного в дым Степана, на толпу, что гуляла за столом, а сам думал, думал, думал… Дети медленно, но верно выходили из-под его влияния. Причем с Димкой дело обстояло хуже, чем со Степкой. Тот хотя бы огрызался, и Вячеслав Аркадьевич всегда мог с достаточной долей уверенности сказать, что у старшего сына на уме. И направить на путь истинный по-родительски. А вот Димка… Всегда молчком, улыбочку вежливую наденет и смотрит в глаза. Ни дать ни взять — мальчик с плаката «Пионер — всем детям пример». Поди пойми, чего от него ждать. И ладно, если дело ограничится заскоками вроде этой свадьбы, — кто знает, может быть, жизнь у молодых и заладится, — а ну как дальше пойдет?
Закурлыкала трубка в кармане ординарца Вадима, тот достал мобильник из кармана, поговорил о чем-то, затем поднялся и прошел во главу стола, наклонился к самому уху:
— Кроха, Гость слил стукача, как добазарились.
— Чей он? — спросил негромко Мал
«БМВ» не стал заезжать на стоянку у казино. Остановился у соседнего дома. Отсюда хорошо просматривался вход. «Мазда» Курвы была припаркована на противоположной стороне улицы. В салоне сидели двое.
— Вон наши, — кивнул Пестрый.
— Вижу, — ответил Вячеслав Аркадьевич.
Передняя дверца «Мазды» открылась, и из нее выбрался один из парней Мал
* * *
Кеша в настоящий момент пребывал на седьмом небе от счастья. Он не был очень уж предусмотрительным человеком, хотя сам считал себя таковым. Вот и отдаленное казино он выбрал не случайно. Были на их территории точки и покруче, где он мог бы потратить деньги. Но объявись он в любой из них, это сразу станет известно Смольному, принявшему хозяйство почившего недавно Американца.
Дела у Кеши в последнее время складывались не слишком удачно, несмотря на то, что его подняли до смотрящего. В его задачу входило обеспечивать спокойствие и бесперебойное поступление денег с вверенного ему участка. Кеша старался. Наконец-то его заметили. При этом надо учитывать, что начинал он обычным бойцом и перспективы его были весьма туманны и неоднозначны.
Наблюдая за тем, как костяной шарик белой сливающейся дугой скользит вдоль коричнево-красного круга вращающейся рулетки, Кеша размышлял о собственном будущем. Недалек тот день, когда бывший боец будет кататься в собственной крутой иномарке, — Кеша уже присмотрел себе тачку — шикарный темно-зеленый «БМВ», выставленный в одном из автосалонов, подконтрольных бригаде, — трахать только самых дорогих шлюх и не знать недостатка в деньгах.
Все свои проблемы Кеша объяснял одной-единственной причиной: нехваткой денег. Всегда все дело в деньгах. Будет у тебя достаточно бабок — и ты в полном порядке. Нет, конечно, и при бабках тебя могут завалить, но все рано или поздно там окажутся, так хоть успеть пожить как человек.
Работать Кеша умел. Он был послушен и исполнителен, абсолютно безжалостен к чужим и должникам и верен своим. Кеша был готов подохнуть за бригаду и из кожи вон лез, чтобы бригадир это отметил.
Ему было непонятно, почему никто не оценивает его усердия. Он, Кеша, лез из шкуры, выколачивая деньги из заср…ых торгашей в порту, дрался, даже стрелял пару раз. Он собирал бабки и ни разу не скрысятничал. Не взял ни одного вшивого рубля. Ни даже копейки! Почему этого никто не желал замечать?..
Замирая от перехватывающей горло ненависти, Кеша подсчитывал чужие деньги, примеряя суммы к своей зарплате, и выходило, что ему — главному действующему лицу, фактически зарабатывающему для бригады бабки, — перепадало куда меньше десятой доли процента. У Крохи или у Божи пацаны уже через год катались на иномарках, не самых шикарных, но все-таки… А он до сих пор ездил на подержанной, скрипящей «трехе».
Когда Кеша однажды выложил свои соображения напарнику, тот только выразительно постучал согнутым пальцем по лбу и буркнул:
— Ройся в своем кармане, му…ло. Иначе похоронят тебя однажды в чужой могиле. У «папы» свои бабки, у нас — свои. Ты сам такую жизнь выбрал.
— Жизнь? — вскинулся тогда Кеша. — Да какая это жизнь, на хрен? Нас каждый день могут кинуть на зону, завалить, хрен знает что еще… Вот у Американца — жизнь, а у нас…
— Ну и что? — пожал плечами тот. — Знал ведь, за что брался.
А через день к нему подошел бригадир и сказал негромко и веско:
— Много трещишь, корефан. Придержи язык.
В бригаде все стучали друг на друга. Братство, дружба, взаимовыручка — г…вно. Каждый сам за себя и лезет вверх, как может. Парня, с которым Кеша так опрометчиво поделился своими размышлениями, резко подняли до смотрящего, а он, Кеша, остался внизу.
Тогда-то и появилась на его горизонте Лялька Стрекоза. Реальная девка. Бывшая гимнастка, поломавшаяся на каких-то соревнованиях и потому шустро вышедшая в тираж. Кеша снял ее у авторынка. Как-то само собой получилось, что Стрекоза прилипла к Кеше всерьез и надолго. И, странное дело, тому вдруг стало гораздо легче. В его жизни появился человек, с которым можно было поговорить. Просто поговорить, по-человечески, не опасаясь, что завтра бригадир заявит про язык. И в постели Лялька была богиней. Лялька стала для Кеши всем. Она поддерживала его, выслушивала возмущенные тирады и сочувствовала, утешала и успокаивала, а потом любила с такой неистовостью, которая встречается только у влюбленных женщин и кошек. Кеша был без ума от нее. Он тратил на Стрекозу все свои заработки. Даже перестал посылать деньги домой. Лялька тянула из него бабки, как помповый насос, пользовала Кешу, как личную сберкнижку. Он здорово влез в долги и имел неприятный разговор с бригадиром о том, что нужно вести себя скромнее, по средствам. Кстати, откуда деньги? Кеша путано объяснял насчет того, что, мол, ему присылают из дома. Родственники там крутые, туда-сюда, дело свое у них…