– Совершенно согласен, – неожиданно поддержал его Бариччи, попытавшись улыбнуться. – К тому же мне нечего скрывать. Ну же, господин граф, задавайте свои вопросы.
– Отлично. – Коньерз сделал знак своему партнеру. – Мы подождем за дверью.
– Уильямсу тоже надо выйти, – распорядился Эшфорд. Бариччи на мгновение заколебался, но все же отпустил Уильямса величественным взмахом руки:
– Ступайте.
Эшфорд подождал, пока дверь закрылась за ушедшими, и придвинулся к Бариччи.
– Ладно, Бариччи, теперь мы одни, – начал он. – ^ Вы можете забыть о своих изысканных манерах и стать самим собой.
– Вы мне не ровня, Тремлетт, – запальчиво возразил тот, – Это вы сын под заборной крысы, а не я. – В глазах Бариччи сверкнула ненависть,
Губы Эшфорда дернулись в презрительной усмешке.
– Вы ожидали, что это ваше замечание приведет меня в ярость и заставит прибегнуть к насилию? Жаль вас разочаровывать. Ведь вы уже пытались воспользоваться этим методом. Много раз пытались – и все напрасно. Будь здесь мой отец, он расхохотался бы вам в лицо. Итак, продолжим… – Эшфорд вытащил из кармана серёжки и сунул их под нос Бариччи. – Скажите, когда именно вы подарили их Эмили Мэннеринг
Бариччи заложил руки за спину и внимательно рассматривал сверкающие сапфиры. Потом поднял голову и насмешливо встретил взгляд Эшфорда:
– Это что? Шутка?
– Не вижу во всем этом ничего смешного. Повторяю, когда вы подарили своей возлюбленной эти сережки? Когда вы вручили ей эту скромную дань любви и уважения?
– «Скромную» – идеально выбранное слово, – презрительно фыркнул Бариччи. – Начать с того, что я не делаю подарков женщинам, как вам должно быть хорошо известно. Подарок – намек на длительность и прочность отношений, а я стараюсь их избегать. Кроме того, если бы я и отдал эту, как вы выразились, «скромную» дань любви и признательности моей любовнице, то едва ли одарил бы ее побрякушкой, достойной судомойки.
Эшфорд продолжал пристально смотреть на Бариччи:
– Вы хотите сказать, что никогда их не приобретали?
– Именно это я и хочу сказать. – А я утверждаю, что вы лжец.
Черная бровь Бариччи презрительно взметнулась.
– Вы называли меня и похлеще. И все же я разочарован: ваш дедуктивный метод страдает существенными изъянами. Если вы что-то разнюхали обо мне, то должны знать: мой вкус непогрешим. Меня привлекают куда более дорогие и роскошные вещи.
– Мы ведь обсуждаем не женщин, а драгоценности.
– В таком случае позвольте вас просветить. Мой вкус по части драгоценностей весьма близок к моему вкусу по части женщин. Я выбираю из ряда вон выходящие, уникальные, редкостные, иными словами, безупречные драгоценности. – Бариччи чуть вздернул подбородок. – И вы все это отлично знаете. Хотя бы видя мое отражение, мой живой образ, в котором запечатлен я, и плод моей связи. – Он смотрел на Эшфорда из-под полуприкрытых век. – Я, конечно, говорю о моей маленькой Ноэль,
– Я знаю, о ком вы говорите. – Эшфорду стоило большого труда не броситься на мерзавца.
– А знаете, Тремлетт, – Бариччи поджал губы, – я впервые вижу трещину на вашем несокрушимом каменном фасаде. Неужели вы действительно так увлечены ею?
– А если и так?
– Зря. Не втягивайте ее в это дело. Да и вам самому в него лучше не ввязываться. Мне бы не хотелось, чтобы Ноэль пострадала.
– Это угроза? – Лицо Эшфорда окаменело.
– Разве?
Эшфорд стоически подавил свой гневный порыв. Но Бариччи был напуган. И это было хорошим знаком, похоже, он оказался близок к истине. Эшфорд положил сережки в карман и с насмешкой взглянул на Бариччи.
– Вы и в самом деле сукин сын, – заявил он. – Готовы рисковать безопасностью дочери, чтобы спасти свою шкуру и еще заработать на этом.
Он бросил на Бариччи уничтожающий взгляд:
– А что касается вашего вопроса, могу сказать одно: не тратьте слов попусту. Ваши угрозы на меня не действуют. Я не остановлюсь до тех пор, пока не засажу вас за решетку, а ключ от вашей камеры не выброшу в Темзу.
– А как насчет безопасности Ноэль?
Это было уже слишком! Бариччи перешел грань.
– Вам до нее не добраться, Бариччи. Только попытайтесь, и вы горько раскаетесь. Это я вам обещаю. Кстати, отзовите своего Сардо, отмените заказ на ее портрет. Пусть вернется к пейзажам. Его сеансы с Ноэль окончены. И всем его играм с ней тоже пришел конец.
– Буду счастлив передать ему это, хотя… – Бариччи хмыкнул, – я в отчаянии оттого, что не смогу получить портрета своей любимой девочки. Что же до остального, Тремлетт, то Андре не играет. Он без ума от моей прекрасной Ноэль. И если он намерен затащить ее в свою постель, то выясняйте это с ним, а не со мной.
Никогда в жизни Эшфорд не испытывал столь непреодолимого желания дать пощечину.
– Я буду следить за вами, Бариччи, и собирать доказательства вашей вины. А когда их будет достаточно, я позабочусь о том, чтобы остаток жизни вы провели в камере. Но еще лучше, если вы закончите жизнь на виселице. – Он повернулся и направился к двери – Кстати, там, за дверью, стоят детективы, готовые произвести обыск в запасниках вашей галереи. Полагаю, вы не станете возражать?
Он заметил, что в глазах Бариччи снова промелькнул страх.
– Вовсе нет. Почему же я должен возражать?
– Отлично. И придумайте какое-нибудь занятие для Сардо на конец дня. Ему не выпадет счастье провожать Ноэль домой. Это сделаю я.
Эшфорд вышел из кабинета, чувствуя на себе испепеляющий взгляд Бариччи и волнуясь уже, что так надолго оставил наедине Ноэль и Сардо. Остановившись в коридоре, Эшфорд взглянул на поджидавших его детективов.
– Произведите обыск, – распорядился он, кивнув на двери запасника. – Мистер Бариччи был крайне любезен и полон готовности оказать содействие.
С этими словами он направился в зал галереи и, заметив Ноэль, поспешил к ней.
– Добрый день, миледи, – приветствовал он ее затем повернулся к Сардо и сухо поздоровался с ним.
– Здравствуйте, Тремлетт, – ответил Сардо ледяным тоном. – Кажется, вы собрались уже уходить.
– Вы правы. – Не меняя позы, Эшфорд смотрел на Ноэль. Она в нерешительности кашлянула.
– Лорд Тремлетт, как приятно снова видеть вас, – пропела она.
Эшфорд избавил ее от необходимости искать выход из положения.
– Я провожу вас и Грейс домой, – объявил он. – Мне кажется, что мистер Бариччи нуждается в мистере Сардо. Поэтому я решил взять на себя приятную обязанность проводить вас.
– Это совершенно невозможно, Тремлетт, – начал Сардо, принимая решительную и горделивую позу. Вся его фигура будто оцепенела. – Я имею твердое намерение проводить…
– Не сегодня, Андре, – вмешался появившийся за спиной Эшфорда Бариччи. – Дело в том, что мне надо поговорить с вами о следующем заказе на картину. Лорд Тремлетт проводит дам, но не прежде чем я с ними поздороваюсь.
Он приветствовал Ноэль заученной улыбкой и сжал ее пальчики в своей руке:
– Добрый день, моя дорогая. Вы выглядите очаровательно.
Лицо Ноэль исказила гримаса отвращения.
– Здравствуйте, мистер Бариччи, – ответила она деревянным голосом.
Бариччи счел за лучшее не заметить ее яростного тона.
– Я в восторге оттого, что вы снова выбрали время и снова посетили мою галерею. И какая удача, какое приятное совпадение, что здесь оказался в это же время и лорд Тремлетт. Я счастлив, что он берет на себя заботу о вас. Я знаю, что лучшего провожатого вам не найти. С ним вам не грозят никакие неприятности. Верно, Тремлетт?
– Вот тут вы правы. – Эшфорд схватил Ноэль за локоть и сверкнул глазами на Бариччи. – Идемте, миледи. Ваш отец будет волноваться.
И, взяв ее под руку, он направился с нею в сопровождении Грейс к выходу.
Сколько же времени, думал он, потребуется Сардо на то, чтобы добиться объяснений у своего работодателя.
Но главное – какие объяснения даст ему Бариччи.
Андре закрыл за собой дверь в кабинет Бариччи. Его обычно грациозные движения теперь казались резкими и угловатыми. Гнев душил его. Он круто повернулся и встретился взглядом с Франко.
– Так в чем дело? – прохрипел Андре. Бариччи налил в бокал вина, в котором, кажется, нуждался сейчас больше всего.
– Начнем с того, что следует говорить потише. Эти чертовы детективы все еще роются в моих подсобках. Уильяме приглядывает за ними. Но я не хочу рисковать, И опасаюсь, что нас будут подслушивать.
Впервые Андре ощутил крайнее волнение Бариччи,
– Что-нибудь случилось? – спросил он уже сдержаннее – Эти детективы что-нибудь раскопали?
– Интересный подбор слов, – сухо заметил Бариччи. – Нет, пока ничего не «раскопали». Ничего конкретного. Но они слишком настырно интересуются мною, и это настораживает. И я не желаю, чтобы они околачивались здесь. – Он со стуком поставил на бюро свой бокал. – Но это мои трудности. А твои касаются моей дочери и твоей неспособности перетянуть ее на нашу сторону.
Андре бросил на него горделивый взгляд:
– Я сделал многое. Осталось только заманить Ноэль в постель. Но мне это не удастся, если вы будете отсылать ее с Тремлеттом.
– Глупец, – прошипел Бариччи злобно. – Тебе ничего не удалось добиться. Она хочет думать только о Тремлетте. А тебя использует точно так же, как ты пытаешься использовать ее. Твое величайшее самомнение, – он закатил глаза к потолку, – не выразить словами. Оно тебя ослепляет и делает глупцом.
– Вы ошибаетесь, Франко, – настаивал Андре тихо, но твердо.
– Ошибаюсь? Скажи-ка мне, Ноэль задавала тебе какие-нибудь вопросы, пока вы бродили по галерее? И главное – отвечал ли ты ей?
Последовало недолгое молчание. Сардо лихорадочно соображал.
– Так что ты ей сказал, Сардо?
– Я только водил ее по галерее и показывал свои лучшие работы, – пытаясь сохранить достоинство, ответил Андре.
– Значит, ты одного не сказал в лоб: все картины галереи – дело рук одного человека, и человек этот ты. Но это и так стало ей понятно, осел.
Бариччи судорожно вцепился в край своего бюро. Глаза его буравили Сардо.
– А как насчет твоих скромных и ненавязчивых рам? Этого блестящего вклада в увековечение твоих творений? Ты, конечно, и их показал?
В комнате воцарилось тягостное молчание.
Бариччи чертыхнулся.
– Пойми, через несколько мгновений она посвятит в свое открытие Тремлетта. – Он невесело рассмеялся: – Какой же ты глупец, Андре, кретин, думающий не головой, а чреслами. Но это не важно. По иронии судьбы ты убедил ее лишь в собственной вине.
– Что вы хотите этим сказать?
– Хочу сказать, что Тремлетт придет в галерею и потребует объяснений, а я отдам ему тебя на съедение. Ведь ты поставляешь мне картины и все, что к ним прилагается. А я, естественно, не был в курсе твоих грязных делишек. Твоего обмана. – Бариччи подался вперед. Его кулаки лежали на крышке бюро. – И если ты окажешься настолько глуп, что станешь это отрицать, я позабочусь о том, чтобы тебе приписали не только кражу, но и кое-что посерьезнее.
– Хватит! – Гнев бушевал в груди Андре. На виске его бурно забилась жилка. – Весь этот разговор – провокация. Если Ноэль даже поймет что к чему, она меня не выдаст. Уж во всяком случае, не выдаст едва знакомому ей человеку.
– Едва знакомому? – процедил Бариччи сквозь стиснутые зубы, чтобы его не могли услышать детективы. – Этот человек, которого она «едва знает», четверть часа назад, стоя здесь, предупреждал меня, чтобы я держался подальше от Ноэль. И сейчас он велел мне отозвать тебя под тем предлогом, будто ты мне срочно понадобился. И велел аннулировать заказ на портрет Ноэль, поклявшись при этом, что мне не поздоровится, если с ней что-нибудь случится. Ты полагаешь, что так может вести себя незаинтересованный человек?
– Возможно, он в ней и заинтересован, но не она в нем. – Андре подошел вплотную к Бариччи, заносчиво подняв голову. – Вы ошиблись, франке. Вы воображаете, что знаете женщин, но ваше знание – ничто по сравнению с моим. Вы делец, а я любовник. И если вам хочется, чтобы все обстояло иначе, все равно ничего не получится. Вы откажетесь платить мне за портрет Ноэль? Отлично. Я прекращу работу. Но так или иначе – Ноэль моя!
– Так же, как и Кэтрин?
– Ступайте к черту, Франко! – Голос Андре звучал глухо, в нем клокотала ярость. Резко повернувшись, он выбежал из кабинета Бариччи.
– Ты уверен, что вытащить меня из галереи таким образом – верное решение? – спросила Ноэль, грея перед камином в гостиной озябшие руки.
Эшфорд стоял, опершись спиной о закрытую дверь, и смотрел на нее.
– О, это блестящее решение! Это знак. Наконец-то мы сможем избавиться от Сардо. Хотелось бы еще сказать, что мы избавились также и от Бариччи.
Он принялся шагать по комнате, обдумывая то, что услышал от Ноэль после того, как убедил наконец Грейс оставить их наедине.
– Так ты говоришь, что почти все картины в галерее Франко принадлежат кисти Сардо? – переспросил он.
– Все, кроме двух или трех. И это абсолютно точно. – Ноэль помолчала, встала и подошла к Эшфорду. – За этим что-то должно крыться. Если раньше в галерее Франко вывешивали и других художников, то теперь там нет их картин. Нынешняя галерея Франко – это экспозиция картин одного Андре, хотя и не все подписаны его именем. Например, изумительное абстрактное полотно, висящее на самой дальней стене, – безымянное.
– Какое абстрактное полотно? – недоуменно спросил Эшфорд. – На той стене только пейзажи. Я знаю все картины в этой галерее.
– Андре недавно закончил картину. Возможно, ее не было в твой последний визит. Или же для нее еще не была готова рама.
На лбу Эшфорда снова обозначилась морщина – он сосредоточенно соображал.
– Кажется, ты сказала, что Сардо сам делает рамы для своих картин.
– Да. По крайней мере все те картины, на которых есть его подпись, висят в рамах его собственной работы. Но другие… – Ноэль нахмурилась. – Другие… я точно помню, что, когда спросила его, почему это не было помещено в его излюбленную раму, он сказал примерно так; это случилось помимо его воли, он ничего не мог изменить, хотя ему неприятно видеть свое произведение в такой тяжелой и без вкусной раме
– Значит, раму делал не он – думаю Уильямс.
– А это имеет значение? Эшфорд взъерошил рукой волосы.
– Я не уверен, что имеет. Но твердо знаю, что Бариччи – вор, и всегда подозревал, что его галерея только прикрытие, камуфляж. А за этим благопристойным фасадом он занимается сомнительными делишками. С помощью галереи он узнает ценность картин, готовя таким образом почву для их кражи. Но сейчас мне показалось, что его галерея играет гораздо более важную роль во всем процессе. И если это так, то Сардо тоже увяз по уши в этом обмане.
– Каким образом?
– Когда ты спросила его о необычной раме для его последней картины, как он повел себя?
– Как очень обиженный художник. Или же, – Ноэль подумала, подыскивая нужные слова, – как человек, которому есть что скрывать. Эшфорд схватил Ноэль за плечи:
– Опиши-ка мне эту абстрактную картину. Нет, не картину, а раму! Опиши ее форму и размеры.
– Она прямоугольная, очень длинная, возможно, фута четыре в длину и три в ширину… Приблизительно так. Глаза Эшфорда засверкали триумфом открытия.
– Рембрандт, украденный у лорда Мэннеринга, точно такого же размера. Как раз три на четыре! Ноэль вдруг осенило:
– Ты думаешь, что под картиной Андре полотно Рембрандта?
– Конечно! Это вполне возможно. И объясняет многое. Почему Сардо первый, если не единственный художник, чьи полотна вывешены в галерее Франко? Почему он избегает разговоров о своих соперниках и об особо ценных картинах, которые мог там видеть? Почему Бариччи так охотно помогает полиции, наконец, почему он так великодушен? Почему так легко разрешил произвести обыск в своей галерее? Да потому, что детективы не могут найти того, чего нельзя увидеть. Картины спрятаны. Они помещены в рамы и висят там, где мимо них проходит каждый, но никто не может их увидеть. Они надежно спрятаны. Потому он не спешит искать покупателя на краденый товар. Его практика проверена опытом.