— Я так понимаю, тебя волнует не то, что она наполовину фэйри.
Дилан угрюмо кивнул.
— Мне и раньше доводилось встречать оборотней, в жилах которых текла кровь фэйри. Но Андреа не похожа ни на оборотней, ни на кого из полукровок, потомки они фэйри или кого другого, — проворчал он. — Во всяком случае, она не такая, как все, кого я знаю. Вдобавок она не доминантная самка. Глория занимает не слишком высокое положение в стае, а Андреа в иерархической лестнице стоит и того ниже. Hо при этом она ведет себя как альфа!
— Ничего подобного! — вспыхнул Шон.
Альфы, прирожденные лидеры, среди самок встречались исключительно редко. Им, как правило, приходилось постоянно сражаться, чтобы отстоять свое положение в стае, ведь даже те самцы, которые стояли неизмеримо ниже их, только и дожидались удобного момента, чтобы занять их место. Шону доводилось встречать нескольких альфа-самок — и он до сих пор не мог без дрожи вспоминать об этом. Своей свирепостью и беспощадностью они могли поспорить с любым альфа-самцом. Любая из них, не задумываясь, вырвала бы сердце из груди любого, кто осмелился бы просто глянуть в ее сторону. Самец, вздумавший связаться с альфа-самкой, должен постоянно держать ухо востро, чтобы вовремя унести ноги.
— Я не это имел в виду, — догадавшись, о чем подумал сын, терпеливо сказал Дилан. — Нет, Андреа не альфа. Но при этом, заметь, она ведет себя так, словно ей наплевать, что о ней думает альфа. Похоже, ее это вообще не волнует. Когда Глория привела ее домой, Андреа подошла ко мне и посмотрела мне прямо в глаза, представляешь?! Она не пыталась избежать моего взгляда, не напустила на себя покорный вид. И ее поведение не было ни бравадой, ни вызовом — ей банально было наплевать, А ведь Глория до сих пор с трудом выдерживает мой взгляд — даже после всех этих лет, что мы с ней вместе. А Андреа — другое дело. Кстати, то же самое и с тобой, верно? Смотрит тебе прямо в глаза — и ухом не ведет. Такое впечатление, что она понятия не имеет об иерархии в стае… как будто она не одна из нас. Или ей просто нет до этого никакого дела.
Шон и сам это заметил — но в отличие от отца его это нисколько не возмущало. Наоборот, сознание того, что Андреа не испытывает в его присутствии трепета, еще сильнее возбуждало его.
— Возможно, она освоила этот фокус, поскольку все последние годы могла надеяться только на себя — ведь прежняя стая едва терпела ее присутствие. Там, в Колорадо, они живут довольно замкнуто, варятся в своем собственном соку — отсюда и предрассудки. Возможно, поэтому они относились к ней как к чужаку. Представляю, каково пришлось бедной девочке.
— Согласен. Но тут есть о чем подумать. — Подойдя к сыну, Дилан положил руку ему на плечо. — Будь осторожен, Шон. Берегись ее.
— Не волнуйся. Глаз с нее не спущу. — Это уж точно, хмыкнул про себя Шон, подумав, что, будь его воля, он был бы рад ни на миг не отпускать Андреа от себя. — Значит, сегодня ты ночуешь у нас?
Дилан покосился на восточное окно, через которое был хорошо виден дом, где жила Глория.
— Нет, — негромко сказал он. — Сегодня нет. Но я буду рядом — на всякий случай.
Шон кивнул. Отец с сыном, шагнув друг к другу, крепко обнялись. Они были почти одного роста. Волосы отца были такого же иссиня-черного цвета, если не считать седины, которая слегка посеребрила виски.
— Она нужна нам, отец, — пробормотал Шон. — Я хочу сказать — «оборотням». Мы не должны быть одни.
Разжав руки, Дилан слегка отодвинулся. Он первый отвел глаза в сторону, первый прервал зрительный контакт, и у Шона болезненно сжалось сердце.
— Спокойной ночи, сынок.
— И тебе, отец.
Дилан ушел. Со смешанным чувством Шон смотрел, как отец прошел несколько ярдов, отделявших их дом от дома Глории, и без стука, по-хозяйски, вошел внутрь.
Дилан действительно нуждался в Глории — хотя она, на взгляд Шона, обладала достаточно своеобразным характером. Со временем Дилан был вынужден уступить место вожака сыновьям. Влияние, которым он пользовался в клане, мало-помалу сходило на нет. Утратив его, он нуждался в ком-то, кто бы мог успокоить его — и одновременно отвлечь от этих мыслей.
Андреа снова снились кошмары. На этот раз нити, опутывающие ее, казались белыми, настолько яркими, что она на миг ослепла. Андреа отчаянно сопротивлялась — кричала, билась, отталкивала их ногами, — но они только крепче опутывали ее. Ей казалось, чьи-то гибкие пальцы, словно змеи, спутали ее по рукам и ногам.
«Андреа». Это было похоже на шепот… серебристый отзвук чьих-то невидимых голосов, заставивший чуть заметно завибрировать паутину, в которой она запуталась. — «Андреа… красавица».
Она пронзительно закричала.
— Андреа!
Подскочив, как от толчка, она рывком села в кровати. Возле окна, в одном нижнем белье, маячил Шон Морисси. Свет уличного фонаря бил ему в спину, отчего его фигура казалась окруженной каким-то призрачным сиянием.
Глава 6
Андреа, сдавленно ахнув, натянула простыню до подбородка.
— Шон! Какого черта ты тут делаешь?!
— Услышал, как ты кричала во сне, — пояснил он с таким невозмутимым видом, словно они сидели на скамейке в парке. — Мое окно как раз напротив твоего, забыла? А ты свое, похоже, никогда не закрываешь. — Повернувшись, он опустил оконное стекло. В комнате, казалось, сразу стало теплее.
— Между прочим, моя спальня на втором этаже. В самом центре хорошо охраняемого города оборотней, — огрызнулась она.
— Ну, на второй этаж легко попасть, если вскарабкаться на козырек над крыльцом. Для любого кота — плевое дело.
С невозмутимой улыбкой Шон приблизился к постели, и глаза Андреа полезли на лоб, когда она смогла наконец разглядеть во что он одет. Хотя назвать, его одетым язык не поворачивался — на Шоне не было ничего, кроме трусов и майки. Идеальная одежда, которую легко сбросить, если вдруг понадобится перевоплотиться… или забраться на козырек крыши.
— Трусы, — глубокомысленно пробормотала Андреа. — Так я и знала!
— Может, одолжишь мне одеяло, милая? Неплохо было бы набросить что-нибудь на себя. Тут чертовски холодно.
— Между прочим, это тебе пришло в голову обернуться котом и пробраться по крыше ко мне в спальню!
— Да, — кротко согласился Шон. — Но чтобы это сделать, мне пришлось часть одежды оставить внизу, перед домом, причем основную ее часть.
Послушать его, так это было самым обычным делом, фыркнула про себя Андреа. Впрочем, может, для самого Шона так оно и было, спохватилась она, хотя с трудом могла представить себе женщину, способную недрогнувшей рукой запереть окно и помешать Шону пробраться в спальню. Он стоял перед ней — высокий, мускулистый, широкоплечий, картинно положив руки на бедра. В спальне было темно, но небо уже стало светлеть, и его силуэт на фоне окна казался угольно-черным. При одном взгляде на него Андреа захотелось завыть, как воет волчица, призывая своего самца.
В коридоре послышались торопливые шаги. Дверь ее спальни распахнулась, и в комнату ворвалась Глория. Андреа была вынуждена признать, что в серебряных шлепанцах на босу ногу и развевающемся пеньюаре тетушка выглядит просто сногсшибательно. Влетев в комнату, она сжала кулаки и принялась озираться по сторонам, готовая перевоплотиться, но, увидев Шона, тут же успокоилась.
— Ах, вот это кто! — хрипло хохотнув, пробормотала она. — Выходит, сегодня у каждой из нас свой кот, да, Андреа?
— Мы Шоном просто болтали, — поспешно буркнула Андреа, чтобы помешать Шону изложить свою версию. — Успокойся, Глория. Все под контролем.
По губам Глории скользнула многозначительная ухмылка.
— Конечно, конечно, кто бы сомневался. Ну, тогда спокойной ночи. — Глория повернулась — взметнулись полы пеньюара — и величественно выплыла из спальни, плотно прикрыв за собой дверью.
— Так как насчет одеяла? — невозмутимо напомнил Шон: — Тут у тебя чертовски холодно.
— Одеяла? А я-то думала, что имею дело с большим, дурно воспитанным бастетом!
— Я и есть бастет. Только замерзший.
— И к тому же я решила, что ты уже уходишь.
— Ничего подобного я не говорил. — Шон невозмутимо уселся на край кровати. — Между прочим, ты трясешься как осиновый лист. И я чувствую запах твоего страха. Расскажи о своих кошмарах, милая. Только сначала дай мне одеяло, хорошо?
Насчет страха он угадал. Неожиданное появление Шона в ее спальне прогнало кошмар, но Андреа до сих пор била дрожь, хотя кожа была вся липкая от пота. Мучившие ее кошмары были какими-то… бессвязными, но оттого не менее пугающими.
Шон мог сколько угодно твердить, что ему холодно, но от него даже на расстоянии веяло жаром. Он был такой… теплый. Андреа изнывала от желания окунуться в это тепло. Даже не глядя на него, она могла бы поклясться, что видит каждую черточку его сильного, мускулистого тела; курчавые завитки волос у основания шеи, чувственные губы, которыми он только сегодня целовал ее. Дважды. Едва вспомнив об этом, она почувствовала, как ее бросило в жар.
Сейчас она отдала бы все на свете, чтобы снова почувствовать его прикосновение… прижаться к его груди и снова почувствовать себя в безопасности.
Приподняв край одеяла, она подвинулась, освобождая ему место, чтобы он мог лечь рядом.
В глазах Шона полыхнул огонь. Его взгляд метнулся к лежавшей в постели Андреа, и он со свистом втянул воздух сквозь стиснутые зубы. В комнате повисло молчание. Андреа уже решила, что он откажется, но тут Шон вдруг взялся за край одеяла, приподнял его и молча вытянулся рядом с ней.
Устраиваясь в постели, Шон гадал, что будет дальше. Ему вдруг пришло в голову, что он, возможно, только что совершил самую большую ошибку в своей жизни. Постель, на которой спала Андреа, была огромной — тут вполне хватало места для двоих… но не настолько, чтобы не заметить, что он в ней не один. Проклятие, как он ни старался, он никак не мог лечь так, чтобы не коснуться ее, а когда он закинул руку за голову, лицо Андреа оказалось совсем рядом.
Шон чувствовал на щеке ее теплое дыхание, рассыпавшиеся по подушке волосы Андреа игриво щекотали ему ухо. От нее изумительно пахло — теплым со сна, разгоряченным женским телом. На фоне лютого холода, царившего в ее спальне, постель Андреа казалась островком уюта и тепла — мечтой любого оборотня-самца — местом, где можно свернуться клубочком и уснуть возле любимой.
— А ты опасная, — пробормотал Шон. Ему вдруг вспомнился сегодняшний разговор с отцом — Дилан тогда сказал, что Андреа, мол, наплевать на принятую среди оборотней иерархию и… проклятие, так и есть! Андреа опять смотрела ему в глаза. Она не пыталась избежать его взгляда или изобразить покорность — и не испытывала при этом ни малейшей неловкости.
— Я? Опасная?! — поразилась Андреа. Она недоумевающе пожала плечами. — Ты был прав, тут действительно холодно. И если ты хочешь поговорить, то моя постель — самое теплое место. Уверяю тебя, я ничуть не опасна. Во всяком случае, для тебя.
— Нет, ты опасна, потому что младший брат вожака стаи, оборотней до такой степени потерял из-за тебя голову, что готов плясать под твою дудку.
По губам Андреа скользнула улыбка.
— Неужели? Выходит, ты пляшешь под мою дудку?
— Пляшу, милая. Причем джигу — прямо сейчас. Неужели не видишь?
Пухлые, ярко-алые губы насмешливо скривились.
— Нет, это ты опасный человек, Шон Морисси. Это ведь ты вскарабкался в окно и проник в мою девичью спальню!
— Потому что я беспокоился за тебя.
— Именно поэтому я и говорю, что ты опасный.
Глаза Андреа в лунном свете отливали серебром, лицо казалось высеченным из светлого Мрамора. При виде ее красоты что-то вдруг шевельнулось в душе Шона — на миг ему показалось, что ее глаза смотрят прямо ему в душу. И он понял, что не устоит перед ней.
Протянув руку, Шон отвел упавшую ей на лоб непокорную прядь волос.
— Расскажи мне о своих кошмарах, — шепотом попросил он. — Тебе снится Джаред? То, что он пытался сделать с тобой? Но, теперь он для тебя не опасен, милая. По закону он не имеет права трогать тебя, ты же знаешь — во всяком случае, после того как я предложил тебе стать моей подругой. Я убью его, если он только попробует близко подойти к тебе!
— Нет, — пробормотала Андреа, сжав губы так плотно, что ими можно было резать бумагу. Лицо ее стало хмурым. — Мои кошмары не имеют ничего общего с Джаредом. Мне кажется, они как-то связаны… с тем, что произошло сегодня, — упавшим голосом сказала она.
— Что?! — удивился Шон. — Ты имеешь в виду: они имеют какое-то отношение к Эли и его чудесному исцелению?
— Думаю, да. Но… точно не знаю.
— Может, расскажешь мне? А я попробую разобраться, так это или нет.
Андреа облизала губы — заметив, как они влажно блеснули. Шон едва не растерял остатки самообладания. Он еще не забыл, как он целовал эти губы и с каким пылом она отвечала на его поцелуи. Он украдкой перевел глаза вниз — грудь Андреа распирала пижамную куртку. Воровато шевельнув ногой, Шон догадался, что пижамных брюк на Андреа нет.
— Я вижу какие-то нити, неуверенно проговорила она. — Нет, не так… Они скорее похожи на провода — они опутывают меня по рукам и ногам, словно пытаются задушить. Я никак не могу выпутаться из них. И так бывает всегда, как только я пытаюсь кого-то исцелить, — мне видятся те же самые нити… только я не могу понять, действительно ли вижу их или просто пытаюсь представить их себе, чтобы сосредоточиться. Вот, например, сегодня… я видела, как они тянутся от твоего меча. И я воспользовалась ими, чтобы исцелить твоего кузена.
Интересно, подумал Шон.
— А эти твои кошмары… они как-то связаны с твоим даром?
— Нет. Я вообще не понимаю, при чем тут они.
Но беспокойство, мелькнувшее в ее глазах, подсказало ему, что на самом деле это не так. Андреа знала… и это очень ему не понравилось.
— Они имеют какое-то отношение к феям? — помолчав, спросил Шон.
— Не знаю, — повторила она. Голос Андреа звучал резко. От нее явственно пахло страхом, гневом и еще недоверием.
Шон, протянув руку, погладил ее по спутанным волосам. Но не только потому, что пытался своим прикосновением успокоить ее. Ему нравилось трогать ее, нравилось чувствовать, как его пальцы касаются ее шелковистых волос, украдкой задержать пальцы у нее на щеке.
— Ты можешь доверять мне, любовь моя, — прошептал он.
— Неужели правда могу?
— Да. Мой отец спит с твоей тетушкой — возможно, они занимаются любовью прямо сейчас. Это практически делает нас семьей.
Наградой ему была ее улыбка.
— Ну если мы теперь родственники, выходит, я не могу стать твоей подругой.
— Я не имел в виду кровное родство. Я сказал «семья». А кто может стать лучшей семьей, чем подруга?
Он услышал вздох.
— Не знаю. Отчим любил мою мать, но его родственники так никогда и не приняли ее. Представляю, какое облегчение они почувствовали, когда она умерла!
— Смерть — это всегда горе, — прошептал Шон, проведя пальцем по ее бровям. — Для всех оборотней. Мы всегда горюем, когда умирает кто-то из наших.
— Ты — возможно.
Богиня… она просто комок нервов! Одно неловкое слово — и уже ощетинилась. Да, такова его Андреа — резкая и в то же время хрупкая. Ей причинили боль, и Шон отдал бы все на свете, чтобы излечить ее раны. Он ни перед чем не остановится, лишь бы избавить ее от кошмаров, и уничтожит любого, кто посмеет обидеть ее.
— Ты можешь доверять нам, Андреа, — повторил Шон. — И ты можешь доверять мне. Возможно, ты по-прежнему считаешь, что ты одна против всех, но это не так. Ты уже не одна.
Лицо Андреа смягчилось, она немного подумала и усмехнулась:
— Замечательные слова — особенно в устах человека, забравшегося сначала в окно моей спальни, а после в мою постель.
Шон приподнялся на локте.
— Ну, хочу напомнить, что ты сама меня пригласила, радость моя. Я имею в виду — в постель.
Протянув руку, он провел кончиком пальца по ее щеке, погладил шею у выреза пижамной куртки, осторожно коснулся ее ошейника. Потом потрогал украшавший ошейник кельтский узел, который приходился как раз у основания ее шеи. Жаль, что ему не довелось познакомиться с ней до того, как люди надели на нее этот ошейник, чтобы подчинить ее своей воле, с бессильной яростью подумал он. Он мог бы тогда покрывать поцелуями ее шею, спускаясь до самых плеч, мог зарыться лицом в ее волосы, вдохнуть их аромат. Правда, он и сейчас мог это сделать, но Шону хотелось почувствовать вкус Андреа, а не металлический привкус ее ошейника.