Рука с кусочком сыра, который Гильберт подносил ко рту, застыла в воздухе.
– А я-то надеялся, что ты предпочтешь мое общество их компании.
Грей не собиралась настаивать. Глянув на Гильберта из-под ресниц, она успела разглядеть обиду, прежде чем барон скрыл недовольство, подняв брови.
– Не беспокойся, – сказал он. – Я доем что останется. А теперь покорми моего сына.
– Или дочь, – не могла не поправить его Грей, хотя была уверена, что в ее чреве растет мальчик.
Гильберт уступчиво согласился, небрежно пожав плечами, бросил кусочек сыра в рот и запил вином из кожаной фляжки, висевшей у него на поясе.
Некоторое время они умиротворенно молчали, пока Грей не задала давно занимавший ее вопрос:
– Ты будешь разочарован, если родится не мальчик?
Гильберт протянул ей ломтик яблока, явно не торопясь с ответом. Грей взяла его, но есть не стала.
– Хотя мне и хотелось бы сына, – сказал он, рассматривая клинок кинжала, поблескивавший на солнце, – но если ты принесешь мне дочь, я буду любить ее не меньше.
Любить? Это признание до такой степени потрясло Грей, что она едва не лишилась чувств.
– А если появится девочка, – продолжал он, – то, может быть, вторым будет мальчик.
– Вторым? – повторила Грей, поднимая на него недоверчивый взгляд. – Ты думаешь, я стану рожать еще одного незаконного ребенка? – она повысила голос от возмущения.
Гильберт придвинулся ближе, заправил ей за ухо выбившийся из косы локон.
– Ты думаешь, я выпущу тебя из моей постели, наконец залучив тебя туда, Грей Чарвик?
Нет, она знала, Гильберт ее не отпустит. И более того, понимала, что сама не сможет оставить его. Она отвела взгляд от этих тревожных глаз, посмотрела на желтоватый ломтик яблока в руке и тихо спросила:
– Ты когда-нибудь женишься?
Грей почувствовала, что Гильберт напряженно замер. Только что потушенный огонь разгорелся вновь.
– Я не имела в виду себя, Гильберт Бальмейн!
Нет, я говорю о другой – о той, что принесет тебе законных наследников. О той, которая постарается убрать с дороги моего ребенка ради своих.
Раскаяние и скрытые угрызения совести отразились на лице Гильберта, когда он потянулся к Грей, стараясь успокоить ее поцелуем.
Грей немного поколебалась, прежде чем прильнуть к Гильберту, когда он обнял ее. Ей хотелось верить, что в этом и состоит его ответ, что именно этого жаждало ее сердце – хоть он и не женится на ней, но и другую женщину в жены не возьмет. Почему же тогда он не может просто сказать это? Скорее всего, не хочет лгать.
Грей высвободилась из его объятий.
– Так не пойдет, – твердо заявила она. – Мне нужен твой ответ.
Тяжело вздохнув, Гильберт запустил пятерню в свои густые волосы.
– Нет, я не женюсь, – сказал он, встречаясь с ней взглядом. – Можешь быть уверена, никто, кроме тебя, не разделит со мной ложе.
Грей получила то заверение, в котором так нуждалась, но была в ее положении одна ужасная ущербность. Она все так же оставалась только любовницей. И если она не слишком быстро ему наскучит, то любовницей и останется. Чего же еще желать? Ее дитя, законное или нет, все равно будет наследником барона Бальмейна. И он сказал, что будет любить его. Любить…
Грей закрыла глаза, всем сердцем отдаваясь любви к этому человеку, который никогда не позволит себе забыть ее обман. Не сможет пренебречь тем, что на ней лежит пятно родства со сводным братом, что в ее жилах течет кровь Эдуарда Чарвика. Как грустно любить человека, который не может отказаться от мести, изгнавшей из его сердца все остальные чувства.
– Грей, тебе нехорошо? – в голосе Гильберта звучала искренняя озабоченность.
Веки закрытых глаз Грей дрогнули. Хоть она и пыталась скрыть свою душевную боль, но сомневалась, что это ей удалось.
– Ты когда-нибудь был влюблен? – спросила она.
С тяжким вздохом он обнял ее и снова привлек к своей груди. Грей не противилась, а уютно устроилась в объятиях Гильберта, где ей хотелось бы оставаться вечно.
– Любовь. Выдумки все это, – сказал он, – несколько лет тому назад я думал, что влюблен.
Грей почувствовала укол ревности, хотя не имела права ревновать.
– Кто же она была?
Гильберт прижался губами к косам, уложенным высоко на голове и, уткнувшись лицом в ее волосы, проговорил:
– Моя нареченная невеста, леди Этрис, была женщина прекрасная и душой, и телом.
– Что случилось?
– Незадолго до того, как мы должны были пожениться, она упала с лошади. Несколько дней мучилась, потом умерла.
Ревность Грей исчезла так же быстро, как появилась. На смену ей явилось другое чувство – тяжкая печаль, не только по молодой женщине, так рано отошедшей в мир иной, но и по самой себе. Вот еще одно препятствие между нею и Гильбертом. Противостоять ненависти, которую он питал к ее семье – это одно, а сражаться с памятью о любимой и потерянной – совсем другое.
Пока Гильберт не объявил, что пора возвращаться в замок, между ними не было сказано ни слова.
– А завтра ты привезешь меня сюда? – спросила Грей, когда он усаживал ее в седло.
Гильберт загородил ладонью лицо от солнца и глянул в ее умоляющие глаза.
– Так скоро?
– Или послезавтра.
Положив ладонь на ее ногу, он улыбнулся Грей.
– Я буду вывозить тебя на прогулку хоть каждый день, если это тебе нравится.
Она улыбнулась:
– Это мне очень нравится.
ГЛАВА 21
Нелегко было проникнуть в большую крепость Чесни, где жили Лизанна и Ранул ьф Вардье. Хоть он и пришел с крестьянами, стражник у ворот подверг его тщательному осмотру, чтобы убедиться в отсутствии оружия, и долго сверлил взглядом, прежде чем пропустить.
Это было большим унижением, за которое придется заплатить первому же бедолаге, который встретится на пути Эдуарда Чарвика.
Подхватив корзину с хлебом, предназначенным для выпекания в печи лорда, он пошел вслед за остальными через внутренний двор. Так как он появился здесь, переодевшись в лохмотья, – в точности старик-крестьянин, – никто не обратил на него внимания, когда, оставив хлеб в пекарне, он проскользнул в амбар понаблюдать за порядками в замке. Должна быть зацепка, надо только найти ее.
Некоторое время спустя статный светловолосый человек прошел по внутреннему подъемному мосту, направляясь в конюшню. Эдуард знал, что это владелец замка, Ранульф Вардье.
Непросто было сдержать порыв, к которому побуждало его безумие, но оставшийся здравый смысл подсказал, что, безоружный, он не справится с этим рыцарем, даже если тот был бы один.
«Все ли отродья дьявола светловолосы?» – размышлял он, думая о той, что носит ублюдка от Бальмейна. Нет, у Бальмейна и его сестры волосы темные. Уверенности быть не может. Не у всех на лице метка дьявола, как у его дочери.
Сплюнув, он спрятался поглубже в тень и затаился, высматривая, легко ли будет добраться до Вардье. Уже через несколько минут ответ был получен.
– Так значит, дело выгорит, а? – пробормотал он, когда на свет вынесли соколов. Злобная усмешка скривила рот старика, когда охранники вскочили на коней.
К тому времени, как всадники выехали из ворот, старик уже дрожал от возбуждения до такой степени, что сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. Он поскреб грудь и вышел из темного угла, спрятав пустую корзину под драным плащом.
В главную башню он проник через кухню. Когда какая-то служанка спросила, что он здесь делает, Эдуард оглушил ее – может быть, даже убил – и спрятал тело в кладовке.
– Любопытная сука, – проворчал он, потом выглянул из-за угла огромного холла, по сравнению с которым холл в Медланде выглядел просто жалко. Здесь крутились служанки, но никто не заметил, как старик пробрался к лестнице, ведущей в верхние комнаты.
На площадке Чарвик услышал женский смех и направился к той комнате, откуда он доносился. Прокравшись по коридору, Эдуард заглянул в приоткрытую дверь. Две женщины – одна темноволосая, другая со светлыми волосами, как и лорд этих земель, – склонились над вышивальными пяльцами. Там сидели и другие, но их Чарвику видно не было.
– Нет, дочка, ты делаешь слишком большой стежок, – смеясь, заметила светловолосая.
Последовал тяжелый обескураживающий издох, совсем не подобающий для настоящей леди.
– Дайте мне меч, лук, пращу, но умоляю, не давайте иглы!
Юный смех тех девушек, которых Эдуарду не удавалось разглядеть, был ответом на это чистосердечное заявление.
– А кто же научит Джиллиану всему, что должна уметь леди, а, Лизанна?
Сердце Эдуарда екнуло, когда снова пришлось сдерживать себя и не рвануться к врагу, чтобы убивать и убивать ненавистных недругов. Он подумал о ноже, который прихватил в кухне, но попытка ухватиться за здравомыслие снова удались. Да, в свое время он изведает ее плоти, но но сегодня.
– Ах, леди Зара, это потеря времени, – сказала убийца Филиппа.
Эдуард плотнее прижался к стене, взглядом обшаривая коридор и раздумывая, за какой дверью находится ребенок.
Женщина хмыкнула:
– Ты уже рассказала Ранульфу о своем подарке. Что подумает мой сын, когда не получит его, а?
– Для меня было бы лучше, если бы он не чувствовал себя обязанным носить это. Вот взгляните– это же больше похоже на свинью, чем на лошадь!
– Тебе нужно только сделать ему ноги подлиннее.
– Но тогда это будет свинья с длинными ногами! – при звуке отодвигаемого стула Эдуард схватился за рукоятку ножа. Может быть, ему все же вонзить в нее зубы?
– Куда же ты уходишь? Ты обещала мне час, Лизанна, целый час!
Шаги, приближавшиеся к двери, стихли. ~ Час уже прошел.
– Нет, меньше получаса.
– Вы хотите задержать меня?
– Да, именно так.
– Но Джиллиана…
– Она спит. А теперь сядь, Лизанна.
Последовало долгое молчание, прежде чем свекровь добилась недовольной капитуляции невестки.
Эдуард перевел дух, проскользнул мимо комнаты и направился к двери в дальнем конце коридора. Если он правильно определил, там должна быть комната лорда, где, скорее всего, он найдет то, что ему нужно.
Осторожно приоткрыв дверь, Чарвик заглянул в щель и обшарил комнату безумными глазами. Он отшатнулся при виде девушки, сидевшей рядом со спящим ребенком, но не был разочарован.
Служанка что-то напевала, поднося близко к глазам маленькую вещицу, которую шила.
Справиться с близорукой девицей не составило труда. Однако пришлось соблюдать осторожность, вынимая младенца из колыбели так, чтобы не разбудить, укладывая в корзину. Заворачивая в пеленку беспокойно зашевелившегося малыша, Эдуард обратил внимание на льняные волосы, покрывавшие головку. Хоть это и девочка, бесполезная, по его разумению, они с ума сойдут из-за нее. А потом он будет ждать своей мести, добудет для себя то дитя, которое ему действительно нужно – наследника Бальмейна.
Повернувшись к девушке, которую он связал, а рот заткнул кляпом, он приложил нож к ее щеке. Глаза у служанки округлились, она тряслась от страха.
– Скажи им это, – прохрипел старик и наклонился ближе, чтобы она могла лучше рассмотреть его. – Жизнь ребенка за жизнь Филиппа.
Потом одним быстрым движением сделал полукруглый разрез на девичьей щеке.
Служанка вскрикнула от боли. Крик, приглушенный кляпом, был слишком слабый, и только Эдуард слышал его. Улыбаясь, он сунул окровавленный нож под пеленку с ребенком и спрятал корзину под плащом.
Совершит ли он свою месть за стенами замка, где его поджидали остальные, или повременит, не имело значения. Дитя и нож рядом с беззащитным тельцем обеспечат его месть, будь то в этот же день или через две недели.
Лизанна не шла из комнаты для шитья, она бежала. Торопилась по коридору – глаза широко раскрыты, пальцы как деревянные, зад саднит от сидения на этом проклятом стуле.
В тот момент она хотела сделать две, нет, три вещи. Найти удобный стул. Приложить Джиллиану к тяжелой от молока груди. И найти способ успокоиться после того, как ей пришлось взяться за иглу.
У двери комнаты лорда Лизанна остановилась, расправила платье и сделала глубокий вздох. Потом тихо вошла, чтобы не беспокоить Джиллиану, если та еще спит.
Выжидательная улыбка исчезла с ее лица при виде молоденькой служанки, связанной по рукам и ногам, которая извивалась на расстеленном тростнике, пытаясь освободиться от пут.
Лизанну как громом поразило.
– Мой ребенок! – воскликнула она, бросаясь к пустой колыбели. Женщина лихорадочно ворошила одеяльца и простынки, отыскивая крохотное тельце.
Ее крик переполошил всех, кто мог его слышать.
Леди Зара прибежала первой.
– Господи! – выкрикнула она, тоже принимаясь обыскивать колыбель.
Оправившись от парализующего страха, Лизанна схватила Зару за плечи.
– Ранульф! Пошлите за Ранульфом, – крикнула она, подтолкнув свекровь к двери, и посмотрела на управляющего, стоявшего рядом.
– Перекройте все выходы из замка, – приказала она. Не позволяйте никому ни выходить, ни входить до возвращения моего мужа.
Кивнув, тот быстро удалился.
Лизанна опустилась на колени рядом со служанкой и положила голову девушки себе на колени. Сморщившись при виде несчастного, окровавленного лица, она дрожащей рукой вынула кляп.
– Мариан, где мой ребенок?
Девушка шевелила губами, но не могла произнести ни звука, только судорожно втянула воздух, сглотнула и попыталась снова.
– О-он взял ее, миледи, – крикнула она голосом, полным боли.
– Кто? Кто взял ее? Мариан покачала головой:
– Не знаю. Старик. Он сказал…
– Да?
Служанка закашлялась:
– Жизнь ребенка за жизнь… Филиппа.
Глаза Лизанны расширились, рот приоткрылся. В этих словах таился ведомый ей смысл, и ужас охватил душу.
Боже милостивый. Не может быть.
Ее взгляд упал на порез на щеке Мариан, залитой кровью. Всхлипывая, она осторожно оттерла кровь, уже зная, какой знак обнаружит.
– Чарвик, – выдохнула женщина, увидев, что ножом прочерчена первая буква проклятого имени. Лизанна закрыла лицо руками и разразилась рыданиями, а потом начала молиться, как не молилась никогда в жизни.
Казалось, прошла вечность, пока Ранульф не вернулся с охоты. На самом деле минуло лишь полчаса, когда он соскочил с коня и вбежал и холл.
Лизанна сразу же оказалась в его объятиях, заливаясь слезами, которые старалась сдержать, пока муж не появился перед нею.
– Ушел, – рыдала она на груди Ранульфа. – Он унес моего ребенка.
Помня, что каждую секунду Джиллиана оказывается все дальше, Ранульф отстранил Лизанну и заставил поднять голову.
– Кто, Лизанна? Кто забрал ее? Лизанна бормотала что-то неразборчивое, рыдания усилились.
– Мужайся, – встряхнул жену Ранульф, когда она обмякла в его руках. – Где же твоя сила, моя жена-воительница?
Он снова встряхнул ее и на этот раз встретился с ней взглядом.
– Чарвик, – выпалила она, вытирая слезы тыльной стороной ладони. – Это он забрал Джиллиану.
Лишь один раз в жизни, когда он считал, что потерял Лизанну, испытывал Ранульф такую боль и гнев. С яростным криком он оттолкнул жену к леди Заре, рядом с которой стояла девушка, присматривавшая за малышкой.
– Все, – потребовал он, опуская кулак на стол, на который опиралась девушка. – Рассказывай все об этом – и быстро!
Он позволил себе лишь одно мгновение сочувствия, когда Мариан подняла голову и стал виден жестокий след Чарвика на ее лице. Ранульф не мог позволить себе отвлекаться, хотя сострадание светилось в его взоре.
Девушка уже выплакалась, поэтому смогла лучше рассказать о происшедшем.
– Корзина? – повторил Ранульф. – Как он прошел в башню?
– Через кухню, – ответила Лизанна.
– И никто не попытался остановить его? – он не мог поверить, что этот человек пробрался в замок незамеченным.
– Одна служанка попробовала, но она мертва, – сообщила Лизанна. Они нашли тело женщины в кладовке.
Ранульф издал рычание и сжал кулаки. Кровь. Ему нужна кровь старика. Он жаждал этого так же сильно, как стремился тогда пролить кровь его сына. И добьется своего. Выпустит из негодяя всю кровь до последней капли. На лице Ранульфа застыла маска холодной ярости. Он повернулся к Уолтеру, своему верному другу: