– Позвоните ей и скажите, что она вам нужна, – предложил Макс. – Если она ради кого-то и может приехать домой, то ради вас. Но только помните, что если она приедет, нас ждут проблемы.
– Макс, ты прекрасно умеешь улаживать проблемы, ты такой сильный, такой властный. Думаю, ты способен справиться почти со всем на свете, включая Джоли.
Макс застонал.
– Мне надо бежать.
– Да-да, конечно, мальчик мой дорогой, беги.
Макс отпустил плечи Кларис и направился к винтовой лестнице, но помедлил.
– Когда будете говорить с Джоли, скажите ей, что после похорон будет официальное оглашение завещания Луиса.
– О да. Я ей скажу. Но не думаю, что ее интересуют деньги, которые ей мог оставить Луис. Ты же знаешь, она довольно богатая девушка.
– Все равно скажите.
На протяжении прошедших двадцати лет Кларис поддерживала с Джоли связь, часто ездила к ней в гости, особенно после того как Джоли переехала в Атланту. Макс знал только то, что им рассказала Кларис, – что Джоли добилась успеха как дизайнер одежды. Имеет ли какое-то значение то, что Джоли не нуждается в деньгах Луиса? Если, как подозревала Джорджетт, Луис завещал своей старшей дочери Белль-Роуз, есть ли хотя бы малейший шанс на то, что она не вышвырнет всех вон – всех, за исключением тети Кларис? Макс, в сущности, не знал, что Джоли за человек, но если ее жажда мести так же сильна, как ее ненависть к отцу, то у них всех есть очень серьезный повод для беспокойства.
Все утро Джоли избегала звонков тети Кларис. Четыре звонка за четыре часа. Ну и упорная же эта женщина! Но Джоли не могла прятаться до бесконечности, рано или поздно придется поговорить с тетей Кларис и объяснить, что она не приедет в Миссисипи на похороны Луиса. Джоли прекрасно знала, какую тактику изберет ее тетя: она попытается сыграть на ее чувстве вины, как уже не раз пыталась делать в прошлом.
«Если ты не приедешь домой, ты об этом пожалеешь. Я не становлюсь моложе, да и твой отец тоже. – Кларис говорила это бессчетное количество раз. – Прошу тебя, приезжай домой. Ты мне нужна».
Теперь уже слишком поздно прощать отца и мириться с ним. Отчасти Джоли об этом жалела: в ней была еще жива та девочка-подросток, которая когда-то обожала отца. До того ужасного дня. До того, как она увидела, что он занимается сексом с Джорджетт Деверо. До того, как ее мать убили и Джоли стала задаваться вопросом, не имеет ли Джорджетт какого-то отношения к бойне в Белль-Роуз. Может быть, эта женщина кого-нибудь наняла убить Одри Ройял? А что, если она послала своего сына совершить это ужасное деяние? Даже сейчас, когда прошло много лет, Джоли была невыносима мысль, что Макс мог совершить тройное убийство. Тогда, в четырнадцать, она думала, что по уши влюблена в Макса. Так почему же ей было легче поверить, что он способен на убийство, чем поверить, что убийцей был Лемар Фукуа? Потому что Лемара она знала всю жизнь, он был ей практически родственником. Он был добрым, мягким, дружелюбным, разговаривал всегда доброжелательно. В Саммервиле Лемара любили почти все – и белые, и черные. Джоли до сих пор не понимала, как местным властям удалось так легко выдать три убийства за двойное убийство и самоубийство.
Джоли отодвинула тетрадь для набросков и ручку, откинулась на спинку вращающегося стула, стоящего перед чертежной доской, и закрыла глаза. Вчера вечером она приняла снотворное и теперь чувствовала себя как с похмелья.
Только сейчас, в половине второго, это ощущение начало постепенно проходить. И несмотря на снотворное, ночью ей снились кошмары. Ее посещали мучительные, спутанные воспоминания, ужас и боль, она словно попала в темную ловушку давней трагедии.
– Кофе. Черный. Крепкий, – сказал женский голос. От неожиданности Джоли вздрогнула и открыла глаза.
Перед ней стояла Черил Рэндалл – высокая и худая, как модель, с гривой светлых волос, собранных в хвост.
– Господи, Черил, ты меня до смерти напугала!
– Извини, я постучалась, прежде чем ворваться. – Черил протянула ей ярко-лиловую кружку с кофе. – Ты не делала перерыв на ленч, вот я и подумала, что тебе не помешает доза кофеина.
– Спасибо. Джоли взяла кофе.
– Твоя тетя снова звонила, – сказала Черил. – По-моему, у нее появились сомнения, что тебя нет в офисе. Она просила передать, если ты и в следующий раз не подойдешь к телефону, она пришлет в Атланту какого-то Макса, чтобы тот урезонил тебя приехать домой. – Она усмехнулась. – Я и не знала, что такие выражения до сих пор употребляются.
– Какие?
– «Урезонил тебя приехать домой».
Джоли отпила кофе и улыбнулась Черил:
– Это потому, что ты янки.
Черил рассмеялась:
– Может, расскажешь, что происходит? Почему ты не подходишь к телефону, когда звонит твоя тетя? Я же знаю, ты ее обожаешь.
Джоли и Черил дружили вот уже два года – с тех пор как Джоли приняла уроженку Нью-Йорка на работу в качестве помощницы и взяла ее с собой в Атланту. Но она не поделилась с Черил всеми подробностями своего прошлого – только самыми яркими моментами. Они были скорее приятельницами, которые обмениваются рассказами о парнях и иногда вместе проводят день в спа, нежели лучшими подругами, которые делятся друг с дружкой самыми сокровенными тайнами.
– Вчера вечером умер мой отец, и…
– О, Джоли, мои соболезнования!
– Спасибо. Я в порядке. Не могу сказать, что отец был такой уж важной частью моей жизни. Я тебе говорила, что не виделась с ним с четырнадцати лет.
– Да, я помню… – Черил плюхнулась на стоящий в углу диван. – Так почему ты не желаешь говорить со своей тетей, в чем проблема?
– Она хочет, чтобы я поехала домой на похороны.
– И?.. – Черил уставилась на Джоли в полном недоумении.
– А я не хочу возвращаться в Саммервиль. Ни сейчас, ни когда-нибудь еще. Никогда.
– Даже на похороны отца?
– Особенно на похороны отца.
– Подозреваю, что у тебя есть на то очень веские причины.
– Я не собираюсь посвящать тебя в эту историю ни сегодня, ни когда-нибудь в будущем.
Черил пожала плечами:
– По крайней мере могла бы сказать, кто такой этот Макс, которого твоя тетя грозится послать в Атланту.
– Макс – мой сводный брат. Его мать вышла замуж за моего отца меньше чем через год после смерти матери. А моя мерзкая мачеха… скажем так, по сравнению с ней все ведьмы из детских сказок кажутся просто ангелочками.
– Ага.
Джоли метнула на Черил хмурый взгляд.
– Не надо уничтожать меня взглядом, – сказала Черил. – Значит, ты ненавидишь мачеху и до сих пор не простила отца за то, что он на ней женился. Макса ты тоже ненавидишь?
Джоли залилась краской, покраснела даже шея. К Максу она испытывала очень противоречивые чувства, и сейчас они, пожалуй, были еще более сложными, чем в детстве.
– Сама не знаю, как я отношусь к Максу. Наверное, я его не ненавижу, но…
– Между вами что-то происходит. Может, инцест в южном стиле?
– Какая чушь! У тебя чересчур разыгралось воображение. Когда я в последний раз видела Макса, мне было четырнадцать лет, и между нами не было романтических отношений. Он тогда встречался со старшей сестрой моей лучшей подруги. А даже если между мной и Максом что-нибудь было, это не было бы инцестом. Мы с ним не кровные родственники. А в то время наши родители даже не были женаты.
Черил посмотрела Джоли прямо в глаза:
– Ты понимаешь, что практически кричишь?
– Что?
– Четырнадцатилетняя девчонка вполне могла сохнуть по парню, – сказала Черил. – А насчет инцеста я просто пошутила, и, по-моему, нет ничего постыдного в том, чтобы признаться, что ты…
– Мое пылкое увлечение Максом Деверо прошло в тот самый день, когда я поняла, что допускаю мысль, что он способен на убийство.
Черил ахнула:
– Убийство? Ты думаешь, он кого-то убил?
– Мою мать и тетю.
«Сейчас не время паниковать. В конце концов, нет никакой уверенности, что Джоли Ройял вернется в Саммервиль на похороны Луиса. А если даже она и приедет, то ненадолго, побудет несколько дней и вернется в Атланту, много ли она за это время успеет причинить неприятностей?
Мне везло двадцать лет, чертовски везло. Тогда, когда все это случилось, мое имя произносили, может быть, от силы несколько человек, да и то шепотом, а полиция вообще никогда не рассматривала меня всерьез как подозреваемого. Они нашли себе подозреваемого – Лемара Фукуа. Его смерть очень удачно получилось выдать за самоубийство. Малейший намек на то, что между Фукуа и Лизетт Десмонд могла быть межрасовая связь, – и все, этого хватило, чтобы негр стал главным подозреваемым. Да, по сути, единственным подозреваемым.
В тот день Джоли должна была умереть. Я всадил в нее две пули, так почему эта чертова девчонка не умерла? Как только ее положили в больницу, до нее уже невозможно было добраться, чтобы закончить дело. Луис приставил к ней круглосуточную охрану. Черт, даже сейчас меня прошибает холодный пот, как только вспомню, каково мне было, когда она в конце концов пришла в сознание. Поначалу она совсем ничего не могла вспомнить, потом память стала постепенно к ней возвращаться, и, наконец, она во всех подробностях вспомнила день, когда в нее стреляли. Она клянется, что не видела, кто в нее стрелял, понятия не имеет, был ли это мужчина или женщина, белый или черный.
Но кто знает, вдруг она знает, только воспоминания заблокированы, а когда-нибудь она все вспомнит? Вдруг приезд в Саммервиль оживит то, что она забыла?
Если она вернется, придется внимательно за ней следить. И если у меня появятся основания подозревать, что она знает правду, значит, придется закончить дело, которое двадцать лет назад осталось незаконченным. И на этот раз я уж позабочусь, чтобы Джоли умерла».
Глава 4
Ивонн тактично держалась в сторонке, молча наблюдая за пришедшими попрощаться с покойным. Ее право находиться здесь никто не подвергал сомнению. Наоборот, поскольку она была экономкой семьи, ее присутствие на официальном прощании в похоронном доме Трендалла даже ожидалось. Она попросила Терона заехать и выразить соболезнования семье, но он ответил неопределенно. Ивонн надеялась, что сын ее не разочарует, ведь она так редко его о чем-нибудь просила. Если он не придет, Кларис расстроится. Кларис относилась к Терону с особой нежностью, в детстве он не мог этого понять, а когда повзрослел, это стало его раздражать. Ивонн не требовала, чтобы сын забыл о прошлом их народа, и молилась, чтобы он продолжал работать на благо того, во что верил, однако ей хотелось, чтобы он научился прощать. Она не раз думала, не посвятить ли Терона в тайны своего прошлого, в надежде, что это поможет ему лучше понять и ее, и, возможно, самого себя. Но что, если правда вызовет у него только гнев?
Ивонн молча наблюдала за нескончаемым потоком людей, подходящих ближе и ближе к членам семьи, которые стояли возле гроба, усыпанного венками. Джорджетт начинала плакать всякий раз, когда с ней кто-нибудь заговаривал. Ивонн подумала, что, наверное, Максу надо было попросить врача дать ей более высокую дозу валиума. Но несмотря нарыдания, вдова Луиса Ройяла в темно-синем костюме, в жемчугах, с безупречным макияжем и модной прической выглядела царственно и, несомненно, была красива. По левую руку от нее стояла Меллори – более молодая версия Джорджетт, только глаза у нее другого цвета. Она унаследовала темно-синие глаза Луиса, которые составляли разительный контраст с черными как смоль волосами. Бедняжка выглядела так, будто она хотела бы оказаться где угодно, только не здесь. Девушка была очень избалованной и для своих восемнадцати лет незрелой. Луис щедро одаривал ее заботой и вниманием, как когда-то Джоли.
Ивонн посмотрела на часы. Половина восьмого. Трехчасовая церемония прощания уже наполовину прошла, а Джоли все еще не показывалась. Кларис так и не поговорила с племянницей лично, но оставила для нее множество сообщений. Ивонн пыталась подготовить Кларис к мысли, что Джоли может не появиться, но Кларис была непоколебима в своей твердой уверенности, что ее племянница обязательно приедет на похороны.
По правую руку от Джорджетт стоял Макс, его присутствие невозможно было не ощущать. Ивонн почувствовала, что Макс обладает удивительной силой, еще когда увидела его впервые. Он был тихим задумчивым мальчиком, который рос, слушая грязные домыслы о собственном происхождении. Он был не из тех, к кому легко проникнуться симпатией, но его, казалось, не интересовало, что о нем думают окружающие. Все люди склонялись к одной из двух крайностей: им либо восхищались, либо его боялись. Ивонн восхищалась. Макс стал правой рукой Луиса Ройяла, а в отношении к матери он проявлял себя как заботливый, любящий человек. Он очень серьезно относился к своим обязанностям. За последние пять лет, когда здоровье Луиса стало ухудшаться, Макс постепенно взял на себя львиную долю забот и о бизнесе, и о семье.
Ивонн относилась к Максу с величайшим уважением независимо оттого, что думали о нем другие. Верхушка местного общества приняла Макса только потому, что лот потребовал Луис. Макс всегда был аутсайдером, отверженным. Ивонн остро чувствовала ханжество, будь оно направлено против людей с другим цветом кожи или против тех, чье происхождение недостаточно высокое.
Хотя двадцать лет назад кое-кто в городе распространял слухи, что сестер Десмонд убил восемнадцатилетний Макс Деверо, чтобы освободить для своей матери мест о жены Луиса, Ивонн никогда не воспринимала эти домыслы всерьез. В невиновность Макса она верила так же твердо, как и невиновность Лемара. Меньше чем через год после убийства эти слухи затихли, но ожили снова девять лет назад, когда жена Макса, Фелисия, таинственным образом исчезла. Ее тело нашли лишь через несколько месяцев – рыбаки нaткнулись на него в болотистой низине возле реки. Убийца Фелисии так и не был найден, и в то лето в Саммервиле роились самые дикие предположения.
– Ну и цирк он и тут устроил и, – заметил Тероп, подходя к матери. – Представляю, что же будет завтра на похоронах.
Ивонн так глубоко задумалась, что не заметила, как к ней подошел сын. Она тихо ахнула от неожиданности и схватила сына за руку.
– Спасибо, что пришел.
– Я пришел только ради тебя.
Ивонн потянула сына за руку:
– Пойдем со мной, я хочу, чтобы бы поговорил с Кларис и выразил соболезнования Джорджетт, Меллори и Максу.
Терон тяжело вздохнул и окинул взглядом большой, богато отделанный зал, который назывался Магнолиевой комнатой.
– Значит, Джоли не появилась. Умная женщина.
– Еще нет восьми, – сказала Ивонн. – Она еще может…
– Зачем ей возвращаться? Что здесь может быть для нее привлекательного?
– Ее семья.
– Только Кларис. Я уверен, что она не считает мачеху, сводного брата и единокровную сестру своей семьей.
Ивонн повела сына через толпу гостей. Несмотря на кондиционер, в воздухе начинала чувствоваться влажная духота жаркой июньской ночи. Слишком много народу в небольшом помещении.
– Вон там Кларис. – Ивонн наклонилась к сыну и прошептала: – Веди себя с ней как можно учтивее, так, как только можешь. Ты меня слышишь? Она к тебе очень тепло относится и заслуживает любви и уважения с твоей стороны.
Кларис увидела Терона, и ее лицо просияло. Она протянула обе руки. Ивонн ткнула сына локтем в ребра. Тот взял маленькие, белые, как лилии, ручки Кларис в свои большие черные руки.
– Спасибо, что пришел. – Кларис пожала его руки. – С тех пор как ты вернулся в Саммервиль, ты еще не удосужился меня навестить.
– Да, мэм. Прошу прощения, но я был очень занят, устраивался на новом месте, открывал свою практику.
Кларис высвободила одну руку и протянула к высокому крепкому мужчине, стоящему рядом с ней.
– Ноуэлл, это Терон, сын Ивонн. Он блестящий молодой адвокат, домой в Саммервиль вернулся только недавно. – Кларис повернулась к Терону:
– Это Ноуэлл Ландерс, мой очень близкий друг.
Терон кивнул Ноуэллу:
– Как поживаете?
Ноуэлл своей большой рукой обнял Кларис за талию.
– Спасибо, довольно неплохо. И если позволите, я бы сказал, что рад наконец с вами познакомиться. Я о вас очень много слышал, и от вашей матери, и от Кларис. Они вами очень гордятся.