Пока Паньгу рос, росла и его волшебная сила. Когда он только вышел из яйца, он был прекрасным псом, покрытым шерстью-парчой с ослепительно блестящими узорами. Лишь много тысячелетий спустя, уже после того, как на свете появились звери и люди, Паньгу принял образ человека, но его голова навсегда осталась собачьей.
Когда небо и земля окончательно разделились, Паньгу стало скучно одному, и он своей волшебной силой создал животных, птиц, рыб и насекомых. На свою беду, утомленный тяжелой работой Паньгу колдовал не очень внимательно, и, помимо его воли, на его теле завелись вши. Это и были люди. Люди—вши очень докучали первопредку. Не выдержав страданий, он умер.
Предсмертный вздох, вырвавшийся из уст Паньгу, сделался ветром и облаками, его голос стал громом, левый глаз – солнцем, правый – луной, туловище с руками и ногами – четырьмя сторонами света и пятью знаменитыми горами. Кровь Паньгу обратилась в реки, жилы стали дорогами, плоть – почвой, волосы – звездами на небосклоне, кожа – деревьями и травами, кости и мозг – металлами и камнями. Даже пот, выступивший на теле первопредка, казалось бы, совершенно бесполезный, превратился в капли дождя и росу. Но и на смертном одре Паньгу сделал все для того, чтобы возникший с его помощью мир стал богатым и прекрасным.
Незадолго до смерти Паньгу созвал всех животных и птиц, рыб и насекомых и обратился к ним с речью.
– Любимые дети мои! Вы доставили мне много радости, и я тоже старался заботиться о вас. К сожалению, создавая вас, я совершил ужасную ошибку: случайно я сотворил паразитов, разрушающих мое тело – людей. Пока еще люди слабы и относительно безвредны, но пройдет время, и они наберут силу. Они захватят ваши леса и луга, отравят океаны и воздух. Уничтожая себе подобных, они превратят землю в бесплодную ядовитую пустыню.
Сотни и тысячи видов животных и птиц, рыб и насекомых исчезнут с лица земли, чтобы никогда не появиться вновь. Не в моих силах спасти вас, истребив людской род – по высшему закону творец не имеет права уничтожить свое творение, даже если оно ему не удалось. Но кое—что я все-таки смогу для вас сделать.
Я создам для вас особый мир, который будет доступен только животным. Ни один человек ни при каких условиях не сможет переступить его границ, нарушить его гармонию и покой. Этот мир будет находиться на Земле и в то же время вне ее. Вы найдете там поросшие лесом горы и прохладные реки, моря и океаны, пустыни и степи. Любые животные и птицы, рыбы и насекомые смогут жить там так, как они захотят. Этот мир вы будете называть Звериным Раем. Там вы сможете процветать и благоденствовать даже тогда, когда люди не оставят на земле ни клочка дикой природы.
Людям я тоже сделаю подарок. Хоть я и допустил ошибку, создавая их, в некоторых из них доброе начало преобладает над стремлением к разрушению. Я сотворю для людей чудесную горную долину с горячими источниками и буйной растительностью на границе между Землей и Звериным Раем. Эта долина тоже будет на Земле и в то же время вне ее. Попасть туда смогут лишь люди, чистые духом, живущие в гармонии с собой и окружающим миром, те, кому чуждо присущее большинству людей мироощущение паразитов.
Как обещал, Паньгу создал Звериный Рай и научил всех животных и птиц, рыб и насекомых, как попадать в него и как возвращаться оттуда на Землю.
После смерти Паньгу многие животные ушли в Звериный Рай, но еще больше осталось на Земле. Люди тогда не представляли особой опасности, а на Земле в те давние времена было ничуть не хуже, чем в Зверином Раю.
Шли годы. Менялись поколения зверей. Животные забыли, как попадать в Звериный Рай, а рассказы о нем стали считать просто красивой легендой. Те же, кто навсегда поселился в Зверином Раю, избегали наведываться на Землю: им больно было видеть, как люди изуродовали прекрасную дикую природу.
Рассказ Юнь-Чжоу о Зверином Рае поразил Вивекасвати.
– Неужели это правда? – воскликнул он. – И много на Земле зверей, пришедших из Звериного Рая?
Бамбуковый медведь отрицательно покачал головой.
– Не много, – сказал он. – Как правило, обитатели Звериного Рая предпочитают не покидать его пределы. Лишь некоторые оригиналы вроде меня совершают путешествия на Землю. В Зверином Раю даже существует клуб таких путешественников. Время от времени члены клуба собираются вместе и рассказывают друг другу о том, что им удалось узнать на Земле. У каждого из нас есть свое хобби. Я, например, собираю древние легенды и предания.
– А земные животные могут попасть в Звериный Рай, если захотят? – спросил Вивекасвати.
– Могут, но только в том случае, если они знают, как это сделать, – ответил Юнь Чжоу. – Земные животные не помнят о Зверином Рае, а мы не рассказываем им о нем. Сумасшествие людей понемногу начало передаваться животным, и многие из них потеряли свою первоначальную чистую природу. В Звериный Рай мы позволяем вступить только тем, кто точно не принесет вреда окружающему нас прекрасному миру.
Клык Мудрости прервал свой рассказ и некоторое время молчал, словно размышляя над чем—то.
– Звериный Рай – это единственное место, где вы сможете открыть свое детективное агентство, – подытожил он. – Только там люди не сумеют вам помешать.
Все услышанное настолько потрясло троицу будущих детективов, что они временно лишились дара речи.
Первой пришла в себя Гел-Мэлси.
– Извините за некоторый скептицизм, но вы уверены, что мир был создан именно так, как вы утверждаете? – обратилась она к Клыку Мудрости. – Я имею в виду Паньгу и все такое прочее. В детективе «Петля на ноге» была выдвинута совершенно иная версия возникновения солнечной системы.
– Возможно, все было так, возможно, иначе, – рассудительно заметил Клык Мудрости. – Легенда может говорить одно, ученые – другое. В конечном счете, важно не это. Главное – это точно знать, что Звериный Рай существует. Если раньше у меня и были какие—то сомнения по этому поводу, то теперь я полностью уверен в его реальности. Несколько часов назад я находился там вместе с Вивекасвати. Именно по этой причине я опоздал на встречу с вами.
– Вы были в Зверином Раю!!!
Восторженно взвыв, детективы бросились к Клыку Мудрости, умоляя его рассказать все подробно.
Пожилая крыса с трудом вырвалась из объятий обезумевшего от радости барсука, вывернулась из—под лапы едва не наступившей на нее Дэзи, проскочила под брюхом Гел-Мэлси и с необычной для ее возраста резвостью взлетела на кучу мусора.
– Сидеть, – яростно рявкнул с возвышения Клык Мудрости. – Сидеть и не шевелиться!
Дрессированные собаки немедленно выполнили команду. Барсук тоже послушно уселся рядом с ним.
– Вы что, убить меня решили?
Крыса с охами и стенаниями обследовала свою изрядно помятую шкуру, а затем окинула притихших друзей мрачным взглядом.
– П-простите, – виновато пробормотала Гел-Мэлси. – Это мы от избытка чувств.
Убедившись, что все кости целы, Клык Мудрости спустился вниз и вновь уселся на консервную банку.
– Значит, так, – процедил он сквозь зубы. – Я прожил не один десяток лет, борясь с котами, ужами и крысоловками, не для того, чтобы погибнуть в объятиях бестолковых терьеров. Лишь для того, чтобы помочь вам, я вернулся из Звериного Рая на эту помойку – и какова благодарность? Меня чуть не убили! Да после этого я и разговаривать с вами не желаю.
В сердцах ударив лапой по банке, возмущенная крыса повернулась спиной к троице детективов.
Псы издали горестный вой и упали на брюхо. Барсук закрыл морду лапами и в отчаянии забормотал какие-то путанные извинения.
Клык Мудрости взглянул через плечо на испуганных скулящих зверей и, исполненный чувства собственного достоинства, повернулся к ним.
– Надеюсь, что это послужит вам уроком, и впредь вы не станете набрасываться на меня, как голодные пираньи на плывущую водосвинку, – произнес он. – Я расскажу вам все, что требуется, но при условии, что вы больше не двинетесь с места.
Отчаянно виляя хвостами и радостно кивая головами, детективы пообещали крысе, что даже на сантиметр не приблизятся к ней.
Клык Мудрости откашлялся и продолжил свою историю.
– Вернемся к тому полнолунию, когда я познакомился с Вивекасвати. Бандикота еще долго рассказывала мне о своих приключениях и объясняла значения столь любимых ею непонятных и труднопроизносимых слов. Около года каждое полнолуние я навешал Вивекасвати и беседовал с ним. Иногда я заходил проведать его и в обычный день. В таких случаях я садился рядом с неподвижной бандикотой, копируя ее позу и тоже пытался медитировать, но у меня почти сразу затекали лапы и начинала болеть спина, так что долго я не выдерживал.
В одно из полнолуний Вивекасвати сообщил мне, что решил уйти из зоопарка и отправиться обратно в Гималаи.
– Зачем? – удивился я. – Здесь тебя прекрасно кормят, вовремя меняют опилки, и никто не мешает тебе стоять столбом. Разве в Гималаях тебе будет лучше?
Вивекасвати вздохнул.
– Я делаю то, что должен сделать, – сказал он. – Мне действительно жаль покидать эту теплую удобную клетку, но, оставаясь здесь, я не достигну того, к чему стремлюсь. Я должен отправиться в Гималаи и найти там Учителя, потому что сам я никак не могу остановить блуждания беспокойного ума.
Я очень удивился.
– Ты остаешься неподвижным целый месяц, так, что у тебя даже шерстинка не дрогнет. О каких блужданиях ума тут можно говорить?
Вивекасвати снова вздохнул, еще глубже и тяжелее. Он выглядел опечаленным.
– Неподвижно только мое тело, – грустно произнес он. – С умом все обстоит в точности наоборот. Ты даже представить не можешь, какие штучки способен выкинуть блуждающий ум.
Понизив голос до шепота, он доверительно сообщил:
– Я страдаю галлюцинациями.
Я был ужасно заинтригован, ведь сам я еще ни разу не видел галлюцинаций.
– Как это бывает? Ты можешь рассказать? – попросил я.
Вивекасвати поежился.
– Каждый раз, когда я замираю и превращаюсь в неподвижный столбик, я вижу одну и ту же картину, – сказал он. – Это похоже на повторяющийся раз за разом ночной кошмар. Мне представляется, что я работаю секретарем у Пилиндаватсы – ученика Будды, осуществившего архатство посредством медитации над телом. Я знаю, что на эту работу я устроился с единственной целью – выведать тайну просветления и бессмертия. Пока Пилиндаватса медитирует над телом и развлекается мелким волшебством, я занимаюсь сортировкой почты и отвечаю многочисленным поклонникам просветленного.
Большинство писем приходит от экзальтированных дам, вымаливающих автограф знаменитого ученика Будды. Им я посылаю отпечаток своей лапы с подписью, что поскольку все находится во всем, что вверху, то и внизу, и т. д., то и отпечаток лапы бенгальской бандикоты ничуть не хуже подписи архата.
Бывают письма гораздо более забавные. Их присылают шизофреники, параноики, тронувшиеся умом экстрасенсы и прочие обладатели помутненного рассудка. Эти письма отличаются особой оригинальностью, и читать их гораздо интереснее, чем излияния экзальтированных девиц.
Я, как всегда, разбирал почту и неожиданно среди писем и открыток обнаружил небольшую посылку, от которой исходил одуряющий аромат спелого ананаса и таинственно мерцающий фиолетовый свет.
Заинтригованный, я взял посылку в руки и начал искать адрес отправителя. На одной из ее сторон я обнаружил надпись, сделанную крупным каллиграфическим почерком:
Любой нормальный секретарь немедленно отнес бы подобную посылку хозяину, но только не я. Даже не знаю, что заворожило меня сильнее – аромат ананасов, от которого мой рот наполнился слюной, или упоминание о находящемся в посылке ключе к беспредельному могуществу.
Недолго думая, я достал нож, лежащий в ящике письменного стола, и поспешно вскрыл посылку. Внутри, обернутый несколькими слоями папиросной бумаги, находился ананас. Огромный, золотистый, почти прозрачный от спелости. Если бы не странный фиолетовый свет, исходящий от ананаса, я бы не удержался и немедленно вонзил в него зубы.
Немного подумав, я пришел к заключению, что если в посылке ничего, кроме ананаса нет, именно ананас является ключом к беспредельному могуществу. Наверняка этим и объясняется исходящее от него загадочное фиолетовое свечение. Означает ли это, что, съев ананас, я стану всемогущим? Скорее всего, так и будет. В любом случае, имеет смысл рискнуть.
Как хорошо воспитанная крыса, я достал из письменного стола нож и вилку для фруктов и прикрыл колени накрахмаленной салфеткой.
Не успел я проглотить накопившуюся слюну и провести по кожуре ананаса первый хирургический разрез, как что-то холодное и металлическое жестко уткнулось мне в затылок.
– Лапы на стол. Не двигаться, – скомандовал хриплый голос неприятного тембра. – У меня в руках люгер сорок пятого калибра. Без глупостей.
Делать глупости мне совершенно расхотелось. Рука в черной перчатке, протянувшись из-за моей спины, схватила ананас с небесным могуществом, а в следующий момент люгер сорок пятого калибра обрушился на мою бедную голову, и я погрузился во тьму.
Очнулся я от того, что Пилиндаватса тряс меня изо всех сил с обычно несвойственной для архата яростью.
– О, Чинтамани, Чинтамани! – горестно восклицал он время от времени.
Заметив, что я открыл глаза, Пилиндаватса швырнул меня на груду лежащих на столе писем и громовым голосом спросил, куда я дел ананас из посылки.
Выхода не было, и я рассказал обо всем.
– Клянусь Буддой, это был посланец Авичи-ада! – горестно простонал просветленный, обводя комнату безумным взором. – Распечатав посылку, ты лишил ее защиты, и демоны смогли наложить на нее свои грязные лапы. Как ты осмелился вскрыть предназначенную мне совершенно секретную почту?
Втянув голову в плечи, я лишь смущенно потупился. Мне нечего было сказать в свое оправдание.
– Кто был учителем этого идиота?!! – яростно завопил Пилиндаватса.
Неожиданно посреди комнаты возник сидящий в позе лотоса Нарандапунанда. Выражение его лица было таким же отрешенным, как всегда.
– Привет тебе, ученик Будды, – обращаясь к Пилиндаватсе, спокойно сказал аскет. – Неужто страсти помутили спокойное озеро твоего сознания? Я уже знаю, у тебя похитили ананас с заключенным в его сердцевине волшебным камнем Чинтамани. Это тяжелый удар, но все же не конец света. Возьми себя в руки. А эту мерзкую крысу, недостойную называться моим учеником, я накажу соразмерно его вине.
Нарандапунанда схватил меня за хвост, и мы в мгновение ока оказались в хижине йога.
В углу хижины я заметил огненный круг, заполненный толстенными книгами, груда которых возвышалась до самого потолка, и понял, что меня ожидает.
– Нет, только не это! – закричал я. – Лучше смерть.
– Тебе не удастся умереть, пока ты не выучишь назубок Веды, Упанишады[10] и прочие священные тексты, проклятый грызун, – с гнусной усмешкой произнес Нарандапунанда и швырнул меня в центр круга. Одна из книг услужливо открылась на первой странице.
Вот так от полнолуния до полнолуния меня неизменно терзает одно и то же видение. Пережив в очередной раз этот кошмар, я до одури изучаю Веды и Упанишады. За год я дошел только до середины первой книги. Больше я не выдержу. Остается только один выход. Я должен пойти в Гималаи и найти там Учителя, который поможет мне остановить блуждание ума и прекратит эти ужасные галлюцинации.
– Было бы проще вернуться к Нарандапунанде и попросить помощи у него, – заметил я.
Бенгальская крыса содрогнулась.
– Нет, только не это. Вдруг Нарандапунанде придет в голову снова заключить меня в огненный круг?
– Тоже верно. Об этом я как-то не подумал, – согласился я.
Рассказ Вивекасвати произвел на меня сильное впечатление. За время, проведенное в городе, я успел многому научиться, и больше не был неотесанной деревенщиной. Идея отправиться в Гималаи казалась мне явным безумием, и я решил дать Вивекасвати полезный совет.