Часть 1
Я, наскоро оттирая с пальцев кровь из носа, которая все еще продолжала течь, прижала к лицу платок и выскочила в опустевший коридор. Я опаздывала на урок. Но что хуже всего, не на какой-то там урок, а на историю. А учительнице с вычурным именем Сигизмунда Францевна было все равно на мою кровь, потому что даже всемирный потоп, случись он сейчас, не освободил бы меня от ее праведного гнева, вызванного моим опозданием. Я замерла перед дверью. Ну все, самое время помахать жизни „пока-пока”. Глубокий вдох. Я постучала и быстро заскочила в класс с баянистым писком:
– Извините, можно зайти?
– Проблемы? – светловолосый парень, занимающий торжественное кресло учителя, вскинул брови.
– Э? – я замерла на месте, – А вы кто?
Ох, и зря я это спросила, потому что судя по обрывкам фраз, различавшихся из общего поднятого моим вопросом шума, я разобрала, что это наш новый классный руководитель и по совместительству учитель истории, короче говоря, чувак вместо Францевны. И расслышав это, я выпала в каплю. Он был не то что бы молод для учителя. Нет-нет, это слишком мягко сказано. В крайнем случае студент, но это только в крайнем. Куда ему было справиться с нашим буквально неуправляемым классом, который сама Сигизмунда и то с трудом успокаивала, с ее-то нравом. Тем не менее, стоило новому учителю только взглянуть поверх голов, как все разом замолчали. И неудивительно, от его взгляда буквально пробирал конкретный такой мороз.
– Возвращаясь к вопросу об одежде, – продолжил историк с того места, где я его, очевидно, прервала, – подойди сюда, – фраза относилась ко мне.
Я, ничего не понимая, осторожно приблизилась к учительскому столу.
– По-твоему, это юбка? – он указал на мою одежду.
– Ээ, ну да, – кивнула я одергивая вышеназванный предмет. Да-да, знаю, что слишком короткая, но чего ко мне цепляться-то. Вон, на задней парте ванили вообще в чулках и шортах сидят. Сдавать кого-то было не в правилах класса, поэтому пришлось молчать. Я, состроив виноватую мину, уставилась в пол.
– Нет, дорогая моя, это даже юбкой назвать язык не повернется. Чтобы не было больше такого, ясно?
– Ясно-ясно, – покивала я. Черт, как же некстати ржать охота, еще одноклассницы со второй парты что-то про гробовщика мне втирают, не в тему совсем, но оттого еще труднее сдержаться. – Больше не повторится. Можно мне сесть?
– И еще одно: вот, например, если я встану, смогу без всяких усилий заглянуть в вырез твоей блузки. Как это, по-твоему, называется?
– Эээ, вы извращенец? Педофилия в школе?
Со стороны класса послышались сдерживаемые смешки. Смеяться громко при нем боялись. Я сморозила только что такое, что тут же поняла, что мне крышка, но учитель прореагировал на удивление спокойно.
– Нет, это называется слишком развязный стиль одежды. Здесь школа, между прочим, а не панель.
Я нахмурилась. Унизил, так унизил. И что я ему сдалась. Ну ничего, отомщу еще, пусть не сомневается.
– Повторюсь еще раз, я требую, чтобы ваш стиль одежды был официальным, не пляжным, не шлюшным и не спортивным, а именно официальным. Все услышали? И куда только ваши родители смотрят...
– Уж точно не туда, куда вы, – съязвила я, потому что взбесил меня классный руководитель окончательно.
На этот раз победа полностью была за мной, потому что класс таки разразился хохотом. Потом резко наступило молчание.
– Вон из класса, – отчетливо проговорил историк в наступившей тишине.
– Да пока! – фыркнула я и тут же вышла за дверь.
Черт, главное, чтоб он теперь классному руководителю не нажаловался. Ах да, он же сам теперь и есть классный руководитель. Ну тогда все не так плохо, к директору он, надеюсь, не пойдет. Прямо не учитель, а настоящий дьявол. Ну точно Сатана.
Когда послышался звонок на перемену, я дождалась, пока класс покинет кабинет и решительно подошла к учительскому столу.
– Какие-то проблемы? – историк вопросительно изогнул бровь и закинул ноги на стол. Я даже несколько прифигела от такой наглости. Что он там про меня говорил-то?
– Ээм, мне переписать надо одну работу.
– Нет, – сказал как отрезал. Это он что, мне сейчас войну объявляет?
– Но почему?
– Мы не будем переписывать работы, так как я не вижу смысла переливать из пустого в порожнее.
– Но мне оценку исправить надо, – запротестовала я.
– Хочешь исправить – жду завтра после уроков. Спрошу по любой пройденной теме. Ответ должен быть идеален. Иначе никаких исправлений, ясно?
Я кивнула. Будет ему идеальный ответ. Война, значит война.
Только выходя из класса, я подметила для себя, что глаза у него зеленые-зеленые, прямо до одури. Наверное, линзы носит.
Часть 2
– О-о-ой, а ты видела его глаза? Видела, нуу? Такие зеленющие, уууу, просто космос! А голос како-ой! Как ты думаешь, он свободен? Хочу себе такого парня!
Я помотала головой и отошла подальше, чтобы сделать недоступными моему слуху сии томные воздыхания, уже порядком поднадоевшие. Фу-фу-фу, такими быть. И сдался им этот историк, уж больно много о нем говорят. Хотят они себе такого парня. Попробуйте-постарайтесь, лично я наверняка буду умирать со смеху, глядя на процесс завоевания его сердца, план коего в общих чертах я тоже успела уловить. Хотя им-то, сменившим уже парней по двадцать, виднее, наверное.
Я равнодушно вытащила из портфеля геометрию, хоть повторю перед уроком.
– Макарова!
А, нет, не повторю.
– Чего тебе? – я подняла глаза и уставилась в самое неприятное на свете лицо: ни ванильки, ни безобидный по сравнению с этим чудовищем историк, даже близко к нему не стояли.
– У меня серьезный разговор, – Алина вздернула холеное личико, всем своим видом выказывая пренебрежение.
– Мне не до тебя, не видишь, – я демонстративно помахала учебником перед ее носом, – и вообще, иди-ка ты в туалет, смой пару кубометров своего макияжа, а то того и гляди с лица штукатурка сыпаться начнет.
– Ты напрасно пытаешься меня задеть. Это подростковый комплекс, скоро пройдет. Кушай меньше, и будет тебе счастье. Не надо завидовать, лучше почитай книжку.
Да подростковый комплекс-то может и пройдет, а вот желание убить тебя, моя дорогая, – это, видимо, на всю жизнь. Я злобно покосилась на нее. Даже спорить не хотелось, потому что сколько бы я не убеждала ее, что мне вообще до лампочки, как она выглядит и что на ней надето, она упорно и с завидной настойчивостью продолжала гнуть свое. А бесит меня только ее убежденность, что весь мир просто обязан в эпилептическом припадке восхищения валиться на пол и корчиться в благоговении восторженных судорог при одном ее появлении. Если же он этого не делал, то все вокруг непременно именовались злыми завистниками, а место – прогнившим гадюшником. А все потому, что она была моделью и снималась для какого-то там журнала.
– Ты – позор нашего класса, – во всеуслышание заявила она.
– Да с чего ты взяла, дура? Отстань от меня, иди, куда шла.
– Нет, сначала я сделаю тебе выговор. Вчера ты опозорила нас всех перед новым учителем. Он пришел преподавать в этот класс совсем недавно, а ты уже успела крайне отрицательно зарекомендовать весь наш дружный коллектив. Сначала на урок опоздала, потом нахамила, так ты еще и одеваешься постыдно! Ты разве не знала, что по одному ученику судят о целом классе? Позор! Родители бы твои...
Ее слова пресекла звонкая пощечина. Я уже просто не выдержала. Терпеть ее нотации, на которые никаких прав у этой смазливой девчонки не было, еще можно, скрепя сердце. Но на этот раз Алина задела слишком больную тему, эти вещи даже произноситься ей не должны были. Поэтому я не жалела о сделанном.
Полушкина тут же согнулась, изображая вселенскую боль. Ее вмиг окружили подхалимы, бросая на меня резко неодобрительные взгляды. А и плевать.
– Алиночка, ты как? Больно тебе, да? – тут же подскочила и ее лучшая подруга Викусечка. – Ничего, пойдем в туалет, ты умоешься. Все пройдет, – успокаивающе заговорила она, – а про эту сволочь мы классному руководителю расскажем. Пусть примет соответствующие меры. Таких надо вообще изолировать от общества. Того и гляди, переубивает всех.
– Ага, – саркастично кивнула я, – Пол-Европы уже зарезала, скоро за Африку примусь.
– Я тебе, стерва, после уроков так врежу!
О, и мужская часть подхалимов подоспела. Все могло бы кончиться весьма плачевно, если б не в кои-то веки спасительный звонок на геометрию.
– Да-да, очень по-мужски с твоей стороны. Я вся дрожу от страха, смотри-ка, ты почти заставил меня умолять о пощаде, – с фальшиво-театральной интонацией произнесла я, поднимая сумку с учебниками и направляясь в класс.
Среди общего шума было слышно, как Вика умоляет его подождать до окончания уроков. Весело мне сегодня домой добираться будет. К тому же эти мымры обязательно погребут жаловаться к историку. Замечательно, ничего не скажешь.
Сразу после геометрии я планировала смыться домой, это по моему расчету было наилучшим решением, потому что теперь мне в любом случае влетит, не все ли равно, за что. А вот нежелательной стычки после уроков, скорее всего, удастся избежать. В конце концов, совру потом учителю, что голова заболела, или еще что-нибудь придумаю. Дело-то нехитрое.
Но только я направилась к выходу с третьего этажа, как меня кто-то схватил за руку. Я уж было подумала, что идолопоклонники решили перенести свое возмездие во имя луны, пронюхав каким-то образом о моем коварном плане. Однако это оказался наш классный руководитель. Странно, но я даже обрадовалась. По крайней мере, может, мне все еще удастся смыться пораньше, как только он меня отпустит. Прискорбно только, что ему уже настучать успели.
– Разреши поинтересоваться, – историк чуть склонил голову на бок, – ты себя в зеркало видела?
Что? Не настучали?
– В чем дело? – хмуро осведомилась я, – юбка до колен и выреза вообще нет. Где я на этот раз успела накосячить?
– А что у тебя на голове, ты видела?
– Волосы, представляете, – съязвила я, но историк пропустил шпильку мимо ушей.
– Ты лохматая, как ведьма. Будь добра, приведи себя в порядок. Косу, что ли, заплети.
– Я не умею.
– Попроси подружек.
– Благодаря вашим вчерашним красочным эпитетам таковых не наблюдается, – я отвернулась, собравшись уже уйти, но он открыл дверь кабинета и чуть отступил в сторону.
– Заходи.
Я бы ни за что в жизни не пошла с ним в один кабинет, да еще и когда там не было кроме нас ни души и обстоятельства сложились весьма странные. Но в конце коридора показались прихвостни Алины, и мне пришлось быстренько заскочить в кабинет.
– Садись, – учитель кивнул на свое кресло.
– Зачем это? – я непонимающе уставилась на него.
– Расческа есть? Придется мне тебе косу заплести, если уж больше некому. В таком виде нельзя разгуливать по школе, это серьезное заведение. Сколько раз повторять?
Я молча села и подала ему расческу.
Историк не спеша перебирал мои волосы, а я даже осведомиться не удосужилась, как он собирается мне косу заплетать, если резинки все равно нет. Учитель тем временем достал из ящика стола какую-то красную ленту и вплел в мои волосы. Я внимательно, насколько это было возможно, наблюдала за его неторопливыми действиями. Не сказать, что я просто кайф от этого ловила, но мне нравилось, когда кто-нибудь меня расчесывал. Если это не больно, конечно.
– Можешь идти, – учитель отступил, давая мне подняться.
– Эмм... Спасибо, – я снова сунула расческу в сумку и покосилась на него, – но только завтра все равно снова лохматая буду.
– Придется научиться ухаживать за своими волосами, – вздохнул историк, – если помощь понадобится, приходи.
Я медленно кивнула. Что это на него нашло? Странный какой-то.
Тут в дверь постучали, и в класс вошла Алина.
Часть 3
Полушкина нацепила страдальческое выражение лица, прикрывая щеку рукой. Она замялась в дверях, строя из себя обиженную вселенской несправедливостью невинность.
– Входи-входи, не бойся, – чуть подтолкнула ее сзади Викусечка, взявшая на себя роль ее главного оборонного министра.
– Что у вас случилось? – спросил классный руководитель, вопросительно вскинув брови.
– О, и ты тут! – злобно воскликнула Виктория, едва заметив меня, – сейчас мы про тебя все расскажем!
– Она... Она меня ударила... Посмотрите сами, что теперь вышло... Очень больно... – тихо всхлипнула Алина, отняв руку от лица.
Нашим взорам открылся замечательный темно-сиреневый синяк на всю щеку. Ничего себе, здорово я ее приложила. Ну все, теперь точно не сносить мне головы.
– Ты! – Вика ткнула в меня своим жирным пальцем, при этом чуть не выколов глаз. – Это ты во всем виновата!
– Нечего было лезть, – возмутилась я, – вечно достаете, а потом виноватых ищете...
– Помолчи, – резко осадил историк.
Он взял со стола очки в черной оправе. Значит, не линзы все-таки? Вот это да, невозможно же такой яркий цвет глаз иметь. Хотя сейчас меня должно беспокоить совсем другое.
Учитель подошел к Полушкиной.
– Дай я посмотрю, что там у тебя с лицом, – он склонился к Алине и провел пальцем по ее щеке. – Ах вот как, значит. Очень больно, значит, – холодно проговорил он, брезгливо стряхивая с пальцев остатки темно-синих теней.
Я пораженно уставилась на эту картину. Хотя, чему тут особенно удивляться, все вполне в духе современности, которой правят лицемерные алины.
– Я полагаю, вопрос исчерпан, и вы можете идти, а на будущее я бы попросил вас, чтобы подобного не повторялось. Мне крайне неприятно знать, что в моем классе будут учиться настолько подлые люди, – историк, не меняя тона, обратился к Полушкиной и ее подруге, – а тебя я попрошу остаться, – последняя фраза относилась уже ко мне.
Да что ж я ему сдалась-то? Алина и Викусечка, не говоря ни слова, по-тихому смылись из класса. Перед тем, как исчезнуть за дверью, Полушкина кинула на классного руководителя испепеляющий взгляд, но он ее уже не видел. Это была почти победа, и если не окончательная, то все же ее можно было приписать к моим незначительным достижениям в борьбе с Алиной. Обычно обман Полушкиной, если таковой и присутствовал, никогда не вскрывался.
– А теперь перейдем к тебе, – историк указал мне на стул и сам опустился в свое кресло. – Что произошло?
– Они уже все рассказали, – фыркнула, я усаживаясь на место.
– Я бы хотел услышать твою версию произошедшего.
– А не проще ли прочитать мне нотацию и отпустить? Я не хочу ничего рассказывать.
– И все же.
Вот настойчивый. Мой план уйти с последнего урока рушится прямо на глазах. Придется рассказывать, иначе мы еще тут до конца перемены рядиться будем.
– Ну, эта девка стала до меня доматываться, я и влепила ей затрещину. Нечего рассказывать-то, – я пожала плечами.
– И ты распускаешь руки, просто потому что она тебе надоела?
– Да... Нет. На то были свои причины... – я поднялась со стула, собравшись уходить.
Уточнять, какие именно причины, у меня не было никакого желания. В тот же момент прозвенел звонок.
– Я тебя еще никуда не отпускал, – невозмутимо заявил учитель.
Дьявол. Просто Дьявол. У него урока, что ли, нет?
– Что еще? – я с превеликим нежеланием вернулась на место.
– Сейчас времени уже осталось мало, – он быстро взглянул на часы, – я хочу знать истинные мотивы твоего поступка, если это личная неприязнь, то...
– Это не личная неприязнь, – быстро перебила я, – она просто затронула крайне нежелательную для меня тему, и я не сдержалась. Обещаю, такого больше не повторится...
— Не нравится мне твое поведение, – вздохнул историк, – мы с тобой еще вернемся к этой теме. После занятий. Ты же должна будешь ко мне прийти оценку исправлять, не так ли?
Черт, а я и забыла уже.
– Собираетесь мне лекции о хорошем поведении читать? – усмехнулась я.
– Не совсем, – покачал головой учитель, – какой у тебя сейчас урок? Отведу тебя в класс, что ли. А то влетит еще за опоздание из-за меня.
– Русский, – хмуро ответила я, осознав, что мой блестящий план по досрочному покиданию школы провалился.