– Где данные?
– Вот именно. Вот именно! Помнишь, что сказал Финистер?
– «Проснитесь, ребята, нынче Великая пятница, так не хлебнуть ли нам пивка?»
– Не тот Финистер. Ромул К. Финистер, президент. Уж его-то ты помнить должен! Он сказал: «Факел передается новому поколению». Это он о моем поколении говорил. А теперь пришло время передать факел вашему. Ты как, Ник, готов принять факел?
– Факел?
– Будет нелегко. Нас окружает враждебный мир. Я оглядываюсь по сторонам и вижу только вспышки выстрелов. Больше того, я вижу их в той стороне, где стоят лагерем наши друзья. Пару дней назад я вызвал к себе Джордана. Старая шлюха, за долгие годы мы вбабахали столько денег в его избирательные кампании, что на одни только проценты все его дети получили университетское образование. А во время последней я, черт побери, не мог даже пользоваться собственным самолетом, потому что Джордан просто-напросто не вылезал из него. И что, по-твоему, он имел наглость заявить мне в моем собственном кабинете? Что ему придется поддержать повышение акцизных сборов, иначе Белый дом прикроет базу ВВС в Лагроуне.
Ник не мог не согласиться с Капитаном: и впрямь, не прискорбно ли, что достопочтенный джентльмен из Северной Каролины, председатель сенатского Сельскохозяйственного комитета, вынужден отдавать свой голос за двухдолларовый налог на пачку сигарет?
– Порой я сам себе кажусь колумбийским наркодельцом. Недавно моя семилетняя внучка, плоть от плоти чресл моих, сказала мне: «Дедушка, а правда, сигареты такие вредные?» Моя родная внучка, чье образование в частной школе, собственная лошадь и все прочее оплачивается сигаретными деньгами, и между прочим немалыми! Капитан остановился и сказал:
– Надо что-то делать. Что-то серьезное, значительное – и быстро. Вот этот голливудский проект БР Я хочу, чтобы им занялся ты. И чтобы ты отчитывался лично передо мной.
– Но это ведь идея БР, – сказал Ник. – Мне не хотелось бы обижать его, отнимая плод его умственных усилий.
– На этот счет можешь не беспокоиться. С БР я как-нибудь слажу. Он, похоже, думает, что этим должна заняться его девица, Дженнет. Ему кажется, будто земля вращается вокруг нее. Мне же кажется, что ты – именно тот, кто нам нужен, – он положил руку на плечо Ника. – А я ошибаюсь редко.
Капитан помахал водителю. Они сели в машину.
– В главный офис, Элмор, – сказал Капитан. – Потом отвезешь мистера Нейлора в аэропорт.
– Мне нужно забрать из отеля сумку.
– Об этом уже позаботились, сэр, – сказал Элмор. Капитан улыбнулся:
– Табак сам о себе заботится.
Машина остановилась у здания Табачной корпорации. О пятимиллионной выходке Ника так и не было сказано ни слова. Пришлось напомнить о ней самому.
Капитан задумчиво покивал.
– Конечно, это немалая сумма. Тебя, похоже, донимает склонность к широким тратам, – лицо его помрачнело, как будто Капитана внезапно обуяли сильные чувства, и на несколько секунд Ником овладела уверенность, что сейчас все отменится и ему придется-таки встать в очередь безработных. Но грозовые тучи рассеялись. Старик хмыкнул: – Ладно, я не думаю, что пять миллионов долларов пустят нас по миру. Хотя не думаю также, что именно эту рекламную кампанию ждет ошеломительный успех.
Он протянул Нику руку:
– Спасибо, что нашел время навестить меня. Будем поддерживать связь. В аэропорту при приближении лимузина автоматически разъехались ворота из металлической сетки. Самолет, лоснящийся «Гольфстрим-5», ждал – с уже запущенными двигателями, с улыбающейся у трапа стюардессой в форме, смахивающей на купальник из последнего номера «Спорте иллюстрейтед». Неудивительно, что председатель сенатского Сельскохозяйственного комитета так привязался к этой машине.
– Привет, – сказала стюардесса. – Рада, что вы летите с нами! Ник поднялся по трапу. Ступни его утонули в пышном ковре. Писанные маслом картины на переборках, позолоченный потолок, огромные кресла, обитые кремовой кожей, словно бы впитавшей Ника, когда он сел в одно из них.
– Капитан говорит, что это самое любимое его кресло во всем мире, – сообщила «стюардесса.
Рядом на столике стояла ваза со свежими фруктами, лежал пяток газет, выглядевших так, точно их долго гладили утюгом, из плотного картона карточка, на которой было надписано: «Приветствуем Вас на борту, мистер Нейлор из АТИ!» и далее указывалось время полета до Вашингтона, скорость и предполагаемая высота, погодные условия и температура воздуха в Вашингтоне. Стюардесса склонилась над Ником, так что глядеть ему осталось некуда, кроме как в мягкую ложбинку между ее кремовых грудей, из которой веяло нежнейшими духами:
– Если существует хоть что-то, способное сделать ваш полет более приятным, не стесняйтесь, скажите прямо.
Глава 7
– Долетел нормально? – спросил БР.
– Хорошо долетел, – ответил Ник.
– А каким рейсом? Тот, что в четыре пятнадцать, приземляется в пять двадцать, а сейчас только пять.
– Вообще-то, я летел на самолете…
– Господи Иисусе, разумеется на самолете!
– …на самолете Капитана. – Ник, собственно говоря, еще не решил, как использовать свой новый статус, он просто чувствовал себя подобно пятнистой сове, залетевшей в кабинет главы деревообрабатывающей компании «Уэйерхойзер», – то есть в полной безопасности. Глаза БР округлились.
– Это было… весьма любезно с его стороны.
– Да уж, – сказал Ник, наслаждаясь. – А хорош у него самолетик, верно?
– Не знаю.
– Да что ты?
– Пока не знаю. Я летал на предыдущем. Чуть ли не жил в нем. Капитан раз десять приглашал взглянуть на новый, но у меня все не получалось.
– Ну еще бы, с твоим-то графиком. Я понял, почему он так нравится сенатору Джордану. Эшли, стюардесса – очень милая особа, – говорит, что новый самолет здорово выигрывает в сравнении с «Г-4», в смысле дальности полета.
– М-да. А что сказал Капитан о пятимиллионной кампании против курения?
– Сказал – валяйте. Но в меру, чтобы дело не пострадало. Физиономия у БР вытянулась. Это смахивало на таяние ледника, только происходило гораздо быстрее. Занятная штука жизнь, думал Ник, тридцать шесть часов назад ему в этом же кабинете отказали в чашке кофе и безо всяких околичностей дали понять, что он человек конченый. А теперь у БР сводит челюсти, и вообще, выглядит он так, словно ему не помешала бы встреча с доктором Витом. Может, дать ему карточку? «Д-р Вит, ДО, Остеопатические манипуляции». Расслабьтесь… хрряк!
– Я, пожалуй, поручу ее «Би-Эм-Джи», новой фирме из Миннеаполиса, помнишь, я тебе о ней говорил? Бели, конечно, ты не возражаешь.
– Нет. Нисколько.
– Да, кстати, БР, Капитану очень понравилась твоя идея насчет того, чтобы заставить актеров побольше курить, БР покраснел.
– Это была твоя идея. Он, должно быть, что-то напутал.
– Может быть. Ему приходится столько всего держать в голове.
– Возраст. – Ник прямо-таки видел, как над головой БР, будто в комиксе, раздувается пузырек с мыслью внутри: «Он недолго протянет, Нейлор, и через десять секунд после его смерти я займусь твоей задницей».
– Да, – сказал Ник, – хотя, по-моему, голова у него все еще здорово варит. Ничего не упускает, правда?
– Он велел передать тебе это, – БР подтолкнул по столу листок бумаги. Новая платежная ведомость. Поначалу Ник решил, что в нее вкралась опечатка. Со ста пятидесяти к… двум… ого-го!
– Ну что же, – сказал Ник, – спасибо.
– Меня, – искренне заверил Ника БР, – тебе благодарить не за что. Люди, мимо которых он шел по коридорам, определенно не знали, как с ним теперь здороваться – как с прокаженным или как с героем. Воздух ощутимо вибрировал от слухов. Ника вышвырнули. Но вот же он, Ник, с его радиоактивной улыбочкой, куда ж его вышвырнули? Выходит, целехонек.
– Привет, Ник, здорово ты им дал у Опры.
– Я думал, Гуди тебя придушит.
– Ник, мы действительно выставляем пять «лимонов» против детского курения? Ника поджидала Гэзел, явно воспрявшая духом от того, что ее босс не лишился работы. Из «Би-Эм-Джи» уже поступили эскизы плакатов, весьма своевременно. Медлить нечего.
– Ну-ка, посмотрим.
Гэзел расставила на кушетке эскизы, и Ник углубился в их изучение. У открытой двери кабинета начали скапливаться люди. Что там такое? Чем занят Ник? Жужжание голосов сгустилось почти до осязаемости. Кабинет Ника внезапно стал для Академии центром притяжения. А вот и Дженнет, в очаровательном костюме и при галстуке. Улыбается совершенно как кобра.
– Ник, – входя, сказала она, – ты баснословно выступил у Опры. Мы получили потрясающую прессу.
– Тебя убить угрожают, ты видел? – спросила Гэзел, протягивая ему несколько листков, которые она вытащила из лотка «ПОКА ВАС НЕ БЫЛО».
– Ты что, записываешь угрозы на листках для неотложных сообщений?
– Я бы не стала обращать на них внимания, – объявила Дженнет, плечом отодвинув Гэзел. – Отдай их Карлтону.
Карлтон возглавлял в Академии службу безопасности.
– Не поняла, – сказала Гэзел.
– Если Ник станет отвлекаться на каждого психа, ему работать будет некогда, – снисходительно пояснила Дженнет и, повернувшись к Нику, сказала: – Нет, послушай, ты действительно выглядел потрясающе.
– Не хочешь прочитать, что говорят на твой счет? – Гэзел, словно игральную карту вытянула из ладони листок. – «Я залью тебе глотку расплавленной смолой, вонючий подонок». «Ты скользкий хер, верно, Ник Нейлор? Но у меня есть дальнобойное ружье, способное продырявить мешок с дерьмом, вроде тебя, с расстояния в 250 ярдов, так что побереги свою задницу».
– Я просто зашла сказать, что ты был великолепен, – легонько сжав локоть Ника, сказала Дженнет и обернулась к людям, толпившимся у дверей. – Ведь так? Аплодисменты. Гэзел только что не наподдала дверью по корме покидавшей кабинет Дженнет.
– Не выношу эту сучку.
– Ну, не знаю, – сказал Ник, – мне показалось, что она выбросила белый флаг.
– Да? Вчера она крутилась здесь с образцами цветных тканей – интерьер, видишь ли, не по ней. А сегодня лижет тебе задницу. И тебе это нравится.
Ник еще раз, нахмурясь, вгляделся в эскизы.
– Ты бы не могла связать меня со Свеном Глэндом из Миннеаполиса? Если, конечно, ты уже исчерпала запас критических замечаний, – он пролистал записи телефонных звонков. Сэмми Наджиб, режиссер шоу Лэрри Кинга. Ну-ну… – Кто такая Хизер Холлуэй?
– Репортер из «Вашингтон мун».
– И чего она хочет?
– Взять у тебя интервью.
– О чем? Гэзел уперла руки в бока.
– А как по-твоему, о чем? О мирном процессе на Ближнем Востоке?
– Слушай, почему ты записала все, что несли эти… эти полоумные маньяки с дальнобойными ружьями, и не потрудилась записать ни слова из сказанного журналисткой? И чего ты нынче такая суровая? Кстати, что тут без меня случилось новенького?
– Так тебе нужен Свен Глэнд или не нужен?
– Да, будь любезна, – сквозь стиснутые зубы выдавил Ник. – И кофе свари. Вообще-то, кофе он не хотел, но как-то нужно же ее прищемить.
– Пять тридцать, на что тебе кофе? Ты же заснуть не сможешь. Гэзел вышла. Вот ведь угораздило его затащить Гэзел в постель той ночью, когда они допоздна засиделись в Академии, а потом заглянули к Берту выпить пива. После этого одно пошло цепляться за другое, как оно всегда и бывает, – Ник опомниться не успел, как уже беседовал с развязным ночным портье, заказывая номер в отеле «Мэдисон». Нет, оставлять номер за собой он не собирается. Без багажа. Да, на двоих. Нет, без двух отдельных кроватей. Затем подъем в лифте с портье, уже другим, норовившим объяснить ему, как пользоваться холодильником, нагревателем, выключателем, телевизором, – господи боже, портье уже добрался до пылесоса, когда Ник заткнул ему рот десяткой и выставил за дверь. На следующий день в Академии – соблюдение дурацких обрядов. С добрым утром, мисс Талли. С добрым утром, мистер Нейлор. Кофе? Да, пожалуйста, мисс Талли. А после, в первый же раз, как она сделала что-то не так и он ей об этом сказал, – трам, бам, барабаны, литавры, злые глаза и лекция о неравенстве полов. И всякий раз, как они зарабатывались допоздна и Ник предлагал заскочить к Берту немного выпить, он слышал одно и то же: «Нет, уже поздно, мне нужно забрать у сестры Джерома» – и гадал, ощущая себя сексуальным параноиком, уж не случилось ли ему потерпеть некое… фиаско, что ли, той бурной ночью, отмеченной, по сохранившимся у него воспоминаниям, более чем пристойной демонстрацией его возможностей. Собственно, не одной и не двумя. Правду говорят о черных женщинах – они ненасытны. Не диво, что черные мужчины косяками бегут от жен. Спать-то тоже когда-нибудь нужно.
Ник еще раз вгляделся в эскизы. Они были неотразимы, блестящи, они завораживали. Он правильно сделал, отказавшись от услуг унылого рекламного отдела Академии и обратившись к «Буда – Мунганаро – Глэнду», только-только созданному замечательному маленькому агентству из Миннеаполиса, уже успевшему обратить второсортную, отдающую селедочной чешуей шведскую водку в самый раскупаемый напиток страны. Ник вздохнул.
– Полный блеск, Свен, – сказал он в микрофон. – Я потрясен.
– Знаю, – сказал Свен. – Мы тоже.
– В том-то и горе. Понимаешь, тут все та же история – «есть новость хорошая и есть плохая». Плохая такова: кампания эта должна провалиться и плакаты нужны безликие, иначе у нас их не утвердят. А хорошая: мы собираемся потратить на нее пять миллионов долларов. За вычетом жалованья и комиссионных на долю «Би-Эм-Джи» приходилось около 770 тысяч.
– Свен? Ты слышишь?
– Тебе нужны безликие плакаты?
– Да, непременно.
– Вообще-то, Ник, это не совсем по нашей части.
– Извини. Вы внушили миллионам людей, будто они последуют за модой, если станут давиться водкой, которая отличается от любой другой только тем, что она хуже. От нее же несет рыбой. Я слышал, что в Швеции ни один человек, пребывающий в здравом уме, в рот ее не берет. Они там в Стокгольме, надо полагать, катаются по снегу от смеха. Так не говори мне, что за приличные деньги вы не способны провести скучную рекламную кампанию, направленную против курения подростков.
Пауза.
– Ну, в общем и целом способны.
– Так в чем проблема?
– Никаких проблем.
Ник сказал, что в пятницу он должен будет показать своим переросткам хоть что-то, поскольку им крутит хвосты Совет по рекламе, на который уже насели учуявшие запах жареного анти-табачные горлопаны.
Он позвонил Сэмми Наджиб. Оказывается, министр здравоохранения и социальных служб потребовала немедленной отставки Ника.
– И всякую-то новость я узнаю последним, – горестно сказал Ник. Лэрри хотел, чтобы Ник выступил в его завтрашнем шоу. Как только Ник повесил трубку, Дженнет просунула голову в дверь, дабы сообщить, что госпожа Фуриозо, сиречь министр зануд и сволочных скудоумцев (см. выше), потребовала его отставки, и Ник не преминул сказать, что уже слышал об этом от режиссера Лэрри Кинга. Популярность есть популярность.
Пять минут спустя позвонил БР. Поговорили о позиции, которую им надлежит занять. Тон БР переменился разительно. Он уже знал о приглашении Лэрри Кинга. Это безусловная победа, отличный шаг вперед. Теперь насчет госпожи Фуриозо: как бы получше разыграть нашу карту? «Табачная империя наносит ответный удар» – это неплохо, просто здорово. Однако она как-никак член кабинета министров, и слишком задевать ее не стоит. Правильно?
Правильно. Значит, договорились. Ник будет твердо стоять на своем, но при этом вести себя уважительно. И постарается, насколько это возможно, развить тему «тут мы все заодно». Фуриозо, конечно, упрямая старая дура. И БР вдруг наградил его комплиментом. С ума сойти! Он сказал: «Постарайся почаще совать ям в нос наших пятимиллионных деточек. Вообще говоря, может оказаться, что это будут наиболее толково потраченные нами деньги». Нами! Единой командой табачников!
Планеты расположились в гармоничном согласии. Полли выпал хороший, по-настоящему хороший день. Пожалуй, можно даже сказать, что второго такого не будет. Вот уже несколько лет окопавшиеся в федеральном правительстве новые прогибиционисты изо дня в день прибегали к одной и той же формулировке, от которой алкогольное лобби места себе не находило: «алкоголь и другие наркотики». «Альянс за умеренность» потратил миллионы, пытаясь заставить круглоголовых дяди Сэма отказаться от использования этой фразы в деловой переписке. Все попусту. И вдруг сам Папа публично заявляет, что вино не следует считать наркотиком. Правда, Лапа говорил о вине причастия и о вине, выпиваемом в умеренных количествах за семейным обедом, предпочтительно в виде приготовления к акту супружеской любви, имеющему целью рождение дитяти. Но это не помешало Полли поднять бумажную бурю, извещая всех и каждого о новом догмате Его Святейшества. Виноторговцы взлетели от радости на седьмое небо. Торговцы пивом изошли желчью. Глава компании «Гатмейстер – Мелч» полчаса выговаривал Полли за то, что она не позаботилась «заставить его» сказать то же самое о пиве.