Всѣ колокола загудѣли и зазвонили, когда онъ приближался къ этому мѣсту. Будь онъ немножко повнимательнѣе къ окружающимъ предметамъ, онъ увидѣлъ бы вѣроятно старинную свою знакомку, мистриссъ Эмми, которая шла пѣшкомъ изъ своего жилища на Росселъ-Скверъ. Мальчишки изъ разныхъ школъ стройными толпами отправлялись въ церковь; блестящіе тротуары и имперіалы омнибусовъ были наполнены народомъ, спѣшившимъ за городъ для праздничныхъ удовольствій; но мистеръ Кроли, занятый своимъ собственнымъ дѣломъ, не обращалъ, казалось, ни малѣйшаго вниманія на всѣ эти феномены. Подъѣхавъ къ казармамъ, онъ побѣжалъ въ комнату своего стараго пріятеля и сослуживца, капитана Макмурдо, который, къ счастью, былъ дома.
Капитанъ Макмурдо, старый служака и герой ватерлооской битвы, любимецъ всего полка, недостигшій высшихъ чиновъ только по недостатку въ деньгахъ, спокойно наслаждался утреннимъ кейфомъ въ своей постели, при входѣ неожиданнаго гостя. Наканунѣ былъ онъ на вечерѣ у капитана Сенкбара, въ его собственномъ домѣ на Бромптонскомъ Скверѣ. На этомъ вечерѣ присутствовали молодые люди изъ того полка, гдѣ служилъ Макмурдо, и молодые люди изъ Corps-de-ballet. Капитанъ Макмурдо постоянно приходилъ въ соприкосновеніе съ джентльменами и леди всякихъ возрастовъ и сословій: съ доѣзжачими, франтами, танцовщицами, боксёрами ипрочая. Утомленный вчерашней попойкой, и свободный отъ служебныхъ занятій, онъ лежалъ теперь въ постели; думая о различныхъ явленіяхъ житейскаго базара.
Комната капитана Макмурдо обвѣшана была картинами, представляющими весьма интересныя сцены изъ повседневнаго быта спортсменовъ, боксеровъ, танцовщицъ. Всѣ эти картины получилъ онъ въ подарокъ отъ своихъ пріятелей-сослуживцевъ, которые, выходя въ отставку, вступали въ бракъ и обзаводились домашнимъ хозяйствомъ. Въ настоящее время было ему отъ роду около пятидесяти лѣтъ, и такъ-какъ онъ состоялъ на службѣ цѣлую четверть вѣка, то нѣтъ ничего мудренаго, что комната его превратилась въ музей, представлявшій зрителю коллекціи разнообразныхъ вещей. Онъ считался однимъ изъ лучшихъ стрѣлковъ. Въ этомъ послѣднемъ отношеніи, единственнымъ для него соперникомъ могъ быть только мистеръ Кроли, когда онъ еще не выходилъ въ отставку. Наружность мистера Макмурдо не представляла слишкомъ замѣчательныхъ особенностей: у него были красныя щеки, красный носъ, нафабренные усы и плѣшивая голова, прикрытая дома шелковымъ колпакомъ. Въ настоящемъ случаѣ, капитанъ Макмурдо лежалъ въ постели, и читалъ, въ одной книгѣ, описаніе кулачнаго боя; происходившаго недавно между двумя извѣстнѣйшими боксерами, изъ которыхъ одинъ назывался Тотбери Петъ, другой — Баркинъ-Ботчеръ.
Когда Родонъ сказалъ, что ему нуженъ пріятель по нѣкоему дѣлу, капитанъ тотчасъ же понялъ и принялъ къ свѣдѣнію, въ чемъ должна состоять сущность этого дѣльца. Здѣсь, какъ и въ другихъ случаяхъ, онъ славился необыкновеннымъ искусствомъ и предусмотрительностію, и покойный главнокомандующій особенно цѣнилъ мистера Макмурдо. Молодые люди, поставленные въ затруднительное положеніе, всегда находили въ немъ достойнаго совѣтника, помощника и друга.
— Ну, дружище, съ кѣмъ тамъ у васъ, изъ-за чего и какъ? разсказывай, началъ старый воинъ. Опять, что-ли карточная исторія, какъ съ этимъ капитаномъ Маркеромъ, котораго мы подстрѣлили?
— Нѣтъ, другъ… теперь изъ-за жены, отвѣчалъ Кроли, покраспѣвъ, и потупивъ глаза въ землю.
Макмурдо свистнулъ.
— Вотъ какъ! я всегда, признаться, говорилъ, что оно того… сказалъ Макмурдо, да и спохватился, когда увидѣлъ, что лицо полковника вытянулось необыкновеннымъ образомъ при началѣ этой рѣчя.
Дѣло въ томъ, что въ казармахъ уже давненько смотрѣли, съ нѣкоторымъ подозрѣніемъ, на личный характеръ полковницы Кроли, поговаривали о ней довольно легкомысленно. Въ клубахъ нѣкоторые джентльмены держали пари относительно вѣроятной судьбы мистера Родона. Макмурдо съ своей стороны былъ убѣжденъ, что ему не сдобровать.
— Что? развѣ ужь слишкомъ далеко зашло? продолжалъ капитанъ серьёзнымъ тономъ. Нельзя ли какъ-нибудь уладить это дѣло потихоньку, безъ огласки? Можетъ-быть тутъ одии только подозрѣнія, или ужь оно, того… что бишь я хотѣлъ? Письма можетъ-быть — голубиные намеки, что-ли? Лучше бы, право, не шумѣть, и похоронить все это втайнѣ…
«И онъ спохватился только что теперь! подумалъ про себя капитанъ Макмурдо. Ему пришли въ голову разнообразыыя и шумныя засѣданія за общимъ столомъ, гдѣ репутація мистриссъ Кроли давно разбита была въ дребезги.
— Нѣтъ, другъ, одннъ только конецъ этой исторіи, отвѣчалъ Родонъ, — нечего больше дѣлать, какъ… поннмаешь? Меня арестовали на дорогѣ, засадили въ долговую тюрьму, я освободился, и засталъ ихъ наединѣ. Я сказалъ сму, что онъ негодяй, лжецъ и трусъ, повалилъ и оттузилъ его. А ужь, послѣ того, извѣстный конецъ.
— Разумѣется, сказалъ Макмурдо. Кто же онъ?
— Лордъ Стейдъ.
— Маркизъ? Вотъ оно куда метнуло!.. Давновпрочемъ болтали, что онъ… то-есть, была у насъ рѣчь, что ты…
— Что я? проревѣлъ Родонъ. Хочешъ ли ты этимъ сказать, что у васъ тутъ говорили вро мою жену?.. Отчего же ты не извѣстилъ меня, Макъ?
— Ну, да вѣдь мало-ли что говорится, языкъ безъ костей, не всякое слово въ строку, отвѣчалъ Макмурдо. За какимъ дьяволомъ я сталъ бы извѣщать тебя обо всѣхъ этихъ пустякахъ?
— Нѣтъ, братъ, ты поступилъ не по-дружески, Макмурдо, сказалъ озадаченный Родомъ.
И закрывъ свое лицо обѣими руками, онъ обнаружилъ такіе энергическіе признаки глубочайшей грусти, что старый его товарищъ почувствовалъ невольный припадокъ соболѣзнованія и симпатіи.
— Hy, полно, полно, старина! сказалъ онъ. Будь онъ чортъ или маркизъ, милордъ или дьяволъ, мы повалимъ его, дружище. Ну, а что касается до женщинъ, то много ихъ на одинъ салтыкъ, — повѣрь мнѣ.
— Ахъ, ты не знаешь, какъ я любилъ эту женщину! проговорилъ несчастный Родонъ. Я слѣдовалъ за ней повсюду, какъ лакей, всѣмъ ей пожертвовалъ, нищимъ сдѣлался изъ любви къ ней. Чортъ побери, я не разъ продавалъ и закладывалъ свои карманные часы, чтобы только угодить ея прихотямъ, а она?.. Она отказалась прислать мнѣ на выручку сотню фунтовъ, тогда-какъ въ ея распоряженіи были тысячи, о которыхъ я и не зналъ.
И терзаемый порывами отчаянія, которыхъ прежде никто и никогда не замѣчалъ въ немъ, полковникъ разсказалъ, въ безсвязныхъ выраженіяхъ, всѣ обстоятельства и подробности этой исторіи. Маимурдо не проронилъ тутъ ни одного слова и, какъ опытный совѣтникъ, тотчасъ же рѣшился обратить нѣкоторые намеки въ его пользу.
— А что, братъ, вѣдь пожалуй что она, въ самомъ дѣлѣ невинная, сказалъ онъ. Сама она утверждаетъ это. Изъ того, что ты видѣлъ ее съ милордомъ, еще ровно ничего не слѣдуетъ. Лордъ Стейнъ бывалъ у ней и прежде тысячу разъ.
— Можетъ-быть, можетъ-быть, проговорилъ Родонъ грустнымъ тономъ, — а вотъ что ты на это скажешь, любезный другъ?
И онъ показалъ капитану тысяча-фунтовый билетъ, наименный въ шкатулкѣ Ребекки.
— Это онъ ей далъ, Макмурдо, продолжалъ полковникъ. Я ничего не зналъ объ этомъ. И съ такими деньгами она заставила меня сидѣть въ тюрьмѣ изъ-за сотни фунтовъ!
Капитанъ принужденъ былъ согласиться, что скромность этого рода имѣстъ подозрительный характеръ.
Еще до начала этой конференціи, Родонъ отправилъ капитанскаго деньщика на Курцонскую улицу съ приказаніемъ къ своему каммердимеру, чтобы тотъ вручилъ подателю узелъ съ платьемъ, въ которомъ полковникъ, щеголявшій все еще въ бальномъ костюмѣ, очень нуждался. И въ отсутствіе этого слуги Родонъ и его секундантъ, пользуясь пособіемъ джонсонова словаря, необходимаго для справокъ въ правописаніи, сочинили письмо, которое Макмурдо долженъ былъ отправить къ лорду Стейну отъ своего имени. Письмо вышло толковитое и складное. Капитанъ Макмурдо, свидѣтельствуя наиглубочайшее почтеніе маркизу Стейну, имѣлъ честь всенижайше извѣстить, что полковникъ Родонъ Кроли уполномочилъ его сдѣлать всѣ необходимыя распоряженія касательно извѣстной встрѣчи, неизбѣжной послѣ событій этого утра, и которой безъ сомнѣнія милордъ будетъ требовать самъ отъ полковимка Кроли. На этомъ основаніи капитанъ Маимурдо убѣдительнѣйше просилъ лорда Стейна прислать къ нему довѣреннаго друга, съ которымъ бы онъ, капитанъ, могъ переговорить о взаимныхъ условіяхъ съ той и другой стороны. Свидѣтельствуя еще разъ наиглубочайшее почтеніе, Макмурдо учтивѣйшимъ образомъ изъявилъ желаніе, чтобы вышеозначеяная встрѣча устроена была какъ-можно скорѣе.
Въ постскриптѣ капитанъ объявилъ, что въ его распоряженіи находится банковый билетъ въ значительную сумму, которая, по весьма вѣроятному предположенію полковника Кроли, составляетъ собственность маркиза Стейна. капитанъ желалъ, при первой возможности, передать билетъ его владѣльцу.
Когда письмо это было сочинепо и переписано, капитанскій деньщикъ, отправившійся на Курцонскую улицу, воротился, но безъ узла и чемодана, за которыми былъ посланъ, и притомъ лицо его выражало какое-то странное безпокойство и досаду.
— Ну что, любезный? спросилъ Родонъ. Принесъ?
— Никакъ нѣтъ-съ, отвѣчалъ деньщикъ.
— Отчего же?
— Не отдаютъ вашихъ вещей.
— Какъ не отдаютъ?
— Да такъ-съ. Подите-ка, самъ чортъ тамъ голову сломитъ. Суматоха такая, что видимо-невидимо. Всѣ перепились. Пришелъ самъ хозяинъ, и занялъ вашу квартиру. Они тамъ говорятъ, сударь, что вы унесли съ собой серебро, полковникъ…. да мало ли еще что тамъ они болтаютъ, прибавилъ добродушный слуга послѣ минутной паузы. Горничная кажись ужь сбѣжала. Симпсонъ, вашъ каммердинеръ, пьянъ какъ стелька, и буянитъ пуще всѣхъ. Онъ говоритъ, что не позволитъ тряпки вынести изъ дома, пока не заплатятъ ему жалованья.
Отчетъ объ этомъ маленькомъ волненіи на Майской ярмаркѣ изумилъ пріятелей, и сообщилъ нѣкоторую живость ихъ разговору. Оба они вдоволь посмѣялись, когда выслушали забавный разсказъ деньщика.
— Я радъ, по крайней мѣрѣ, что мальчугана моего нѣтъ дома, сказалъ Родонъ, кусая свои ногти. Ты вѣдь помнишь, Макмурдо, какъ онъ ѣздилъ въ берейторской школѣ? Онъ сидѣлъ въ ту пору настоящимъ козыремъ: не правда ли?
— Правда, мой другъ, правда, подтвердилъ капитанъ Макмурдо.
Маленькій Родонъ, одинъ изъ пятидесяти другихъ мальчиковъ, сидѣлъ въ это самое время въ капеллѣ школы Бѣлаго Собратства, думая о томъ, какъ онъ поѣдетъ домой въ будущую субботу, и какъ, по всей вѣроятности, папа возьметъ его съ собой въ театръ.
— Да, братъ, этотъ мальчикъ — настоящій козырь, продолжалъ отецъ, все еще думая о своемъ сынѣ. Вотъ что, Макмурдо, если этакъ что случится… если я буду убитъ… ужь, пожалуйста, другъ, не откажи… сходи ты къ этому мальчугану, и скажи, что я очень… очень любилъ его, и ужь… самъ знаешь что. Да еще, не забудь, другъ Макмурдо… вотъ эти золотыя пуговки вручи ты ему отъ меня… на… на память. Больше мнѣ нечего ему оставить.
Онъ закрылъ лицо своими черными руками, и крупныя слезы покатились бѣлыми бороздами по его щекамъ. Мистеръ Макмурдо воспользовался также случаемъ снять съ головы своей шелковый колпакъ, и отереть имъ свои глаза.
— Ступай-ка, любезный, закажи намъ завтракъ, да получше, громко сказалъ онъ своему деньщику веселымъ тономъ. Чего ты хочешь, Кроли? Почекъ съ перцомъ? Селедку? Ну, и того, и другаго. Да вотъ что, Клей, продолжалъ онъ; обращаясь опять къ деньщику, — вынь изъ коммода какое-нибудь платье для полковника; мы съ нимъ бывали встарину одного роста и дородства. Помнишь ли, Родонъ, какъ мы разъѣзжали съ тобой на этихъ полковыхъ рысакахъ? Охъ, старина, старина!
Съ этими словами, чтобы не мѣшать полковнику одѣваться, онъ повернулся къ стѣнѣ, и принялся опять дочитывать интересную статейку о борьбѣ двухъ боксёровъ. Когда туалетъ Родона былъ конченъ, Макмурдо бросилъ газету, и началъ одѣваться самъ.
Ho, приготовляясь къ свиданью съ лордомъ, капитанъ Макмурдо употребилъ на этотъ разъ особенную тщательность при своемъ собственномъ туалетѣ. Онъ нафабрилъ усы до степени блистательнаго лоска, туго натянулъ бѣлый галстухъ, и надѣлъ превосходнѣйшій лосинный жилетъ. Когда онъ и пріятель его вошли въ общую залу; гдѣ былъ для нихъ приготовленъ завтракъ, молодые офицеры встрѣтили съ громкими комплиментами мистера Макмурдо, и спросили, ужь не намѣренъ ли онъ жениться въ это воскресенье.
ГЛАВА LIV
Тотъ же день и тотъ же предметъ
Озадаченная роковыми событіямй предшествующей ночи, мистриссъ Бекки долго не могла выйдти изъ своего оцѣпененія и пролежала въ постели до двѣнадцати чаеовъ. Звонъ воскресныхъ колоколовъ привелъ ее въ себя. Приподнявшись съ постели, она принялась наигрывать въ свой собственный колокольчикъ, призывая француженку-горничную, которая, какъ мы знаемъ, оставила ее за нѣсколько часовъ.
Мистриссъ Родонъ Кроли звонила долго и громко, но безъ всякаго успѣха, и хотя наконецъ она дернула за сонетку съ такимъ отчаяннымъ усиліемъ, что снурокъ отъ колокольчяка остался въ ея рукахъ, однакожь мамзель Фифина не явилась; — да, рѣшительно не явилась и тогда, какъ раздраженная миледи, съ оборванной сонеткой въ рукахъ и растрепанными волосами, выбѣжала въ корридоръ, и начала, громкимъ голосомъ и топая ногами, кликать свою служанку.
Дѣло въ томъ, что mademoiselle Fifine, не спросясь ничьего позволенія, изволила совсѣмъ оставить хозяйственное заведеніе на Курцонской улицѣ. Подобравъ брильянты и другія бездѣлки, оставленныя въ гостиной, Фифина взошла къ себѣ наверхъ и тщательно уложила. всѣ свои картонки, ящички и сундучки. Затѣмъ, выбравшись на улицу, она наняла извощичью карету для собственнаго употребленія, и вынесла собственноручно весь свой багажъ, безъ всякой посторонней помощи, въ которой вѣроятно ей бы отказали, такъ-какъ вся домашняя челядь ненавидѣла отъ всей души эту заносчивую Парижанку. Такимъ-образомъ, не простившись ни съ кѣмъ, мамзель Фифина покинула Курцонскую улицу однажды навсегда.
Игра, по ея мнѣнію, совсѣмъ окончилась въ этомъ малензькомъ хозяйствѣ, и mademoiselle Fifine уѣхала въ наемной каретѣ, какъ вѣроятяо многія изъ ея прекрасныхъ соотечественницъ поступили бы на ея мѣстѣ. Собираясь въ путь далекій, она забрала не только свои собственные пожитки, но и нѣкоторыя довольно замѣчательныя вещи, составлявшія собственность мистриссъ Кроли (если только можно допустить въ строгомъ смыслѣ какую-нибудь собственность у этой миледи). Кромѣ вышеупоминутыхъ брильянтовъ и нѣкоторыхъ нарядныхъ платьевъ, уже давно привлекавшихъ вниманіе этой любезной служанки, мамзель Фифи захватила ненарокомъ четыре богатѣйшіе вызолоченные подсвѣчника à la Louis-Quatorze, шесть вызолоченныхъ альманаховъ, столько же кипсековъ, золотую эмалевую табакерку, принадлежавшую когда-то мадамъ дю-Барри, хорошенькую маленькую чериильницу и перламутровый письменный приборъ, употреблявшійся въ извѣстныхъ случаяхъ при сочименіи очаровательныхъ записочекъ на розовой бумагѣ. Серебряныя вилки и ножи; лежавшіе на маленькомъ столикѣ по поводу