В прошлом году, в Брюсселе, холодной зимней ночью…
Она все еще чувствовала вкус еды, поданной на стол, вкус вина на языке. Странный горьковатый привкус, удививший ее. Она ничего не сказала, потому что вместе с генералом была в гостях у одного из постоянных клиентов, испанского гранда, с аккуратной бородкой лопаточкой и пронзительными черными глазами, которых он не сводил с Серены. Три дня он флиртовал с ней, и она старалась отвечать как можно любезнее. В конце концов это всего лишь бизнес. Ее улыбка влечет игроков к игорным столам — стало быть, надо чаще улыбаться.
Но в ту ночь взгляды этого испанца вызывали мучительную неловкость. Серена старалась держать тебя в руках. Остальные гости становились все развязнее, по мере того как вино в бутылках убывало. Если они и заметили странный привкус, то ничем не дали этого понять, и Серена решила, что ей, должно быть, показалось. Той ночью она выпила больше обычного, и это помогало не замечать жадного взгляда испанца.
Она смутно помнила, как ее запихнули в экипаж, доставивший обоих в снятый генералом дом, где в тот момент процветало его игорное заведение. И так же смутно помнила, как горничная укладывала ее в постель, игриво упрекая за невоздержанность, хотя такого никогда раньше не бывало. Она не помнила, как заснула. Но помнила пробуждение.
Все было таким омерзительным, таким странным… она словно оказалась в густом тумане, не в силах пошевелиться или отреагировать, но сознавала при этом все. Воспоминание до сих пор наполняло ее липким страхом. Сначала она сознавала только, что кто-то растягивает ее, укладывает, раздвигает ноги, поднимает руки над головой. При этом все было тихо. Но вдруг над ней нависло лицо испанца. Она ощущала сначала запах вина из его рта, а потом и вкус его омерзительных губ. Серена хотела сопротивляться, отвернуть голову, пнуть его ногой. Но была обездвижена, парализована каким-то зельем. Он вошел в нее, и она чувствовала каждое движение, каждый короткий выпад. Наконец он отвалился и встал, а генерал укрыл падчерицу простыней, благочестиво отводя глаза. Прикроватные занавески были задвинуты, и она опять осталась одна, и красная дымка забытья снова завладела ею.
Утром она проснулась поздно. Голова раскалывалась, тошнота подкатывала к горлу, кошмар все еще был так жив в памяти, словно произошел на самом деле. И ужас, затопивший ее, когда тело подсказало ей, что так все и было…
Три дня она не выходила из комнаты. Отчим посылал записки, стучался в запертую дверь, сначала молил, потом требовал его впустить. Но она ни на что не обращала внимания. А когда вышла на четвертый день, словом не упомянула о той ночи. Сначала он был сбит с толку и сконфужен, когда она продолжала молчать, но потом на его лице появилось видимое облегчение, словно он уверился, что падчерица не подозревает о насилии. Что зелье, парализовавшее ее тело, лишило также разума. А Серена позволяла ему в это верить. Пока не настало время бросить правду ему в лицо.
Вернувшись к реальности, она подумала, уж не потратила ли зря козырную карту, но сердцем чувствовала, что была права. На этот раз он не опоит ее так легко. Правда, существовали и другие способы лишить ее сознания, дать Бредфорду то, чего он жаждал. Но подобное больше не должно случиться! Ни с ней, ни с Абигайль! Если генералу удастся заполучить Абигайль в жены, он легко продаст ее тому, кто даст больше, как сделал с падчерицей. А Абигайль слишком наивна, неопытна и не сможет постоять за себя. Серена была совершенно уверена, что Абигайль вряд ли поддастся ухаживанию генерала, но, ободряемая матерью, не сумеет противостоять предложению человека, который по возрасту годится ей в отцы. Девушка нуждается в защите, и только Серена сможет ее уберечь. Она не уйдет из дома, пока не спасет бедняжку Абигайль.
Нужно проделать все это, не возбудив подозрений в мистере Саттоне. Прежде всего он вряд ли поверит Серене, даже если та расскажет чистую правду. Ведь та же Серена открыто поощряла интерес отчима к Абигайль, почему же вдруг неожиданно пошла против него? И даже если она убедит мистера Саттона, реакция последнего легко предсказуема. Мечта Абигайль о лондонском сезоне и хорошей партии развеется в прах.
Значит, нужен другой поклонник. Если Абигайль влюбится в безупречного молодого человека, который удовлетворит даже честолюбивые претензии миссис Саттон, генерал останется ни с чем и даже не узнает о роли падчерицы в этом деле. Но как найти идеального поклонника?
Она вдруг представила Себастьяна. Абигайль и ее мать уже заинтересовались им. И даже устраивали специально для него званый обед. Может, как-то это использовать? Если Себастьяна попытаться убедить выказать внимание к милой девушке, у Серены останется время найти кого-то другого. Но кроме того, что это очень сложно, как она может ожидать от Себастьяна шагов навстречу после того, что между ними произошло? Они так и не выяснили отношений, лишь углубили пропасть между ними.
Очевидно, эти три года Себастьян следовал путем любого молодого аристократа. После больно ранившего его предательства он удивительно быстро собрал осколки своей жизни. Стоит взглянуть на него, чтобы это понять. Он стал спокойным, уверенным в себе и в правильности своей жизни. А она… тогда ей едва исполнилось двадцать, а теперь ей всего двадцать три, но последние три года лишили ее надежд на будущее, оставив впереди лишь голую пустыню. Теперь ей нечего предложить Себастьяну. И почему он должен в чем-то идти ей навстречу?
Она убрала пистолет в ящик секретера и заперла ключиком, который носила в потайном карманчике юбки.
В комнату, постучав, вошел Фланаган с запечатанным письмом на подносе.
— Это принес посыльный, леди Серена, — с поклоном сказал он, протягивая поднос.
— Спасибо, Фланаган.
Она глянула на почерк. Похоже, ее мысли каким-то образом материализовались в сложенном листке бумаги.
— Посыльный ожидает ответа, миледи.
— Да, — пробормотала она, глядя на записку. Только Себастьян оживлял строго начерченные буквы завитушками, когда на него находила такая прихоть. И это всегда ее веселило. Но почему он пишет ей сейчас?
Что же, она не узнает, пока не развернет записку.
— Попросите посыльного подождать.
— Конечно, мэм.
Серена разрезала письмо ножом и развернула листок.
«Приходи на Страттон-стрит в три сегодня днем. Возьми закрытый экипаж, чтобы никто тебя не узнал. С.С.».
Себастьян всегда заботился о ее репутации. Куда больше, чем о своей собственной. Похоже, ничего не изменилось. Но зачем он хочет ее видеть? Разве между ними осталось что-то недосказанное? Однако она почти против воли взяла листок бумаги и написала одну короткую фразу.
«Приеду в три».
Сложила и запечатала записку, позвонила Фланагану, велела передать ее посыльному, после чего поднялась в спальню. Не важно, зачем она понадобилась Себастьяну: гордость и тщеславие требовали, чтобы она выглядела как можно лучше. Конечно, темно-красный шелк ей к лицу, но после того как его похвалил генерал, она никогда больше не наденет это платье.
Серена решила вызвать Бриджет и принялась нетерпеливо дергать за шнуровку.
— Господи, леди Серена, что с этим платьем? Посадили пятно? — ахнула горничная. — Вы порвете шнуровку!
— Помогите, Бриджет, мне в нем неудобно!
Серена направилась к шкафу, не обращая внимания на возившуюся со шнуровкой Бриджет.
— Да постойте хоть минутку! — взмолилась горничная.
— Мне нужно что-то более легкое, более фривольное.
Серена принялась копаться в богатых шелках, муслинах, бархатах и дамастах.
— Вот это!
Она вытащила шелк цвета вереска, вышитый изящными гирляндами красных роз. В центре каждой красовался крошечный аметистик.
— Правда, красиво, Бриджет?
— В высшей степени, миледи. Вы уходите?
— Да, — кивнула Серена, разглаживая складки кембриковой нижней юбки. — Обруч поменьше, Бриджет.
Горничная привязала к талии Серены небольшой обруч и помогла надеть платье, так чтобы элегантные фижмы соблазнительно колыхались на каждом шагу и при этом юбка не развевалась слишком сильно.
Серена подошла к зеркалу. Себастьян всегда любил простоту. Он сам не носил жабо и оборок, и хотя любил модную одежду, предпочитал видеть Серену в менее экстравагантных нарядах. Поскольку она придерживалась таких же взглядов, то всегда была рада угодить возлюбленному. Мягкий сиреневый цвет красиво контрастировал с темными волосами и очень шел к цвету глаз. Декольте было отделано кружевной оборкой и открывало грудь почти до самых сосков. Нет, конечно, она хотела понравиться не Себастьяну, а себе!
— Сойдет, — решила она наконец. — Черную фетровую шляпу и черный шерстяной плащ, пожалуйста.
Бриджет принесла требуемое, и Серена надела шляпу с широкими полями, почти скрывавшими лицо. Воротник широкого плаща можно было поднять.
— Господи, миледи, вы теперь немного похожи на разбойника с большой дороги, — объявила Бриджет, — только маски не хватает.
— На улице холодно, — улыбнулась Серена. — Не хотелось бы простудиться. Бегите вниз и попросите Фланагана нанять мне кеб.
Бриджет присела, перед тем как поспешить вниз, и Серена последовала за ней. К тому времени как она спустилась вниз, кеб уже ожидал перед домом.
Она дала извозчику адрес и уселась в экипаж, в котором пахло чем-то прокисшим. Пришлось примоститься на самом краю, чтобы не касаться засаленной кожи сидений. Было чересчур холодно, и дул слишком сильный ветер, чтобы поднять кожаную занавеску, прикрывавшую окно, поэтому она старалась не дышать глубоко. К счастью, до Страттон-стрит было недалеко, и через десять минут экипаж остановился у дома Себастьяна.
Она открыла дверь и вышла, подобрав юбки, чтобы не замочить их в грязной воде канавы. Заплатила извозчику и подняла руку к дверному молотку, но дверь тут же распахнулась и ее втащили внутрь.
— Никто не должен тебя видеть, — прошептал Себастьян. — Давай свой плащ.
Он расстегнул застежку у нее на шее, пока она пыталась оглядеться и едва не рассмеялась. Как типично для Себастьяна. Он никогда не тратил энергию зря. Никогда не произносил лишних слов и никогда не колебался, если нужно было действовать. Ей следовало снять плащ, и он прежде всего занялся именно этим.
Она позволила ему повесить плащ на вешалку и стянула перчатки. Он взял их и положил на скамью под вешалкой, после чего отошел и вопросительно уставился на Серену.
— Ты снимешь шляпу? Мне бы хотелось, чтобы ты немного задержалась.
— Зачем? Зачем тебе нужно было видеть меня? — нахмурилась она.
Он протянул руку и легонько прижал палец к ее губам.
— Давай на этот раз оставим враждебный тон. Я не собираюсь снова ссориться с тобой.
Она глубоко вздохнула, остро ощущая тепло его пальца. И неожиданно ей пришла в голову абсурдная мысль втянуть его палец в рот, поласкать языком, прикусить, как она часто делала раньше, но тут она перехватила его хитроватый взгляд и поняла, что он подумал именно о том же.
Серена отвела голову и развязала ленты шляпы.
Себастьян взял ее, положил рядом с перчатками и, сжав руки Серены, склонил голову набок. Глаза его блеснули.
— Спасибо, что пришла.
— Ничего не могла с собой поделать, — бросила она, слегка пожав плечами. — Так объяви наконец, зачем хотел меня видеть.
Он сжал ее руку, и время куда-то подевалось. Они снова вернулись на три года назад, и Серена почувствовала, что соскальзывает в странный транс. Больше она не хотела ничего, хотя здравый смысл вопил, что это безумие, которое ни к чему хорошему не приведет. Все это они уже проходили.
— Подойди к огню, у тебя руки замерзли.
Он обнял ее за плечи и привел в теплую светлую гостиную.
— Здесь нам будет удобнее.
Серена огляделась, пытаясь обрести душевное равновесие. Она впервые была в этом доме. В прошлом они снимали маленькую комнату в гостинице на Кинг-стрит. Гостиная была безупречно чиста, но здесь явно жили холостяки. Никаких вышитых подушек, шторы немного коротки, ни одного цветка, сухого или живого, ни одной женской безделушки, никаких украшений. Зато пахло кожей и немного потом, в сочетании с запахами свечного воска и горящего дерева. Ничего неприятного, но так, вероятно, пахло в мужском клубе.
— Где твой брат? Я думала, ты живешь вместе с ним.
Ее голос звучал на удивление спокойно, даже деловито.
— О, Перри часто не бывает дома, — так же беспечно ответил он. — У него свой круг друзей. Странные это люди — ученые и философы, поэты и журналисты, пишущие памфлеты для просвещения невежд.
Он с легкой самоуничижительной улыбкой покачал головой.
— Уверен, что Перри решительно относит меня к последней категории.
— Я встречалась с ним несколько раз. Вы невероятно похожи, иногда я вас даже путала.
Себастьян усмехнулся.
— Не только ты, но и очень многие люди, если не считать старшего брата. Но между нами есть небольшие различия. У Перри хохолок на лбу.
— И у тебя тоже.
— Но у него он заметнее. И мой нос длиннее.
— Только этим вы различаетесь? — рассмеялась Серена.
— Внешне — да, но во всех других отношениях мы словно небо и земля.
Он подошел к дивану.
— Ты не сядешь?
— Спасибо.
Серена села. Подушка под ее спиной была жесткой и царапалась, из ткани вылезал конский волос.
— Чай? — спросил Себастьян. — Или кофе?
Он дернул за шнур сонетки.
— Чай, если можно, — попросила Серена и снова задала мучивший ее вопрос: — Почему я здесь, Себастьян?
— Господи, ну почему все так сложно? — резко воскликнул он. — Мне нужно побыть с тобой наедине, чтобы никто не помешал. Я точно знаю, что хочу сказать, но чувствую себя школьником, с красными лапами и огромными ногами, которые не идут в нужном направлении.
Серена хотела встать, но дверь открылась и мальчик, помогавший экономке, спросил:
— Что угодно, сэр?
— Принеси чаю, Барт.
Себастьян обрадовался приходу мальчишки, давшему возможность немного собраться с мыслями. Он не ожидал взрыва столь внезапного желания. Все дельные мысли были сметены невероятной потребностью снова прижать ее к себе, ласкать великолепное тело, найти потаенные местечки, которые когда-то были так ему знакомы. Столько прошло времени, столько обид омрачило нежные воспоминания, что он воображал себя непроницаемым для старых желаний, — но оказалось, что ошибается.
— Удивительно, на холостяцкой квартире подают чай, — заметила Серена, пытаясь найти нейтральную тему. Напряжение было так велико, что между ними словно потрескивали крошечные молнии.
— Перри иногда пьет чай.
Себастьян нагнулся, чтобы поворошить дрова в камине.
— Я, признаться, терпеть не могу этот напиток.
— А мне иногда нравится, — пожала она плечами, гадая, долго ли будет продолжаться эта бессмысленная светская беседа, прежде чем Себастьян наконец перейдет к делу.
Парнишка вернулся с подносом, на котором стояла маленькая коробочка с чаем, две мелкие чашки, фарфоровый чайник и медный котелок с кипятком.
— Вода только что вскипела, мэм, — пояснил он, ставя поднос рядом с Сереной.
— Спасибо.
Она улыбнулась и открыла коробочку.
— Значит, ты не пьешь чай, Себастьян?
Тот покачал головой и поморщился.
— Не люблю. Предпочитаю кларет.
Серена засыпала чаю в заварочный чайничек и налила кипятку. Немного подождала, пока Себастьян наливал себе кларет. Прозрачная жидкость полилась в небольшую чашку. Она поднесла чашку к губам и попробовала чай, чувствуя пронизывающий взгляд Себастьяна.
— Я тосковал без тебя, Серена, — тихо признался он.
Она почувствовала, как напряжение медленно ослабевает, как сама она готова принять все, что должно случиться, все, о чем она знала с того момента, как получила записку. Между ними еще ничего не кончено.
— Когда ты пришел на Пикеринг-плейс, я, уловив твой презрительный взгляд, подумала, что ты никогда не простишь меня, никогда не поймешь, — ответила она так же тихо, как он. — У меня не было иного выхода, Себастьян. Я подумала…