— Самое время обсудить создавшуюся ситуацию, — прервал короткое молчание Крамер. — Довожу до вашего сведения, на случай, если это заинтересует братца Стайлза, что я этой ночью не спал. Я сидел на крыше. Гора напоминала рождественскую елку. Сотни фонарей и факелов. Даже в темноте мы не прошли бы и пятисот ярдов, не наткнувшись на осиное гнездо, он оглядел своих дружков. — Так что, пока продолжаются поиски Линды, нам отсюда не уйти.
— У нас достаточно ружей, чтобы схватиться с целой армией, — подал голос Бен Мартин.
— Отсюда. Из-за этих стен. Но не на открытой местности. Там нас изрешетят пулями. Если ты мне не веришь, Бен, бери Дьюка и Джейка и прорывайтесь самостоятельно. Я не могу приказывать вам. Скажу лишь, что шансов на спасение у вас нет. Если же мы останемся здесь, рано или поздно они уйдут с горы. Они подумают, что Джорджи удалось утащить Линду куда-то еще. Все-таки он опережал их на десять часов. В конце концов они придут к мысли, что похититель усадил Линду в машину и умчался. Нам нужно только знать, о чем они думают и когда откажутся от поисков. Старик — ключ к информации и пище. Ваши возражения?
Парни заерзали на стульях, но промолчали.
— Оставаясь здесь, мы тоже рискуем, но другого пути нет, — продолжал Крамер. — Тьюзди — хороший актер, но, возможно, ему не удастся одурачить всех и каждого. У кого-то могут зародиться подозрения, и он начнет следить за «Причудой». Кто-то другой может забрести сюда, как наш приятель Стайлз. Разница между Стайлзом и любым участником поисков состоит в том, что Стайлза никто не ищет. Он заехал сюда по пути из города, так что все уверены, что он покинул Барчестер. Пропавшего местного жителя будут искать. Если они навалятся на нас всем скопом, нам не устоять. Мы будем сопротивляться, но исход предельно ясен. И спасти нас могут только регулярные появления Тьюзди в городе, чтобы все думали, что в «Причуде» ничего не изменилось.
— Как долго они будут прочесывать гору? — спросил Дьюк.
Крамер взглянул на старика.
— Ваше мнение, Тьюзди?
Горящие черные глаза буравили Крамера.
— По-моему, у жителей Барчестера не возникнет и мысли о том, что Джорджи куда-то увез Линду. Они приняли его за сексуального маньяка. Следовательно, он напал на Линду, надругался над ней, убил и бросил где-то в лесу. Поиски тела будут продолжаться очень долго. Приличные люди заботятся о своих мертвых.
— Я так и думал, — кивнул Крамер.
— Нужно прочесать тысячи акров леса.
— Но вы сможете отвести поиски от «Причуды». Если нужно, мы останемся здесь до первого снега.
— И перебесимся в этой конуре, — пробурчал Телицки.
Крамер перевел взгляд на Линду.
— Мы найдем способы поразвлечься, когда у нас будет для этого время. Сейчас его нет. Сегодня гора будет кишеть людьми. Подоспеет помощь из других городов. Завтра их ярость еще не угаснет, и они будут надеяться на успех. Неделю спустя на горе останутся лишь несколько лесников. А теперь слушайте меня внимательно. Выстрелы в «Причуде» соберут тут толпу. Если кто-то будет выступать, — он улыбнулся Питеру, — сверните ему шею. А если вы что-нибудь отчудите, Тьюзди, мы так отделаем Эмили, что вы ее не узнаете.
Старик закаменел. А Крамер посмотрел на часы.
— Отправляйся в город, Тьюзди… за обычными покупками.
— Магазины откроются через полтора часа, — сухо возразил тот.
— Никто не удивится, если вы приедете пораньше. Вам же небезразлично, как идут поиски. Уверьте их, что ни Линда, ни Джорджи не заглядывали в ваши владения. Выясните, какие у них планы. И внимательно прислушивайтесь ко всем разговорам.
Тьюзди взглянул на Эмили, его лицо дернулось, он медленно кивнул.
— Узнайте также, не ищут ли они Стайлза. Скажите, что вы держите свою территорию под неусыпным контролем. Ясно?
— Куда уж яснее, — пробормотал Тьюзди.
— Что же касается остальных… вас всех. Из дома не выходить. В воздух уже подняты самолеты и вертолеты. Вы, возможно, думаете, что они могут засечь вас, когда находятся прямо над головой. Это не так. Пилоты будут смотреть во все глаза. Тьюзди приедет не раньше чем через три часа. Вы проведете их вместе, в этой кухне. Я не хочу, чтобы вы разделялись, не хочу создавать братцу Стайлзу условия для раздумий. Он не должен уединяться ни с Линдой, ни с Эмили. И вот что, Джейк. Не трогай его до возвращения Тьюзди.
— Если он не будет возникать, — процедил Телицки.
— Естественно, — кивнул Крамер. — После отъезда Тьюзди я пойду на проселок и подожду его там. Как обычно, обыщу его и пакеты. Если вы услышите выстрелы, значит, игра кончена. Делайте с этими людьми, что хотите, и сматывайтесь.
— Вы, я вижу, пользуетесь исключительным доверием, — вставил Питер. Знаете, что я сделал бы на вашем месте, Крамер?
Тот усмехнулся.
— Просвети нас, старичок.
— Я направился бы к ближайшей поисковой группе. Вас они не знают. Тут полно народа из разных городков. Я сказал бы им, что Линда мелькнула в одном из окон «Причуды». А когда армия двинулась бы к отелю, выскользнул бы из ловушки. На вашем месте я сейчас думал бы только о спасении собственной шкуры… старичок!
— Интересная идея, — кивнул Крамер.
— И практически беспроигрышная. Вы свободны, ваши дружки мертвы, то есть расквитаться с вами будет некому. Будь я в вашей банде, я бы не отпустил вас одного.
— Да, как насчет этого? — спросил Телицки.
— Если кто-то из вас хочет пойти со мной, я не возражаю, — холодно улыбнулся Крамер. — Полагаю, что двое мужчин при случае справятся с этим калекой и парой женщин.
— По-моему, будет лучше, если с тобой пойдут двое, — заметил Бен Мартин.
Крамер рассмеялся.
— А может, попросить Стайлза распланировать нам весь день?
Питер жадно ловил каждое слово. Пусть чуть-чуть, но ему удалось повлиять на планы Крамера. Баланс сил между его собственной волей и полным подчинением сместился на доли миллиметра. Если они и Труди останутся только с одним тюремщиком… Главное сейчас не переусердствовать.
Он чувствовал нарастающую нервозность. Крамер и его дружки с нетерпением ждали отъезда Тьюзди. А тот не спешил.
Крамер повернулся к Труди.
— А ты побудь с Джорджи.
— Кто я тебе, сиделка? — огрызнулась девушка.
— Не хочу оставлять его одного. Он может прийти в себя и заорать во всю глотку. Места тут тихие. Крики разносятся далеко. Кто-нибудь может оказаться рядом с «Причудой».
— Пусть с ним сидит Эмили, — упорствовала Труди. — Она знает, как ухаживать за больными.
— Эмили останется здесь, на кухне, под дулом ружья. Эмили — гарантия возвращения Тьюзди.
Старик достал из углового шкафа две большие сумки. Медленным шагом вернулся к столу. Эмили, в потертых джинсах и красном бюстгальтере, встретила его спокойной улыбкой.
— Я вернусь, дорогая.
— Я знаю, — она коснулась бородатого лица.
Они говорили, не пытаясь скрыть смысла сказанного от присутствующих. Питер понимал, что недели заточения представляются им вечностью. Их лишили права на уединение, но они стараются вести себя так, будто ничего не изменилось. Гораздо важнее сказать то, что нужно, не думая о том, что разговор услышит кто-то еще.
— Если с тобой что-нибудь случится…
— Не волнуйся, — прервала его Эмили. — Мы тебя дождемся.
Его сильные руки обняли Эмили. Он прошептал ей на ухо что-то нежное. Питер отвел взгляд. Почувствовал, как напряглась рука Линды. Эмили подняла когда-то прекрасное лицо, и Тьюзди поцеловал ее в губы. Расправил широкие плечи и повернулся к Крамеру.
— Да покарает вас бог, если вы обманете меня.
— А что ты сделаешь, старик? Поднимешься из могилы? — грубо ответил Крамер. — Пошли, — он оглядел остальных. — Не зарывайтесь. Сейчас не до забав.
Сначала Питер не понял, почему Крамер и Бен Мартин решили уехать вместе с Тьюзди. Ведь тот собирался вернуться через три часа. Но быстро догадался в чем дело. Старенький «шевроле» Тьюзди стоял в гараже, примыкавшем к кухне. Там могли свободно разместиться и двадцать автомобилей. Сейчас их было только два — «шевроле» и «ягуар». Крамер и Мартин забрались в кабину и сели на пол за спинками передних сидений. Таким образом Тьюзди мог провезти их через открытое пространство, не опасаясь, что их заметят. А уж в лесу Крамер и Мартин могли спокойно вылезти из машины.
Тьюзди сел за руль. Заурчал мотор. Сквозь открытую дверь, соединяющую гараж и кухню, старик взглянул на Эмили, и «шевроле» неторопливо выкатился на лужайку. Телицки захлопнул дверь. Повернулся к Питеру, зажав под мышкой ружье. Питер буквально читал его мысли. Телицки искал предлога разделаться с ним.
— Иди к Джорджи, — приказал Дьюк Лонг Труди.
— Послушай, Дьюк, не хочу я сидеть целый день с покойником.
— Делай, что велел К.К., - отрезал Лонг.
— Я хочу кофе, — Питер поймал ее умоляющий взгляд. Труди как бы говорила, что не сможет узнать, где хранятся ружья, если будет привязана к Джорджу. Но он ничем не мог ей помочь.
— Налей себе кофе и вали к Джорджи, — решил Дьюк.
Труди подошла к плите.
— Рукоятка горячая, — предупредила ее Эмили.
Девушка нашла державку, налила себе кофе.
— Не пойму, почему именно я должна сидеть с этим недоумком, проворчала она.
— Не тяни резину, — прикрикнул на нее Дьюк.
Труди прошествовала через кухню и исчезла за дверью. Дьюк повернулся к Питеру и двум женщинам. Его глазки-пуговки впились в Линду.
— Сидите тихо, и вам ничего не будет, — изрек он.
— Не забывай, одноногий — мой, — Телицки поднялся, чтобы налить себе кофе. Затем он и Лонг пересели на дальний конец стола, выложив перед собой ружья. Потекли первые минуты трехчасового ожидания.
— Хотите еще что-нибудь съесть? — спросила Эмили Питера.
— Нет, благодарю.
Линда чуть повернулась. Дьюк не отрывал от нее глаз. Должно быть, она знала, что ждало ее, во всяком случае, в воображении Дьюка. Все более отчетливо ощущал Питер близость с обеими женщинами и стариком. Опасность рождала единение, привязанность, сплачивала людей, не имевших ранее ничего общего. То же самое испытывал он и на войне.
Питер взглянул на Линду. Внешнее спокойствие давалось ей нелегко. Мечта фотографа: высокие скулы, гладкая кожа, выразительные, все понимающие серые глаза. И он, беспомощный, одноногий калека.
— Бедный Тьюзди, — внезапно прервала молчание Эмили. — Прожить всю жизнь, следуя определенным принципам, и в самом конце предать все, во что верил, обмануть друзей, склониться перед ненавистной силой. Интересно, как бы он поступил, если б не было меня.
— И что бы он сделал? — откликнулась Линда.
Они разговаривали, словно не замечая присутствия Телицки и Лонга.
— У него был бы выбор. Я отняла у него эту возможность.
— Я наблюдала за вами и завидовала.
Темные брови Эмили поползли вверх.
— Завидовали?
— Как бы все это не закончилось, вы столько лет любили друг друга. Такое достается немногим.
— У вас есть в городе кавалер?
Линда покачала головой.
— Тот, кого я любила, погиб во Вьетнаме.
— Вам повезло. Разумеется, не в том, что его убили, а потому, что он не ждет вас в Барчестере, не находя себе места, думая о том, что с вами случилось или случится. На себя Тьюзди наплевать. Но он боится за меня, и это убивает его.
Рука Линды с такой силой впилась в край стола, что покраснела кожа под ногтями.
— Я стараюсь оставаться такой же невозмутимой, как и вы, Эмили.
Взгляд Эмили скользнул по бандитам.
— И правильно. Наш страх только порадует этих дьяволов.
Телицки ухмыльнулся.
— Ты еще помолишь о пощаде, когда придет срок, мамаша.
— Они ждут нашей смерти, как нормальные дети — прихода гостей на день рожденья. Что произошло с ними, Стайлз? Что случилось с нынешней молодежью? Я допускаю, что наша ситуация — это крайность, но юность что-то утеряла. Никаких традиций, никаких грез, ничего из того, что было в наше время.
— Возможно, то же самое говорили и о вас, Эмили, когда вы были натурщицей в Париже, — ответил Питер. — Позировали художникам без одежды, жили в грехе с Тьюзди. В те дни тоже спрашивали, что случилось с молодежью.
— Вы говорите о социальных нормах, — возразила Эмили. — Тьюзди и я их нарушали, но Тьюзди — самый нежный, самый добрый мужчина из встреченных мной. Он всегда ненавидел насилие. Он никому не причинял зла. А сегодняшние подростки наслаждаются насилием. Они сбиваются в толпы вместо того, чтобы становиться личностями. Перед ними открыты все пути: образование, работа, творчество. Но это не для них. Знаете, как они развлекаются? Поджигают людей и смотрят, как те горят. Но даже эту забаву они придумали не сами. Вычитали в газете и повторили у себя.
— Кончай, мамаша, — лениво бросил Телицки.
— Жить мне осталось недолго, мальчик. Не зря же ты сидишь передо мной с ружьем. Возможно, единственное удовольствие, оставшееся у меня, высказать все, что я думаю о тебе и о твоих дружках.
— Я же сказал, заткнись!
— Было время, когда я могла читать о таких чудовищах, как ты, мальчик, и испытывать к ним жалость. Можете ли представить? Я говорила себе, что у них не было дома, не было любящих родителей, заботящихся о том, чтобы они выросли порядочными людьми. Никто из вас не нашел цели в жизни. Кто в этом виноват? Войны, бомбы, что-то еще? Но знайте, те же преграды стояли и перед Тьюзди. Первая мировая война, вторая — и, будь у нас дети, их послали бы в Корею и во Вьетнам. Отец Тьюзди участвовал в испано-американской войне, дед — в гражданской. Всем доставались и войны, и бомбы. Но никто из них и представить не мог, что насилие станет развлечением. Они боролись за правое дело и отдали плоды побед вам, а вы надругались над ними. Вы приняли образ врага, мальчики, да и, клянусь богом, вы стали нашими врагами! Но придет день, когда всех этих доброжелателей и болтливых теоретиков, утверждающих, что детям дисциплина не нужна, отодвинут в сторону, а вас как следует высекут, и поделом. А может, бог пошлет нам еще один потоп, ибо он знает, что мы должны начать все заново.
— И этот потоп будет называться водородной бомбой, — вставил Питер.
Эмили с силой поставила чашку на стол.
— Я не уверена, что мне полегчает, если я выговорюсь, но в одном можете не сомневаться, мальчики, — мне вас не жаль. Умрете ли вы здесь, на этой горе, или, если вам сейчас повезет, позже, в газовой камере, где бы я ни была, вы услышите мою благословенную молитву.
Дьюк захлопал в ладоши.
— Жаль, что вы не сможете выступить на сцене, мамаша. Ваш монолог украсил бы любой водевиль.
Но Телицки не думал смеяться. Он наклонился вперед, на шее вздулись вены.
— Ты слишком много говоришь, мамаша. Когда придет время, я с радостью заткну тебе пасть.
— Может, ты хочешь рассказать нам о своем трудном детстве, мальчик, подлил масла в огонь Питер.
— Может, и хочу! — взревел Телицки. — Я скажу, почему мне плевать на любого из вас. Знайте, что я уважаю только свои мускулы и умение уломать любую девчонку, что попалась мне на пути. Возможно, я заставлю эту бледнолицую фригидную неженку относиться ко мне с должным почтением. Все, что мы получали от вас, так это разговоры. Кто из вас пытался облегчить нашу жизнь? Слова, слова, слова. Вот этот старик только и делал, что рисовал толстую задницу своей бабы! Вы ничего не давали нам, никогда. Вы живете в своем уютном мирке и покрикиваете на нас. Что ж, таким, как я, это надоело, и мы еще возьмем власть и в городах, и в деревне, везде. И погоняем вас перед смертью, но даже этим вы не расплатитесь с нами за те условия, в которых нам приходится жить. Хотел бы я иметь бомбу, о которой вы говорили. Я отлично знаю, как ей распорядиться.
Тяжело дыша, Телицки вскочил со стула, и на мгновение Питеру подумалось, что он бросится на них. Но светловолосый здоровяк, не выпуская из рук ружья, отошел к окну.
На кухне воцарилась тишина. Питер взглянул на часы. Крамер и Мартин давно уже притаились у проселка, а Тьюзди, должно быть, уже приехал в Барчестер.
Разум и логика были здесь не в чести. Единственное, что им оставалось, — ответить на силу силой. Но как?
ГЛАВА 3
Солнечные лучи били в окно. Эмили мыла грязную посуду, скопившуюся после завтрака. Питер с восхищением наблюдал за ней. Ни разу не упомянула она о страхе за собственную жизнь. Ее волновали лишь терзания Тьюзди. Линда права. Эти старики познали истинную любовь.