— Ты понимаешь, что здесь происходит? — повернулась к нам Катька, но обращалась к Егору, наверное, впервые за все годы, что мы учимся вместе. Увидев мое ошарашенное лицо, она опомнилась, хмыкнула и повернулась к нам спиной. А мой сосед и не думал возвращаться на свое законное место на задней парте.
— Э… ты целый день собираешься здесь сидеть?
— Да, — ответил Егор, — Тебя что-то не устраивает?
Все, все меня не устраивает. Вот только фигушки я к тебе обращусь.
— Делай что хочешь, — хмыкнула я, решив не обращать на него внимания и заняться флэшкой. Так, что тут у нас есть? СМСки. Сестра почему-то удаляет всю переписку, но последнее сообщение от неизвестного мне номера удалить не успела или не захотела: «После уроков у качелей». Информативно, но я знаю, где это. Уже плюс.
— Эль, ты на меня за что-то злишься? — решил прервать меня Егор.
Вопрос был мною благополучно проигнорирован.
— Эль? — а он упертый, только и я тоже, — Эля, я ведь не отстану.
Нет, и кто теперь приставучая муха?
— Я вчера тебя тоже спрашивала, но ты предпочел уехать. Неприятно, правда?
— Так это месть?
— Делать мне больше нечего, — фыркнула я и подняла, наконец, на него взгляд. Зря. Иногда мне кажется, что он видит меня насквозь. Вот и сейчас, смотрит своими темными, непроницаемыми глазами и оторвать глаз не можешь. Хочешь, но нет сил. И, кажется, что мы совсем одни, настолько одни, что можно осмелеть и прикоснуться.
Звонок меня спас от его гипнотического взгляда. А я решила больше вообще на него не смотреть. Никогда. Мы чужие люди. Я ему не нужна. Значит, не нужна. Переживу наверное.
Второй урок, геометрия. Но сейчас меня больше не косинусы и синусы интересовали, и не лекция учительницы, а то, что я обнаружила на Женькиной флэшке. Видео. Название странное: «О них». Я просмотрела без звука, но, кажется, именно звук на записи был самым важным. Оно было снято в движении, кажется Женькой. Она куда-то торопливо бежала. Сначала была на улице, судя по тем образам асфальта и ног, что попадали в кадр, затем она куда-то вошла. Спустилась по лестнице, много красного, что-то яркое. Затем движение прекратилось. Нет, мне точно надо послушать. Жаль, у Егора нет наушников. А мои от плеера не подходят. Здесь переходник нужен.
Я еле дождалась звонка. Рванула с места и бросилась в коридор. Я должна посмотреть это видео и желательно до обеда. Потому что тогда Женька хватится телефона и придет, с намерением меня прибить.
До туалета оставалось совсем немного, но меня перехватил Егор.
— Эля, нам нужно поговорить.
— Давай потом, а? — бросила, не сбавляя шага, но в спину мне полетел возмущенный окрик.
— Эля?
Пришлось остановиться.
— Что? Мы разве еще не все обсудили?
— Не все, — процедил он. Ох, кажется, я его реально разозлила, — Я знаю, что обидел тебя вчера.
— Обидел? Вовсе нет. Это был спектакль, забыл? Сегодня нам играть не перед кем.
— Значит вот так? Ты вернешься к привычной роли?
— В отличие от некоторых, я никаких ролей не играю. Я просто хочу знать правду. Понять какого черта полшколы ходит словно зомби с больными аурами. И среди них моя сестра. А ты, да и все остальные постоянно обламываете меня. Надоело. Иди ты к черту, Егор.
Фух. А это иногда полезно. Выпустить пар. Здорово мозги прочищает. Егор остался за дверью туалета, а я принялась проверять кабинки. Кажется, никого нет. Время включать видео.
Глава 21
Признание
Блин, на видео ничего нет. Одни шумовые помехи. Здесь нужен компьютер и анализатор звука. Желательно помощнее. Вопрос: где взять? На обеде Женька вспомнит о телефоне и мне наступит полный. «пипец» как Аллочка из «Универа» говорит. Надо найти толкового спеца и видео на телефон перенести. Правда придется конфисковать его у Егора. Но, он мне должен. Я из-за него полночи ревела.
Пришлось поднапрячь мою дырявую память, которая в последнее время сбоит и каротит, как электрическая розетка. Минут пять губы кусала, пока не доперло, что далеко ходить не надо. Есть у нас в классе спец, Женька Пестов. Он делает самые офигительные видеоклипы, даже телефонную запись может превратить в шедевр. Вот я дура. И почему раньше не дошло? А все Егор. Это он воду мутит и меня с верного пути сбивает. Ведь пообещала сама себе, что не нужны мне никакие парни, и что теперь? Только о нем и думаю. Не, я точно блондинка.
В класс вернулась за три минуты до звонка и сразу же направилась к Женьке Пестову. Уж если он из этой дряни на флэшке не вытащит что-то полезное, то никто не сможет.
— Жень, минутка будет?
— Для тебя хоть пять, — обрадовал одноклассник. Вот за что люблю Женьку — за добрый нрав. Он всем готов помочь, о чем ни попросишь. И ведь не должен, он же популярный и все такое. Но все равно, кто бы не обратился, в лепешку расшибется, а поможет, просто так, потому что он такой.
— Пять не надо. У меня тут видео есть одно. Вытащить что-нибудь сможешь?
— Давай глянем, — с готовностью отозвался он. Я протянула телефон Егора.
— Да уж. Эль, тебе видео надо из всего этого шлака?
— Аудио.
— А, ну тогда другое дело, — воодушевился Женька, — Я его себе переброшу и вечером посмотрю.
— Жень, ты знаешь, что ты лучший?
— Догадываюсь.
Эх, он по-настоящему крут. Я бы его расцеловала за это, но не рискнула. Ладно Ромка, его злят все парни, к которым я подхожу, а вот Егор отчего напрягся, непонятно. Кстати, он снова пересел на свое место. Оно и к лучшему. Спокойнее как-то.
Я надеялась, что этот урок будет лучше предыдущего. Ага, конечно. Мечтай, Элька. Зуд между лопатками от одного наглого взгляда не просто не прошел, усилился. Попыталась сосредоточиться на теме урока, точнее на творчестве Пастернака, которому будет посвящена вся эта неделя. У нашего препода, причем единственного мужчины в коллективе, за исключением физрука и трудовика, Аркадия Петровича был свой метод проведения уроков. Иногда он отходил от министерских планов и проводил такие вот недельки русской поэзии. В прошлом году мы так Пушкина изучали, помимо основной программы, конечно. Даже поставили Евгения Онегина перед всей школой. Удивительно, но всем понравилось.
Мы надеялись, что и в этом году нас ждет что-нибудь эдакое, но увы. Большие начальники его метод зарубили на корню, а Петровичу по шапке надавали. Спектаклей больше не будет. Но от неделек русской поэзии он не отказался.
Чтобы как-то отвлечься от моей персональной пытки, решила вспомнить, кто кого играл. Ну, Стервоза, само собой Ольгу Ларину. Татьяной слава богу не я была. Ленка. Новый опыт для нее. Онегин — наш мачо, Женька Пестов. Эх, в него все девчонки и так влюблены, а после спектакля так вся школа влюбилась. А кто был несчастным Ленским? Хоть убейте, не помню.
Не думала, что могу настолько задуматься, что даже не услышала, как препод меня позвал. Встрепенулась, уставилась на него, лихорадочно пытаясь понять, чего он от меня хочет.
— Эля, вы меня слышите?
— Слышу.
— С вами все в порядке?
— Да, Аркадий Петрович.
— Очень хорошо. Тогда вы, может, сделаете то, о чем я вас просил?
— Если вы напомните.
Да, да. Я и так чувствую себя полной дурой, но добавлять-то зачем. Даже те, кого я считала друзьями, не скрывали ехидных смешков. Неприятно, скажу я вам. Но Аркадий Петрович уникальный учитель. Вместо того, чтобы разозлиться и влепить мне пару за невнимательность, он терпеливо повторил то, чего от меня хочет. Уж лучше бы не повторял.
В общем, сейчас мне предстоит перед всем классом читать одно из стихотворений Пастернака. Класс. Не то, чтобы я его не знала, просто публичные выступления, не мое. Тем более перед тем, кого отчаянно избегаю. Но делать нечего. Пришлось вставать и идти к доске. Как бы мне хотелось сейчас, чтобы звонок прозвенел. Но нет, до конца урока еще пятнадцать минут. Достаточно времени для моего позора.
— Э… любой стих? — обратилась я к преподу.
— Любой.
На одноклассников, а тем более на заднюю парту смотреть вообще не хотелось, поэтому уставилась на Аркадия Петровича и начала читать:
Мело, мело по всей земле
Во все пределы
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.
Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
(Б. Пастернак)
— Признаюсь, я ожидал чего-то… более от вас, Эльвира, — вздохнул учитель, выводя в классном журнале мою заслуженную — незаслуженную четверку.
Ну, вот. Я даже моего любимого учителя, успела разочаровать.
— И что вам не нравится, хорошая песня, — пробурчала, идя на свое место.
— В том-то и дело, Эльвира. Вы выбрали самое простое, стараясь отделаться, а не показать свои истинные знания.
— Откуда вы знаете, что это не единственное стихотворение, которое я знаю?
— Потому что в вас сокрыто много больше, чем вы хотите показать, — просто ответил учитель и продолжил урок.
Его слова заставили задуматься. О многом. Например, о том, почему я так боюсь этого мира, который внезапно мне открылся. Ведь все как-то с этим живут. Почему я не могу также как они? Почему я не могу назвать имя моего хранителя? Потому что не знаю, или просто цепляюсь за прошлое, надеясь, что если игнорировать проблему, она исчезнет. Прямо как с Егором. Я не смотрю ему в глаза, не говорю, притворяюсь и бегу. Чего я так сильно боюсь? Того, что мне не ответят взаимностью? Перемен? Или просто я боюсь сложностей, которые эти перемены принесут?
Я расслабилась и совсем забыла, какие подлянки нам иногда может устроить судьба. Но она про меня не забыла. Аркадий Петрович вызвал к доске Егора. Чем удивил всех. Да на моей памяти в последний раз его к доске вызывали… да никогда не вызывали. Не знаю почему, но его не замечали даже учителя. А если и обращались, то он, словно их и не слышал. Вот только почему сейчас решил выйти? Не нравится мне все это.
Я очень хотела не реагировать. Пыталась следить за хвостом Стервозы, смотреть на препода, на доску, в окно, наконец, но когда он начал читать, сердце подпрыгнуло, и он поймал мой взгляд. И каждая строчка отдавалась где-то глубоко в душе, откликалась. Словно он меня гипнотизировал. И ведь ему удавалось.
Я в глазах твоих утону, можно?
Ведь в глазах твоих утонуть — счастье.
Подойду и скажу: Здравствуй,
Я люблю тебя. Это сложно…
Нет, не сложно, а трудно.
Очень трудно любить, веришь?
Подойду я к обрыву крутому.
Стану падать, поймать успеешь?
Ну а если уеду — напишешь?
Я хочу быть с тобой долго,
Очень долго…
Всю жизнь, понимаешь?
Я ответа боюсь, знаешь….
Ты ответь мне, но только молча,
Ты глазами ответь, любишь?
Если да, то тогда обещаю,
Что ты самой счастливой будешь.
Если нет, то тебя умоляю
Не кори своим взглядом,
Не тяни своим взглядом в омут
Пусть другого ты любишь, ладно.
А меня хоть немного помнишь?
Я любить тебя буду, можно?
Даже если нельзя, буду!
И всегда я приду на помощь
Если будет тебе трудно!
(Стихи Роберта Рождественского)
— Это ведь не Пастернак, — заметил Аркадий Петрович, единственный, кто не пребывал в ступоре. Я их понимаю. Когда кто-то, кого ты годами не видишь и не замечаешь делает что-то. Это вводит в ступор. Как эти стихи, как этот взгляд даже не парня, мужчины. Я даже не уверена теперь, что ему восемнадцать лет.
— Нет, — подтвердил Егор.
Следующий вопрос учитель не успел задать. Потому что Ромка взбесился и бросился на Егора. Тот уклонился от удара, и Ромка по инерции пролетел мимо, впечатавшись в доску. И на этом все вроде бы и должно прекратиться, так нет. Бывший так просто сдаваться не собирался и снова напал. Егор снова ушел от атаки, очень мастерски, если присмотреться, теперь Ромка врезался в стол, чуть не сбив учителя при этом. И снова кинулся в бой, как какой-то псих. Конечно, Аркадий Петрович вмешался, конечно, отправил к директору обоих, а вот причем здесь я, и почему мне тоже следует отправиться к директору, не объяснил. Спросить я не решилась. Он так грозно на меня посмотрел, словно я сама лично затеяла эту драку. Нет, ну что сегодня за день-то такой?
Аркадий Петрович проводил нас до приемной и велел ждать в коридоре, вот тогда-то я и решила наехать на обоих и первым будет бывший.
— Эй, ты чего? — воскликнул Ромка, потирая ушибленное плечо. Жаль, я ему в рожу не двинула.
— Это ты чего? Совсем мозги пропил? Я из-за тебя стала всеобщим посмешищем, так еще и к директору впервые в жизни попадаю. Я тебе кто вообще? Чего ты хотел добиться?
— Эля, — попытался вмешаться Егор, но я и на него была зла.
— А ты… вообще молчи. Это что там было такое? Стихи? Серьезно?
— Что тебя не устроило? По-моему чудесные стихи.
— Да ты издеваешься, наверное. Так, вы оба меня достали. Увижу еще раз в метре от себя, врежу. И я не шучу.
— Эль, вообще-то, я сижу от тебя меньше чем в метре, — виновато потупился Ромка.
— А я еще ближе. Прямо рядом с тобой. И, между прочим, я твердый, как камень. Боюсь, поранишься.
Нет, он точно издевается. Вон как мастерски ухмылочку прячет. Нет, убила бы, обоих.
— Да пошли вы.
Все. Я обиделась. И внимания на них не обращаю. Не обращаю, я сказала. Пока эти двое угрюмо молчали, а я делала вид, что их не существует, объявилась сестрица. Злая и пышущая праведным гневом.
— Не знала, что ты еще и воровка. Флэшку верни.
Отпираться не стала. Ее видео у меня и так есть. А скоро и расшифровочка появится. Живем.
— Зачем тебе понадобилась моя флэшка?
— Я случайно ее прихватила.
— Только врать мне не надо. Случайно она.
— Да ладно, что ты панику развела? Я даже посмотреть ничего не успела. Телефона то у меня нет.
— А раньше ты подумать об этом не могла?
— Нет. С недавних пор я блондинка, если ты не заметила. И стараюсь образ свой оправдать, не мешай.
— Дура, — плюнула сестра, но, кажется, поверила. А еще, пока она на меня наезжала, я успела заметить ее реакцию на Ромку. Эх, она, кажется, все еще к нему не ровно дышит. Вот только этот «дундук» зациклился на мне. Я уже даже готова все простить и ей, и ему, и благословить даже, лишь бы Женька стала прежней. Не этой, угрюмой, вечно недовольной всем и всеми девчонкой, а той, у которой улыбка не сходила с лица. Интересно, а что все-таки между ними случилось? Стало интересно сейчас. Потому что раньше я была вроде как обиженной, пострадавшей стороной, а сейчас не очень-то и страдаю.
Женька удалилась, кинув раздраженный взгляд на меня, почти безразличный на Ромку и хмурый на Егора. Видимо, он ей не очень понравился. И это плюс в нашей с ней ситуации.
И на что я трачу свой законный обед? Подумал мозг, а желудок горестно пробурчал что-то не лестное в мой адрес. Ну, потерпи. Сейчас мы дождемся препода, выслушаем обличительную отповедь директора и отправимся в столовую. Ждать пришлось долго. Прошло десять минут, затем пятнадцать, уже и звонок прозвенел, а из приемной не доносилось ни звука.