— Так и есть. — Дарвин поднял фонарь, прослеживая шнуры, уходившие куда-то в потолок. — Мы стоим ровно под пьедесталом. Если бы Сердце Ахурамазды сейчас находилось там, оно было бы как раз у нас над головами.
— Но где же страж? — полюбопытствовала Мэри. — Разве вы не ожидали увидеть здесь Шарани?
— Надеялся, да, — но не ожидал.
Дарвин повел своих спутников дальше по краю каменистого обрывчика, осторожно пробираясь средь темных и грязных сточных труб. Сверху, с гниющих деревянных балок и затянутых плесенью кирпичных арок, на головы искателям приключений мерно капала вода. Снизу неумолчно рокотал разбухший от дождей поток.
— Ага! — Опередив товарищей на десяток шагов, Дарвин вдруг остановился. — Что-то новенькое. Джозеф, поднесите сюда второй фонарь, давайте рассмотрим поближе.
Он стоял над неприкаянно валявшейся на камнях грудой одежды, яркие алые и пурпурные краски которой в свете фонаря смотрелись гораздо тусклее. Чуть дальше река разветвлялась на три узких рукава.
Дарвин поднял сверкающую мантию и тюрбан.
— Служитель Ахурамазды. Исчез, растаял в воздухе на этом самом месте — совсем как предполагал полковник Поул.
Не успел доктор докончить фразы, как по туннелю, раздувая складки ткани у него в руке, пронесся порыв холодного воздуха.
Поул фыркнул и попятился.
— Развоплотился. Выходит, следовать за ним дальше нам, обычным людям, уже не под силу?
— Нам не под силу, — с готовностью согласился Дарвин. — Однако это не значит, что за ним вообще никто последовать не сумеет. Друзья, Дариуш Шарани совершил очень серьезную ошибку. Ему следовало бы бросить одежду в реку, а не оставлять здесь. Не трогайте ее. — Он повернулся к Фолкнеру. — Джозеф, нам нужна помощь. Можете раздобыть мне пару ищеек?
— В этот час? Вы слишком многого от меня хотите. — Однако голос у пожилого джентльмена звучал предовольно. Фолкнер повернулся к Кроссу. — Ричард, знаете дом Тома Триддлера, прямо за зданием таможни? Не могли бы вы сбегать туда и попросить у него парочку самых лучших поисковых псов? Скажите, это для меня. Только стучите посильнее, он почти совсем глухой. Но вы, главное, не сдавайтесь. Он выйдет.
Кросс замялся, наклонив голову и словно бы собираясь что-то сказать. Рот у него беззвучно открывался и закрывался. Потом молодой человек кивнул и, так ничего и не сказав, исчез в темноте.
— Ума не приложу, что сегодня творится с Ричардом, — заметил Фолкнер. — Весьма странно себя ведет: то жмется, то мнется, то дергается — можно подумать, влюбился.
— Ну, это уж точно, — улыбнулся Дарвин. — Во Флоренс Траструм. Разве не очевидно? Ваш друг смотрит на нее с безнадежной страстью смертного, очарованного богиней. Просто-таки диву даюсь, как вы, с вашим-то интересом ко всему такому, давным-давно этого не заметили.
Медленно вернувшись к тому месту, где они спустились, доктор присел на сырой камень и невозмутимо, точно и не покидал теплой гостиной Фолкнера, начал изучать кучу шестеренок, колесиков, проволочек и поворотных блоков, что находилась прямо под пьедесталом выставочного зала.
— Все сломано, — произнес он через несколько минут, разглядывая россыпь деталек на ладони. — Причем совершенно сознательно и так, что ничего уже не восстановишь. Сдается мне, несколько элементов отсюда вообще убрали. Теперь без пояснений создателя этого механизма о сути и назначении его уже не догадаешься.
— Да забудьте вы это старое барахло! — Джейкоб Поул угрюмо бродил вокруг, снова и снова останавливаясь, чтобы бросить взгляд на черную воду. — Я пришел сюда ради азарта, погони за сокровищем, а вовсе не для того, чтобы зябнуть в вонючей и мокрой сточной трубе. Неужели вы и впрямь рассчитываете, что собаки смогут взять след здесь, в холоде и темноте? Им же нужен свет и свежий воздух.
— Ничего подобного, Джейкоб. Это все вздор, бабьи выдумки. — Дарвин с усилием поднялся на ноги. — Хороший поисковый пес пойдет по следу и днем, и ночью, под землей или на поверхности. Уж коли мы сегодня выискиваем всякие тайны, то загадки большей, чем собачий нос, не придумать. Он различает запахи так тонко, что нам и вообразить-то трудно. Интересно, сколько веков пройдет, прежде чем человечество изобретет машину, способную сравняться с собачьим носом по четкости и чуткости восприятия?
— Гм-гм, — фыркнул Поул. — Ладно, скоро сами увидим. Но мне всегда говорили, что если завести ищейку в темное душное место…
Его прервали голоса и стук шагов откуда-то сверху.
— А вот и они, — сказал Дарвин. — И через минуту мы, надо полагать, станем очевидцами одного из чудес природы.
Первым по лестнице спустился Ричард Кросс. На руках он держал скорбного вида собаку, щеки и уши которой болтались где-то под нижней челюстью. За ним шел встрепанный человек со второй ищейкой.
— Час для работы уж поздний, Том Триддлер, — жизнерадостно окликнул его Фолкнер, потирая руки. — Ну да не беда, я позабочусь, чтобы вас как следует наградили. Хорошие ищейки?
— Лучшие, что у меня есть, сэр. — Триддлер опустил собаку на землю и стянул шляпу, обнажив абсолютно лысую голову, но тут же торопливо нахлобучил шляпу снова. — А тут студено.
— Собакам это не помешает?
— Нет, сэр. Им ничего не мешает. Ни холод, ни темнота, ни что другое.
Дарвин кивнул Поулу.
— Вот, Джейкоб. Сами увидите, ваши страхи беспочвенны. — Он повернулся к Тому Триддлеру. — Мы готовы начать?
— Я готов, собаки тоже. — Триддлер огляделся вокруг. — Ну и дыра! Не хотелось бы здесь засиживаться. У вас есть что-нибудь для собак, чтобы след взяли? Старый носок или еще что-нибудь этакое.
— Идите сюда. — Дарвин вернулся к сброшенной одежде. — Отсюда любое пойдет.
— Ага. Чудесненько. — Триддлер подвел обеих собак к куче вещей. Ищейки принюхались и яростно завиляли хвостами. Люди, затаив дыхание, столпились вокруг. — Ага, взяли запах — сейчас двинемся. Давай же, Пузырь, давай. И ты, Билли, пошевеливайся.
Он крепко сжимал поводки. Псы все принюхивались и посапывали.
— Ну же, вперед, вперед, — поторопил их хозяин. — Мы ждем. Что нам, так и торчать тут всю ночь?
В ответ на понукание собаки перестали принюхиваться и дружно распластались на пузе, радостно виляя хвостами. Когда же Том Триддлер прикрикнул на них еще раз, обе даже хвостами вилять прекратили и горестно воззрились на него, раскинув щеки и уши по холодному камню.
Предприняв еще несколько попыток расшевелить их, Триддлер покачал головой.
— В жизни ничего подобного не видывал, мистер Фолкнер. Лежат себе и не с места. Похоже, подземелье им не по нраву.
— А я что вам говорил? — Поул с видом собственного превосходства кивнул Дарвину и зашагал к лестнице. — Собачки-то, по-моему, правы. Здесь чертовски холодно, да и воняет. Как вы сами, Эразм, сказали, собаки обладают способностями, коих мы лишены. Они знают, что мы здесь ничего не найдем. Лично я готов вернуться домой.
— Способностями, кои мы утратили, — пробормотал Дарвин, однако тону его не хватало обычной уверенности. Вид у доктора был столь же безутешный, как и у ищеек. — Может, вы и правы, Джейкоб. Здесь мы сегодня уже ничего не добьемся.
Он захромал вслед за Поулом к лестнице — такой убитый и несчастный, что Фолкнер окликнул его:
— Да полно вам, Эразм. Завтра настанет новый день.
— Еще как настанет, — брюзгливо бросил Дарвин через плечо. — И можно будет снова выставить себя круглым болваном.
— Увы, — негромко промолвил Фолкнер Мэри Роулингс. — Это не наш доктор Дарвин, ведущий врач Европы и основатель Общества Луны. В нем говорит подагра. Пойдемте, дорогая, выберемся поскорей отсюда. Ночью можно придумать занятие и получше, чем бродить по сточным канавам. А завтра вы увидите нового Эразма.
Однако утро застало город парализованным. За ночь дождь перешел в снег, грянул мороз. Любой кусочек ровной поверхности от Тауэра до Вестминстера затянуло смертоносным покровом. Лишь немногие особо храбрые (или попросту глупые) торговцы рискнули вывести повозки на улицу, да и то, увидев, как скользят и разъезжаются копыта лошадей на предательском льду, сдались и повернули назад, не проехав и сотни ярдов.
Дарвин сидел в гостиной у Фолкнера. Их с полковником Поулом уговорили остаться на ночь, но сейчас доктора распирало от нетерпения. За завтраком его вдруг осенило. Все-таки существовал, существовал способ выследить Дариуша Шарани, и способ верный — если бы только Дарвин мог применить его на деле. Но вес и подагра словно сговорились против доктора!
В конце концов он отправился в комнату Флоренс Траструм на первом этаже и спросил девушку, не передаст ли она письмо Джеми Мерчисону. Горничная закуталась в шерстяную шаль, надела толстенное пальто и уродливые башмаки и отважно бросила вызов белой пустыне. Дарвин сидел у окна, считал чаек, примостившихся на покатой крыше, и гадал, что за инстинкт заставляет их улетать далеко в глубь побережья, едва северо-восточный ветер принесет зимние бури.
Примерно через полчаса вернулась запыхавшаяся Флоренс.
— Джеми займется этим сегодня же, — сказала она.
— Вы взволнованы. — Дарвин взял ее за руку. — Что случилось?
— Да… ничего. — Девушка устремила на него прямой взгляд ярко-синих глаз. — Ох, почему бы и нет? Вам я скажу. Джеми… сделал мне предложение.
— Вот оно что. А вы ответили?
— Сказала, что не знаю. Думаю, соглашусь.
Она ушла, оставив за собой запах теплой мокрой шерсти. Дарвин кивнул сам себе и продолжал наблюдать за чайками.
Мерчисон появился после полудня. Джозеф Фолкнер, Джейкоб Поул, Флоренс Траструм и сам Дарвин сидели в столовой за ленчем, состоявшим из холодной свинины, яблочного пюре, фарша с луком и шалфеем и горячей вареной моркови. Доктор оставил лакею четкие указания, так что молодого человека сразу же провели в комнату. Он даже снег с обуви стряхнуть не успел и нерешительно маячил на пороге.
— Достали? — жадно спросил Дарвин с набитым ртом.
— Достал. Как только я получил ваше письмо, сразу же отправился к торговцам.
— И узнали адрес?
— Узнал.
— Так какой же?
Мерчисон покосился на Джейкоба Фолкнера, нервно сглотнул и выдавил:
— Мне сообщили адрес, по которому доставляли ровно перечисленные вами товары. Но их доставляли сюда! В этот самый дом!
— Что?!
Дарвин уставился на Фолкнера. Тот лишь помотал головой.
— На меня можете не смотреть, Эразм. Я понятия не имею, о чем вы вообще говорите.
— В этот самый дом. — Дарвин осел в кресло и с минуту ошалело таращился невидящим взглядом в тарелку, а потом вдруг прикрыл глаза и глубоко вздохнул. — Вот оно что. Да, теперь-то я наконец вижу всю картину целиком. — Он поднялся. — Пойдемте. Пойдемте все.
Четверо остальных повлеклись следом. Дарвин повел их на заднюю половину дома. Перед закрытой дверью он на миг остановился, постучал и, не дожидаясь ответа, вошел.
— Это же комната Ричарда! — запротестовала Флоренс.
— Да. Мистер Ричард, на счастье, в настоящий момент in absentia. [16] Итак, посмотрим-посмотрим — и что мы увидим?
Дарвин уже стоял у письменного стола перед окном, хладнокровно выдвигая один за другим ящики и разглядывая их содержимое.
— Эразм, это уже немножечко чересчур, — шагнул к нему Фолкнер. — Ричард из старинной соммерсетской семьи, которую я глубоко уважаю, здесь живет в качестве гостя. И наблюдать, как в его комнате так бесцеремонно хозяйничают, а его личные вещи подвергаются столь…
Он умолк. Запустив руку в левый ящик секретера, Дарвин извлек оттуда большой сверкающий камень.
— Сердце Ахурамазды. — Доктор поднес рубин к лицу, ловя гранями свет из окна. — Хм. Джейкоб, что скажете? Это больше по вашей части, чем по моей.
Поул взял рубин и через две секунды с возмущенным фырканьем вернул его.
— Что за досада, после такой-то погони. Никакой это не бесценный рубин. И вообще не рубин. Всего-навсего стекляшка. Признаю, самого высокого качества и очень искусно огранена. Я бы не пожалел за нее шиллинга.
Дарвин вновь запустил руку в ящик.
— А вот и частица самого Стража. Борода. — В руке доктора болталась копна спутанных черных волос. — Что же до прочего, что осталось от Дариуша Шарани…
Он поглядел куда-то за спины Фолкнера и остальных зрителей.
— Входите, сэр, и предъявите права на вашу собственность. Мое поведение, несомненно, требует объяснений.
В дверях, белый как мел, стоял Ричард Кросс. Лицо его могло поспорить цветом с заносами снега на плечах черного пальто. По знаку Дарвина он вошел в комнату и тут же осел на узкую скамью перед окном.
Доктор несколько мгновений пристально глядел на молодого человека.
— Когда вы последний раз ели и пили? Кросс покачал головой.
— Вчера вечером? Сегодня утром? Простите, сэр, точно не помню.
— Это недопустимо. — Дарвин шагнул к Кроссу и жестом велел Джейкобу Поулу поддержать того с другой стороны. — Сейчас мы отправимся в столовую, сэр, и вы поедите. Я начну излагать гипотезы, а вы меня поправите, если сочтете нужным. Пока же молчите — ответы мне не нужны, да я на них и не рассчитываю. Затем, если уж так надо, вы все расскажете, однако первым делом должны поесть. Помните естественный закон мира, мистер Кросс. Ешь — или будешь съеден.
Ну и странно же смотрелась эта небольшая процессия! Джозеф Франклин и Флоренс Траструм шли впереди, причем хозяин дома то и дело оборачивался через плечо. Следом Дарвин с Поулом вели между собой Ричарда Кросса. Молодой человек брел точно зомби, не сопротивляясь, но и не выражая никакого желания идти. Замыкал шествие Джеми Мерчисон. На его простоватой физиономии застыла удивленная гримаса.
У двери в столовую Кросс наконец поднял голову и поглядел прямо в лицо Дарвину.
— Откуда вы знаете? Как вы могли узнать?
— Я знаю всего лишь часть. Многое домыслил. А во всем, что касается некого центрального звена, я настолько невежествен, что даже не представляю, о чем вас и спросить. — Дарвин направил Кросса к столу и кивнул Флоренс. Девушка положила на тарелку жареной свинины с морковью и плеснула в стакан пива с бренди. Доктор продолжал: — Зато я знаю, с чего начать. С искреннего заверения: мне не известно ни одного закона, который бы вы нарушили. Вы, Ричард Кросс, столь же невиновны, как и я или сидящий рядом с вами полковник.
Громкое хмыканье со стороны Джейкоба Поула дало понять — это не ахти какая гарантия. Но Дарвин не смутился.
— В правовом смысле вы совершенно безвинны. В моральном же плане, мистер Кросс, все куда как запутаннее. Вы пытались прислать помощь умирающему в тот миг, когда многие бы думали лишь о собственной шкуре. Это похвально. Но вы пали жертвой одной общечеловеческой слабости — той, коей слишком часто подвластен любой из нас. Мы стремимся доказать всему миру, какие мы умные и необыкновенные.
Кросс склонил голову в знак согласия, бросил еще один несчастный взгляд на Дарвина и, взяв вилку, наконец начал есть.
— Я и сам виновен в подобной слабости не меньше кого другого, — произнес Дарвин. — Как вы думаете, с чего начались собственные мои размышления по этому делу? С такой эгоистичной мысли, что дальше и ехать некуда. Я спросил себя — а кто вообще знал, что я, Эразм Дарвин, вчера находился в таверне «Голова вепря»? Ибо только тот мог вызвать меня на помощь в выставочный зал.
Флоренс Траструм, проявив безошибочное чутье, поставила перед доктором еще одну полную тарелку. Он принялся рассеянно подцеплять куски прямо пальцами, ни на мгновение не сводя глаз с лица Ричарда Кросса.
— Давайте же определим эту небольшую группку людей. Джозеф Фолкнер и Джейкоб Поул, разумеется, знали, где я, поскольку и сами были со мной. Мэри Роулингс тоже скорее всего знала. Джеми Мерчисон знал, но, поскольку он, как и полковник Поул, сидел со мной, когда прибежал посыльный, его из списка кандидатов можно вычеркнуть. Кто еще? Наверняка еще несколько человек — с одним непременным условием: из числа лиц, близких Джейкобу Поулу или Джозефу Фолкнеру. Только они могли знать, что днем мы встречаемся в «Голове вепря». Итак, круг возможных подозреваемых ограничен. Но далее одна лишь логика никуда не вела — я не мог указать на конкретного человека, будь то мужчина или женщина. Требовались дополнительные данные. Я надеялся обрести их, когда мы вчера вечером вернулись на выставку. И сперва мне казалось, я их обрел — наткнувшись на одежду Дариуша Шарани. Она могла вывести нас на него! Однако ищейки оказались бесполезны. Я вернулся сюда, в этот дом, — но только что на стену не лез от досады. — Дарвин погрозил пальцем Поулу. — Вы, Джейкоб, сумели-таки заронить в мою душу сомнение, предположив, будто поисковые псы беспомощны ночью и под землей.