Во-первых, «Сокол» незадолго до учений возвратился из длительного автономного плавания. В походах такого рода подводный корабль идет с полным вооружением. Были ли сняты с «Сокола» боевые торпеды, этот вопрос до сих пор не выяснен до конца. Между тем акустики, зафиксировавшие два взрыва, утверждают, что второй был гораздо сильнее первого и мощность его определяется примерно в две тонны тротила. Причиной подобного взрыва могут быть сдетонировавшие боевые торпеды. Если они действительно находились на борту «Сокола». В этой связи нуждается в самой тщательной проверке база вооружений, где грузилась лодка перед выходом в море. Этим сейчас занимается специальная комиссия.
Во-вторых, и это в данной ситуации приобретает чрезвычайную важность, имеются неясности с составом экипажа. Дело в том, что после возвращения из автономного плавания несколько моряков подлежали демобилизации. Этим вопросом лично занимался командир корабля. И в то же время на борту должны были находиться гражданские специалисты, прибывшие для проведения испытаний новой торпеды-ракеты типа «Шторм» с уникальным двигателем. Поскольку подготовка к учениям проходила, как обычно, в спешке, на базе имеются не все документы по списочному составу. Данный вопрос также уточняется.
Наконец, в-третьих, собственно само изделие, так называемая УГСТ – универсальная глубоководная самонаводящаяся торпеда, за которой – и это также известно компетентным органам – ведется самая настоящая охота иностранных разведок.
Так вот, по неохотному признанию американских военных, высказанному, разумеется, в частном порядке, вблизи района учений на Баренцевом море, помимо разведывательного судна ВМС США, находились как минимум еще и две американские подводные лодки. Проанализировав записи, сделанные их гидроакустиками, они высказали и свою версию случившегося.
Возможно, при заряжании или пуске торпеды с ракетным двигателем произошла осечка, и ее двигатель или находящееся в нем топливо взорвались. И когда спустя короткое время (между двумя зафиксированными взрывами) на «Соколе» увеличили мощность ядерного реактора или продули балласт для всплытия, взрыв торпедной боеголовки пробил в носовой части лодки зияющее отверстие.
По мнению же некоторых российских специалистов-оружейников, этот новодел, пока его окончательно не довели до ума, считался «с дурнотой», как говорят на флоте. Поэтому и работа с УГСТ требовала особой предосторожности.
Что же касается конкретно «Сокола», то на отдельных лодках данного проекта переборки между первым и вторым отсеками делаются облегченного типа. А при выполнении торпедной стрельбы вполне могли быть специально открыты переборочные люки – для выхода воздуха из торпедного аппарата. Естественно, что в этих условиях подрыв боевых частей торпеды мог повлечь за собой катастрофические последствия. От полученных повреждений лодка практически мгновенно уткнулась в дно, в скальный грунт, получила еще один мощнейший динамический удар, который привел к срыву с фундаментов основного оборудования. Взорвались аккумуляторные батареи, и возник пожар...
Кончался день. Выступавшие выдохлись.
Ну что ж, худо-бедно, а удалось подвергнуть детальному анализу все версии, выделить наиболее уязвимые места, четко обозначить главные направления дальнейших расследований и даже так распределить усилия, чтобы члены объединенной группы не мешали, а помогали друг другу. В этом, последнем, пожалуй, и заключалась наибольшая сложность: убрать ведомственные перегородки. Кажется, удалось-таки. Во всяком случае, Александр Борисович мог позволить себе так считать.
Грязнов соглашался. Богаткин важно кивал.
Еще во время обсуждения версий, когда речь зашла о списочном составе экипажа, Турецкий написал на бумажке, чтобы не отвлекаться на разговоры и не мешать выступавшим коллегам:
«Влад, на тебя вся надежда. Постарайся как можно скорее добыть полный и точный состав экипажа. Там может быть ключ».
Богаткин прочитал, сложил записку и сунул в карман. И только потом кивнул Турецкому.
А позже, в одном из следующих выступлений, прозвучала фамилия Мовлади Удугова, этого чеченского Геббельса. И Турецкий остановил докладчика, чтобы уточнить фамилию того мусульманина-камикадзе, который взял на себя роль убийцы «Сокола». Полковник юстиции порылся в своих бумагах и сказал:
– Вот, пожалуйста, Александр Борисович... Был назван некто Мамедов Махмуд Гасанович. Вознесенный к Аллаху за его бессмертный подвиг.
– Благодарю, – чуть улыбнулся Турецкий и стал писать записку Грязнову.
«Слава, то, что это бред, понятно, но сам факт настораживает. Ты ведь понял, о ком речь. Возьми на себя».
Грязнов прочитал, подумал и написал ниже:
«По-моему, Ярковец послал свое требование в Махачкалу. Раису, что ли, взять за жабры?»
«Тебе видней», – приписал в самом низу Турецкий.
Когда совещание подошло к концу, Александр Борисович слегка расслабился и подумал: «Неужели удалось преодолеть сопротивление материала? Скажи кто еще утром, решил бы, что он сумасшедший... Отчего же это произошло – и сравнительно спокойно? Видимо, по той простой причине, что все находящиеся здесь являются профессионалами, а сейчас каждый сумел избавиться от своего узкого взгляда на событие и оценил наконец общую картину. И она его, в общем-то, потрясла... Справимся. Будем работать все вместе...»
Вечером докладывал Меркулову.
Богаткин куда-то торопился или просто устал. Поэтому в кабинете заместителя генерального прокурора собрались втроем: сам Костя и Турецкий с Грязновым, которым бежать было некуда. Костю интересовал, по сути, лишь один вопрос: удалось ли найти общий язык. Он на совещании не был, не хотел мешать и давить своим авторитетом.
– Поначалу было трудновато, – сказал Александр, – но ближе к концу, кажется, удалось договориться. Немало, конечно, шелухи, но есть очень разумные версии.
Грязнов засмеялся:
– Если говорит сам мастер версий, это чего-то стоит, верно, Костя?
– Дай бог...
– Политическую сторону, – вкрадчиво заметил Турецкий, – мы с Вячеславом решили, ты уж извини, взвалить на твои могучие плечи, Костя.
– Что ты имеешь в виду?
– А все вопросы, связанные с визитом директора ЦРУ, с телефонными беседами нашего и американского президентов и прочее, что нам со Славкой не по чину. Ты уж не оставь, благодетель.
– Не понимаю, – развел руками Меркулов, – это мы тебя должны просить о подобной помощи. Зачем же тогда у тебя такой приятель, как Питер Реддвей?
– Костя, старина Пит, о котором я уже подумывал, не скрою, имеет одну особенность. Он бывший прожженный церэушник. И в наших с ним отношениях, как тебе хорошо известно, всегда присутствует одно наипервейшее условие: он никогда ничего не будет предпринимать, если наш интерес может коснуться государственных интересов Соединенных Штатов. Террористы – другое дело. Но я же не могу заявить ему: «Пит, дружище, узнай для меня, это парни из твоего ведомства кинули подлянку нашему подводному флоту?» Как ты думаешь, что он на это скажет? Нет, Костя, я сам, да и Славка, который тоже неплохо знает характер нашего приятеля, мы не имеем права поставить его в неловкое положение. Он и не станет этим заниматься. Тут нужен тонкий подход. Политический. А вот если бы ты напряг свои связи в Службе внешней разведки... Если бы ты, к примеру, где-нибудь в президентском окружении смог выяснить ну, скажем, такой вопрос: имеется ли в нашем высшем руководстве уверенность в том, что американцы чисты в этом деле? – ты бы избавил нас от многих ненужных блужданий в темноте и поиска черной кошки там, где ее отродясь не бывало. Как, Слава?
– Я всегда завидовал связям нашего дорогого Константина Дмитриевича. – Грязнов едва не присел в нижайшем поклоне.
– Ах вы, негодяи! – засмеялся Меркулов. – Чего не могу, того не обещаю. Но... попробую... Однако же у вас все-таки имеется, поди, уже своя собственная версия? Не поделитесь?
Турецкий с Грязновым переглянулись и тоже заулыбались.
– Кое-что наклюнулось, – сказал Турецкий, – но торопиться не хотелось бы. Пока лично у меня два варианта. Вернее, два виновника катастрофы. Первый – столкновение, а второй – торпеда. Не исключаю, что эти два фактора совпали. Я даже не исключаю, что наши вояки сами умудрились влепить торпеду в свою же лодку. Но ведь они в этом никогда не сознаются... Мы еще раз, Костя, проанализируем все материалы, коих... выше крыши, и будем действовать, исходя...
– На Север уже не собираешься? – усмехнулся Меркулов.
– Пока действительно нет необходимости.
– Ну вот, я так и предполагал. А то, понимаешь, все сопроматом потрясал! Можно подумать, что ты в нем разбираешься...
– Не в прямом смысле, Костя, я – в переносном.
– А как Богаткин?
– А вот он у нас пока и будет заниматься версией столкновения. Или наезда, как хочешь. И вообще, его дело шпионов ловить. Пусть и ловит.
– Тогда, если позволите, ребятки, и я хочу внести свою малую лепту. Не возражаете?
– Костя! – хором воскликнули Грязнов с Турецким.
– Я знал, что вы меня уважаете... Значит, такая штука, я тоже попробовал кое-что прокрутить в голове, опираясь, естественно, лишь на общеизвестные факты. Не более. Поэтому, возможно, мои соображения вам покажутся излишне субъективными, что ли. Но послушайте... Мне все не дает покоя та история, которую раскручивал наш молодой талант Дениска. Странная, скажу, история. Насколько мне теперь известно, а я просил товарищей кое-что уточнить, «Мосдизель» производит среди всякого прочего вооружения еще и новейшие торпеды с какими-то совершенно уникальными показателями. То, что к работе предприятия проявляется пристальный интерес, ни для кого не секрет. Но вот посмотрите: странные, повторяю, происходят вещи. Вдруг кончает жизнь самоубийством генеральный директор, академик, крупный ученый. Перед этим он вернулся из Штатов. Далее, как и вам известно, гибнет при странных обстоятельствах главный конструктор по вооружению. И заодно лишь по счастливой случайности не прихватывает за собой нашего Саню. Наблюдение за директором и его сотрудниками выявляет господина Дроуди, бывшего офицера морской разведки Штатов. Ныне, правда, известного бизнесмена. Ну и все эти истории с чемоданчиками...
– Там всего один и был, Костя, – возразил Грязнов.
– А этого вам мало?
– С одной стороны, больше чем достаточно, – продолжал Грязнов, – а с другой – практически ничего. И вообще, этим делом занимается ФСБ.
– Вы помните отдельные детали разговоров, записанных на аудиокассетах?
– Можно еще раз послушать. Во всяком случае, эротических переживаний там хватает, – сладострастно поморщился Турецкий.
– Там имеется и более интересное, – не принял шутки Меркулов. – И я настоятельно советую...
– Костя, дорогой ты наш, – заулыбался Турецкий. – Если бы я был твоим школьным учителем, то прямо сейчас поставил бы тебе пятерку с двумя плюсами за домашнюю работу. Можешь мне не верить, но там, на совещании, мы со Славкой уже прикоснулись к этому варианту. Вячеслав, скажи, что не вру!
– Точно, – подтвердил Грязнов и полез в карман за бумажкой, на которой был записан его диалог с Александром. – Вот! – Он расправил листок и протянул Меркулову.
Тот прочитал и взглянул вопросительно на Турецкого.
– Ах, ну да, ты же не знаком со всеми действующими лицами. Раиса, которую собирается подержать за жабры наш Вячеслав, является вдовой Мамедова. А фамилия Мамедова, с именем и отчеством, названа в качестве камикадзе, подорвавшего лодку. Только я подумал, что Удугов, сообщивший об этом в Интернет, по какой-то причине не узнал, что его камикадзе погиб за несколько дней до начала испытаний. Факт вранья, может, и незначительный, но заставляет думать. Вот мы со Славкой и решили копнуть. Тем более что отсюда прямой выход на «Мосдизель».
– Ну тогда я за вас спокоен, – удовлетворенно вздохнул Меркулов.
– Не-е! – погрозил пальцем Турецкий. – Рано успокоились, ваше высокопревосходительство! Во-первых, за труды нам вполне полагалось бы... Но если у тебя больше нет или ты – жадина, мы поймем. А вот во-вторых, ты не забывай и о нашем тебе задании. Кто ж, если не ты, Костя?! Вячеслав, подтверди!
– Со всем нашим усердием, – снова «присел» Грязнов.
Меркулов расхохотался и пошел к сейфу.
– Бес с вами, заработали... Но – по одной, не больше... За знание сопромата.
Глава пятнадцатая
О ВРЕДЕ БОЛТОВНИ
Пользуясь своим правом заместителя руководителя объединенной следственно-оперативной группы, Вячеслав Иванович пригласил к себе следователя межрайонной прокуратуры Северного административного округа Ярковца, а также «важняка» из Московской городской прокуратуры Мартынова со всеми материалами по делам о ДТП на Ленинградском шоссе и по самоубийству академика Самарина. В связи с вновь открывшимися обстоятельствами, объяснил Грязнов следователям.
Позвонил он и Денису, зная, что тот, передавая материалы наблюдений в ФСБ, копии фиксации эпизодов операции оставил у себя. Теребить по этому поводу Владлена он просто не хотел, пусть тот занимается своим направлением.
– Есть некоторые основания полагать, Валентин Еремеевич, – сказал он Ярковцу, – что ваш «глухарь», или «висяк», как угодно, может получить некоторое продолжение... Не исключаю, Зиновий Абрамович, – добавил уже Мартынову, – что и в вашу проблему удастся внести некоторую ясность. Но давайте по порядку...
Предварительно проштудировав распечатки разговоров Нолиной с Мамедовым и Козловым, Грязнов остановил свое внимание на следующих эпизодах.
Первый. Упоминается какой-то родственник Махмуда (или его супруги), который «засветил» его в Пятигорске. Сам же Махмуд отговорился от супруги тем, что ездил в Нальчик на приборостроительное предприятие.
По родственникам уже делал запрос Ярковец, но надо будет узнать и что это за предприятие. Был ли там Махмуд или просто соврал для прикрытия? Отдыхая с Нолиной.
Второй. Среди восторженных воспоминаний об Америке у мадам проскользнуло упоминание о пребывании в гостях у какого-то ракетчика.
Если имеется возможность, проверить по программе пребывания Самарина в Штатах, с кем он общался.
Третий. Упоминается несколько раз некий американец, который хочет что-то приобрести в институте.
Понятно, имеется в виду «Мосдизель». А американец, скорее всего, и есть Эрнст Дроуди. Кто он – уже достаточно известно. Упоминается также и предмет интереса: бандура. Что это такое? Вероятно, одно из изделий «Мосдизеля». Бандурой обычно называют что-то крупное и неудобное, громоздкое. Торпеда? Проверить.
Четвертый эпизод. Мамедову, а затем и Козлову, которого Нолина собирается как бы завербовать, интересуется, в каких отношениях Махмуд с Иваном, а затем все-таки решает взять этот вопрос на себя (и берет с большим успехом!), предлагается уже через неделю гонорар – порядка ста тысяч долларов. В зависимости от вклада каждого.
Пятый. Речь идет о «шестьдесят восьмой». Опять – торпеда?
Проверить на «Мосдизеле».
«Диктуем мы», – говорит Нолина. Что, условия сделки?
Шестой. Во время пребывания Нолиной в постели Козлова лишь однажды возник вопрос: «Ты согласен?» Ответ: «Да».
Наконец последнее. Параллельно академик Самарин встречается в Серебряном Бору с Дроуди. Разговор ведется на английском. Записи его нет. Только видеосъемка.
Конец наблюдений ознаменовался сценой свидания Самарина и Нолиной с Эрнстом Дроуди. Фигурирует кейс, который затем вместе с Самариным уплывает в институт.
Одновременно по чьему-то сигналу на даче академика обнаруживаются следящие устройства. Их отключают, затем снова включают, после чего ставят во всю систему закладку, являющуюся на сегодня, по мнению Влада Богаткина, чуть ли не венцом технической мысли.
И странное самоубийство Самарина.
А перед этим – явно спровоцированное дорожно-транспортное происшествие, в котором гибнет Мамедов. И обещание Самарина выплатить вдове какие-то непонятные суммы. В качестве компенсации?