Он повернулся к Людовику. «И это король Франции! Бедняга! Конечно, благороден и выглядит праведником, но никак не мужем такой горячей королевы. Складывается прелюбопытная и забавная ситуация!»
— Добро пожаловать в Антиохию, сир, — поклонился королю Раймон.
— Благодарим вас, дорогой родственник. У нас было тяжкое путешествие.
— С прискорбием узнал, что произошло с вашим войском. Но не будем отчаиваться. Здесь вы передохнете у друзей и обдумаете свои планы. Добро пожаловать. Позвольте проводить вас в приготовленный дворец, где, я надеюсь, вы найдете все, что вам необходимо.
Путников уже ждали кони. Элинор подвели прекрасного скакуна под дамским седлом.
— Этот конь словно специально выращен для вас, — сказал ей Раймон, любезно и самолично подсаживая Элинор в седло.
Три великолепных коня, на которых восседали король, королева и Раймон, въезжали в город.
— Какой чудный город! — восхищалась Элинор, глядя на оливковые рощи, стройные кипарисы, на толпы людей, выкрикивающих им приветствия и размахивающих пальмовыми листьями. Антиохия встречала короля и королеву.
Раймон поглядывал на племянницу. Она не просто воодушевлена, она — прекрасна. Достойная наследница Аквитании. Знакомство с ней и осуществление, возможно, с ее помощью планов, уже давно им вынашиваемых, станут самыми захватывающими событиями текущих дней.
— Скажите мне, если дворец вам не понравится, — попросил он Элинор. — Вам тут же будет предоставлен другой.
— Как мило с вашей стороны!
— Разве мы не родня? Но даже если бы мы и не были родственниками, — склонился дядя к племяннице, — для вас я бы сделал все!
Глаза у него блестели совсем не по-родственному. Элинор почти сразу же почувствовала исходящие от Раймона необъяснимо волнующие волны страсти; об этом она пела в своих песнях. Ее влекло к нему не менее, чем его. Еще никогда Людовик не выглядел в ее глазах столь убогим. Въезжая в Антиохию, она думала о том, сколь отличной была бы ее жизнь, будь король Франции с манерами и энергией князя Антиохийского.
И вот они во дворце. Вокруг восхитительные цветы, яркое солнце играет в струях фонтанов, словно перья дивной птицы поднялись кипарисы. С дворцового балкона восхищенному взору Элинор открылись оливковые рощи и виноградники.
Как тонко Раймон понимает ее! Он узнал о потере ее обоза и послал ей на выбор роскошные наряды и швей-мастериц, подарил множество драгоценных украшений. Ухаживание Раймона не шло ни в какое сравнение с поведением мужа, и Элинор это возбудило до крайности. А тут начались развлечения для гостей. После званого обеда Раймон попросил Элинор спеть для него. Когда же она исполняла свои песни о любви, он пожирал ее глазами.
Жена Раймона Констанца, благодаря которой он стал князем Антиохии, гостям радовалась совсем не так. Она хорошо понимала опасность появления французской королевы и лишь уповала на ее близкое родство с Раймоном, надеясь, что муж не заведет любовную интрижку с племянницей. Она обожала мужа-красавца, гордилась им, понимая при этом, что Раймоном восхищаются многие, из чего для привлекательного мужчины неизбежно проистекают соблазны. Она предпочитала не знать о его изменах. Она — жена, и этим все сказано. Он не может бросить внучку великого Богемонда. Это внушало ей уверенность. Но все-таки лучше французским крестоносцам покинуть Антиохию и поскорее отправиться в свой поход.
А Элинор совсем не хотелось уезжать. Крестовый поход оказался совсем не тем, каким она его представляла. Она мечтала скакать впереди своего дамского отряда, развлекать крестоносцев песнями и воодушевлять их своим присутствием, а на деле пришлось заниматься совсем иным. Разгром их войска стал хорошим уроком для нее. Не слаще прошло морское путешествие, а когда она вспоминала о своем обозе, захваченном неверными, приходила в страшную ярость, пугая придворных. Но самое плохое уже позади. Они в Антиохии, в гостях у обходительнейшего из хозяев, с которым у нее складываются волнующие отношения.
— Прежде чем думать об отъезде, вам надо как следует отдохнуть и восстановить свои силы, — настаивает Раймон.
— Вы очень добры, но все же медлить не следует, — отвечал Людовик.
— Прислушайся к советам дяди, — говорила ему Элинор. — Вспомни, сколько ты потерял солдат.
Он мог бы ей сказать: «Да, из-за тебя. Если бы ты послушалась меня и ехала горами, то, соединившись, мы были бы в безопасности». Но промолчал. Он рад, что у Элинор настроение исправилось в гостеприимной Антиохии и она повеселела. Все же он мягко напомнил жене, что они приехали сюда сражаться с неверными и освобождать Святую землю.
— Да разве можно выступать, не подготовившись как следует! — возразила она. — Наши рыцари столько перенесли. Им надо восстановить силы!
— А где это лучше сделать, как не среди друзей! — вторил ей Раймон.
Они с Элинор обменялись улыбками, и Людовику ничего не оставалось, как согласиться еще немного отдохнуть. Он повернулся к Раймону:
— Конечно, вам огромное спасибо за гостеприимство, я вам за это бесконечно благодарен, но вы понимаете, надеюсь, что нам должно исполнить свою миссию.
— Разумеется, — отвечал Раймон. — Только мне кажется, ее величество права, когда говорит, что вам следует еще немного задержаться.
— Благослови вас Господь за вашу доброту, — ответствовал Людовик.
* * *
В том дворце за высокими стенами располагался сад с красивым фонтаном, украшенным фигурами обнимающихся влюбленных. Элинор полюбила гулять в этом саду. Раймон прознал об этом, и фонтан стал местом их встреч. Они гуляли там рука об руку. Она замирала каждый раз, когда Раймон поглаживал пальцем по ее ладони.
— Меня страшит, что вы скоро покинете нас, — в одну из встреч говорил ей Раймон.
— Я постараюсь задержаться как можно дольше.
— Король начинает беспокоиться.
— Уж этот король!
Эта нотка презрительного нетерпения в ее голосе сказала ему многое.
— Здесь командовать должны были бы вы, ваше величество, — дерзнул он сказать.
— Я женщина!
— Скорее богиня.
— Вы очень любезны, но вы, наверное, шутите.
Он посмотрел ей в глаза.
— Вы думаете?
— Мне кажется.
— Хотел бы вас разуверить.
— Возможно, скоро вы сможете попытаться.
— Мне бы хотелось, чтобы так было… всегда.
— Всегда? Это слишком долго.
— Когда два человека так понимают друг друга, «всегда» — слишком долгим не может казаться.
— О, вы находите, что мы понимаем друг друга? Я это почувствовала сразу.
— Да! И я, и вы.
Он наклонился к ней и коснулся губами ее лба. Элинор охватило чувство, какого она еще никогда не испытывала.
— Это был очень приятный дядюшкин поцелуй, — Элинор хорошо помнила родственные отношения.
— Вы думаете, ваше величество, близкое родство помогает нам так глубоко понимать друг друга?
— Вполне возможно, во всяком случае, пренебрегать им нам не стоит.
— Да что в нем стоящего?
— Возможно, я не поняла вас, — Элинор слегка смутилась.
— Какое! — крикнул он страстно. — Вы все прекрасно поняли. Мои чувства вам известны. Я ночи напролет думаю о вас.
— Вы князь Антиохийский, женаты на внучке Богемонда, я — герцогиня Аквитанская, жена короля Франции.
— Что из того?
— И вы мой дядя.
— Условностям я не придаю значения. А вы?
— Я тоже.
— Я готов излить вам душу не таясь.
— И я готова сделать то же.
— Я люблю вас, — сказал Рамон. — Такой, как вы, я еще не встречал. Мне бы хотелось стать королем Французским. Тогда мы с вами были бы едины. Что скажете на то, мое величество? Готовы так же прямо мне открыться?
— И я еще не знала вам подобного. И я хотела бы стать вашей королевой.
— Тогда, Элинор, зачем бежать нам от того, что наше, только наше?
— Лишь потому…
— Лишь потому, что мы состоим в родстве?
— Но вы ведь в самом деле дядя.
— Но в самом деле вас люблю, Элинор.
Раймон обнял ее, и все ее упорство улетело. Она смеялась. Какие условности могли мешать ей? Ей, любовь восхваляющей, любовь поющей? Разве она испугается любви, столкнувшись с ней наяву? Вот он, ее главный подвиг в жизни! Раймон — герой ее романсов, любимый из ее девичьих снов. Элинор презирает короля Франции. Она любит князя Антиохийского.
Не в характере обоих колебания. Все препятствия смело отброшены. В тот день Элинор и Раймон стали близки.
* * *
Теперь он часто стал сопровождать Элинор в поездках; они отделялись от остальных и скрывались в известном одному ему укромном местечке. Там у них проходили любовные рандеву, в маленьком домике на территории одного из дворцов. Никто из придворных там не показывался, и им не мешали. Возможно, там князь встречался ранее и с другими женщинами, но Элинор это не смущало. Она считала, что эти их отношения не могут сравниться ни с чем, пережитым ранее. Ей двадцать шесть, ему — сорок девять; для нее он любовник прекрасный. Его опыт восхищал ее; сравнивая его с Людовиком, она горько сетовала на судьбу, связавшую ее с королем.
Этой любви она предалась страстно, безрассудно. Уже кто-то, наверное, прознал о ее связи, но ей все равно. А что, если станет известно его жене? На этот вопрос, заданный себе, Элинор только пожимала плечами: Раймон не первый раз изменял супружеской клятве, и той это хорошо известно. А потом, не познав других женщин, как он мог открыть в ней единственную и неповторимую? А если узнает Людовик? Элинор махнула ручкой. Ну и пусть; пусть знает, что на свете есть настоящие мужчины.
Так любовники продолжали свои встречи, и Элинор теперь казалось, что мучительный путь до Антиохии она проделала не зря. Князь говорил, что обожает ее, что не знает, как жил без нее. То было скучное и бессмысленное существование, которое не стоило и вести.
Сейчас они лежали в зеленой беседке под охраной слуг Раймона, а он говорил о своих планах, как сделать, чтобы Элинор была с ним:
— Надо уговорить Людовика остаться здесь.
— Он ни за что не останется. Он страшно упрям. Помешался на том, что должен попасть в Святую землю и замолить свои грехи. Его все еще мучают сны о Витри-Сожженном. Его ни за что не уговорить.
— Позволь мне предложить свой план. Ты его поймешь, я не сомневаюсь. Прежде чем излагать его королю, мне хочется обсудить его с тобой. Может быть, тебе удастся лучше все ему объяснить. Мы окружены неверными и постоянно подвергаемся нападениям. Французов тут живет немного, и, хотя народ храбрый, сил слишком мало, чтобы удержать эту землю. Без подкрепления нас со временем сарацины уничтожат. Алеппо, главное гнездо врагов, расположен недалеко от Антиохии. Только укрепившись здесь и захватив угрожающий нам Алеппо, мы сможем упрочить влияние христианства в этом крае, а именно через него проходит единственный путь в Святую землю. Без него Святая земля для христиан окажется закрытой.
— Ты предлагаешь ему остаться, чтобы вместе осадить сарацин в Алеппо?
— Да. Людовику следовало овладеть Константинополем. Он мог это сделать, и я слышал, что епископы это ему настоятельно советовали.
— Но там правит Мануэль.
— Коварный грек! Он нам не друг.
— Ты думаешь, это он ввел в заблуждение Конрада?
— Ничуть не сомневаюсь. В этом и кроется причина почти полного разгрома немцев.
— Тогда греческий император Мануэль тебе такой же враг, как сарацины.
— Я мечтаю, чтобы он пал. Ведь правители Антиохии — вассалы императора. Он для меня властелин, который в любой момент может прийти сюда с войском, во много раз сильнее моего, и отнять у меня Антиохию. Мне нужно убрать этого человека. Хочу сделать этот район Средиземноморья дружественным для христиан, а путь паломников в Святую землю безопасным.
— Думаешь, тебе Людовик тут поможет?
— У него есть войско.
— Сильно обескровленное.
— Но воины хорошие. Само присутствие французских рыцарей на этой земле воодушевляет христиан и вселяет страх неверным. Людовик попал в засаду, но перед тем одержал блестящую победу. Если бы он попытался взять Константинополь, он наверняка бы им овладел.
— Так что я должна сделать?
— Людовик тебя слушается. Все в один голос твердят это. Надо попытаться убедить его стать на мою сторону, отложить поездку в Святую землю и заняться срочным делом, которое будет лучшей службой Господу.
— А также нам двоим… Я поеду с войском и буду в одном лагере с тобой.
Раймон не был в этом уверен, но промолчал.
— Поговори с Людовиком, — сказал он. — Только не открывай всех планов сразу.
Элинор пообещала сделать это. Для Раймона она готова на все; а раз его план предполагает, что они смогут не расставаться, Элинор стала его горячей сторонницей.
* * *
Элинор с трудом выносила общество мужа. Она невольно и постоянно сравнивала его с Раймоном. А трудно найти людей более несхожих. «Как Людовика Толстого угораздило родить такого сына?» — рассуждала она. Любой из его братьев больше подошел бы к роли короля. Взять хотя бы Робера, герцога де Дрео, о котором она много слышала. Анри, следующий по возрасту за Людовиком, ставший архиепископом Реймским, тоже, наверное, не отказался бы стать королем. А были еще Филипп и Петр — все могли стать на место погибшего брата. Любой из них был бы лучшим королем, чем Людовик. Человек, чье сердце отдано церкви, не может править страной. Людовик ничем не выделялся, если не считать, конечно, его благочестия, но какая же это тоска! Она старалась избегать короля и радовалась, когда, занятый делами, он не искал с ней близости. Ну надо же было ей, столь пылкой женщине, получить такого мужа! Элинор давно считала их союз невозможным, но, когда она сблизилась с Раймоном, это стало совсем очевидно. Вот это настоящий мужчина! И как правитель, и как любовник — безупречен!
Для Раймона она была готова на все.
Людовик пришел в апартаменты Элинор во дворце Раймона нахмуренный и задумчивый. В чем причина его мрачного настроения? Нескладно прошло богослужение в церкви? Он большой знаток и ценитель службы.
— Людовик, как здесь хорошо! Как тут покойно! — сказала Элинор. — Но в любой момент на этот чудный край могут напасть неверные.
Король молчал, и Элинор продолжала:
— Как жаль, что эту землю нельзя обезопасить для христиан.
— Вся дорога на Иерусалим опасна. Поэтому такой поход, как наш, чреват бедой.
— Тогда надо эту дорогу сделать безопасной, — осторожно, как просил Раймон, начала подготавливать Элинор.
— Нет, нам самим надо двигаться в Иерусалим.
— А что, если это побережье захватят неверные?
— Тот прославит себя, кто вырвет этот край у них обратно.
— Разве это не важнейшее дело христианина?
— Это так, но наш долг скорее отправиться в Иерусалим. — Глаза Людовика фанатично загорелись. — Я уже вижу, как мы изгоняем сарацин из Святого Города и превращаем его в бастион христианства на века.
— Этим можно заняться потом. Не лучше ли тебе сначала сделать эту дорогу безопасной для войск и паломников?
— По этой дороге мы прошли милостью Господа.
— А пристанище получили милостью князя Антиохийского.
— Неважно, что нам пришлось пережить и что еще предстоит, наш долг состоит в одном: нам надо идти на Иерусалим.
* * *
Узнав от Элинор, что Людовик не склонен принять его план, Раймон решил поговорить с Людовиком и его главными советниками на особой встрече. Раймон изложил французским гостям свои соображения и стал страстно убеждать их в необходимости создать надежный бастион на дороге, ведущей в Святой Город. Упоминались близкий Алеппо и многочисленные племена неверных, устраивающие засады на пути. Дорогу надо сделать безопасной для христиан и передать Святой Город в их руки, а для этого надо на сарацин пойти войной. Христиане тут должны объединиться.
Идея такой превентивной войны вызвала у Людовика отвращение. До гроба ему не забыть предсмертные крики из горящей церкви в Витри. Пока его не втянут в войну насильно, никакой войны он сам объявлять не станет. Напрасно Раймон расписывал свой план. Сановники и епископы его уговору поддавались, но Людовик был тверд, повторяя одно слово «нет», его же мнение было решающим.
Все это Раймон обсуждал с Элинор при их новой встрече:
— Людовик не воин. Просто беда, что он командует войсками. Он не может понять, что закрепить эту землю за христианами, упрочить здесь наше положение — значительно важнее бессмысленного богомолья в Святой земле.