Алёна тем временем с иезуитской улыбочкой продолжала заманивать жертву в капкан:
…— Знакомый олигарх как раз сейчас организует исследовательский центр в Новосибирске, — ворковала филологесса. — Одно из направлений — биология и палеонтология. Человек очень богатый, не всё же по Куршевелям нефтегазовые деньги транжирить? Решил за свой счет помочь фундаментальной науке.
— У меня диссертация, работа, — слабым голосом отозвался Кельт, не способный отвести взгляд от остовов. — Но… Откуда?
— Потом. Жалование по первому времени небольшое, тысяч двести в месяц. Плюс полное обеспечение, жилье, соцпакет.
— Двести? Тысяч? — зачарованно произнес несчастный аспирант. — Небольшое? Ты о чем вообще?
— Ау? — Алёна хлопнула в ладоши. Кельт помотал головой, будто сбрасывая одурь. — Очнись! Славик, принеси ему воды!
— Не надо воды. Я ничего не понимаю! Какие олигархи? Какие центры? Какой вменяемый бизнесмен будет платить столько денег человеку, не имеющему ученой степени?
— Давай вернемся на кухню и я постараюсь всё объяснить. Я тебя когда-нибудь обманывала?
* * *
Полтора часа спустя будущее светило палеозоологии отбыло домой в состоянии близком к просветлению, нирване и катарсису. Обещал непременно заскочить завтра с некоторыми материалами из института, связанными с необычной находкой профессора Амалицкого.
— Ну и зачем тебе понадобилось это представление? — недовольно вопросил Славик. — У парня полнейший разрыв шаблона — ты его глаза видела?
— Переживет, — отмахнулась жестокосердная филологесса. — Хочешь, не хочешь, а надо начинать подбор персонала. Нам требуются молодые увлеченные фанатики, которые будут работать за идею. Этот как раз такой. Неужели ты не заметил?
— Заметил. Легкая сумасшедшинка проскакивает. Короче — под твою ответственность.
— Договорились.
* * *
Против ожиданий Ваня примчался следующим утром, в половине шестого — не сумел подобрать более удобный рейс из столицы ФРГ. Выглядел уставшим, но исключительно довольным.
— Дело, похоже, срастается, — заявил он с порога. — Меня уверили, что палок в колеса совать не будут, контроль обязательный, однако ненавязчивый. Вполне приемлемо. Именно то, что и требовалось.
— Кто конкретно уверил? — поинтересовалась Алёна.
— Сам.
— Кто-о? — ахнул Славик. — Тебя что, на прием к президенту водили?
— Ну причем тут наш сколь очаровательный, настолько и бесполезнейший Лунтик? Бери выше. Сказал же — Сам.
— Охренеть, — у Славика челюсть отвисла. — Как он о нас узнал?
— Работа такая. Вдобавок, прошлым разом я намекнул определенным людям в Нерезиновой о перспективах и намерениях. Они доложили куда следует. Там сигнал приняли и осмыслили. Дайте позавтракать, наконец! Клянусь, всё расскажу без утайки!
Алёна Дмитриевна по старой лондонской привычке взялась за приготовление овсяной каши на молоке, сэндвичей и кофе. Иван, расположившись на пуфиках кухонного уголка, обстоятельно повествовал:
— Мужик он умный и внимательный, не отнимешь… В теме разбирается достаточно, вероятно затребовал у референтов всю информацию о «червоточинах» накопленную за последние десятилетия. Спросил, каков именно замысел и какими резервами мы располагаем. Я ответил честно, разве что слегка преуменьшил сумму сбережений.
— Насколько «слегка»?
— Неважно. В случае возникновения непредвиденных обстоятельств нам жизненно необходимо иметь оборотный капитал, о котором никто не знает. Далее: пришлось гарантировать, что мы не будем просить ни копейки из бюджета или закрытых фондов правительства, только собственные средства — это ему понравилось. В обмен я попросил содействие и прикрытие. Короче говоря, устное разрешение дано, полагаю в течении ближайших недель директиву спустят вниз по вертикали и мы начнем работать.
— Чего конкретно они ждут от нас? — спросила Алёна.
— Любые исследования по заявленному направлению. Неидентифицированные Двери и пространство за ними. Проблема пространственно-временных аномалий — тут существенных прорывов за год-другой ожидать невозможно, но чем черт не шутит? Разумеется, сотрудничество и предоставление информации в полном объеме. Он обещал, что назначит вменяемого куратора.
— Куратор?.. — не без отвращения сказал Славик. — Толстомясая бюрократическая гадина, обязательно член «Единой России», хапуга и бестолочь, которая будет воображать себя начальником!
— На минуточку: незачем считать меня конченным идиотом. Условия кураторства оговорены: никаких ценных указаний, инструкций и руководства. Только надзор и охрана. Мы сами себе хозяева. Устраивает?
— Не верю. Если представитель государства влезает в частное дело, он обязательно изгадит всё, до чего сумеет дотянуться!
— Клянусь, я никому не позволю «дотягиваться». Веришь? Слушайте дальше: видимо я произвел благоприятное впечатление, кроме того он изучил мое досье и в курсе некоторых авантюр Грау, проходивших при моему участии. Понял, что имеет дело с профессионалом.
— От скромности ты точно не умрешь, — заметил Славик.
— Я вообще никогда не умру, не научен. Это первое. Второе: мне позволили ознакомиться с закрытыми документами по «червоточинам» эпохи пятидесятых-восьмидесятых годов. Часть бумаг за подписями таких титанов как академик Курчатов, Фриц Ланге и Юлий Харитон. В основном теоретические наброски. А теперь, дорогие мои, держитесь покрепче за что-нибудь твердое. Мне передали контакты двух независимых аргусов в Германии, тех самых, которых выбрал преемниками Вольф Мессинг, и посоветовали обратиться к ним за консультацией…
— Не до конца поняла, в чем цимес, — сказала Алёна. — Гарант по молодости работал в ГДР, могли остаться связи, госбезопасность спокон веку присматривала за аномалиями.
— У вас есть теплая одежда, Алёна Дмитриевна? Очень теплая? Пуховик, унты? Прекрасно, сходим сегодня в магазин и купим. Славик, нас двоих это тоже касается. Послезавтра мы вылетаем в Йоханнесбург, чартер я заказал.
— Куда? — поперхнулся Славик. — Йоханнесбург?
— Именно. Южно-Африканская республика. Дозаправимся и поедем дальше на юг. Первоначальная цель — чилийская антарктическая станция «Эскудеро», там есть хорошая посадочная полоса. Оттуда вертолетом на немецкую станцию «Ноймайер», Земля Королевы Мод.
— Кажется, я начинаю догадываться, — Алёна осторожно поставила чашку с недопитым кофе на стол. — Названия «Эльчо» и «Эскудеро» связаны с путешествиями барона фон Фальц-Фейна, не раз бывавшего в Антарктиде. Спрашивается, зачем старый Хранитель в столь преклонном возрасте ездил на другой конец планеты? На пингвинов и морских львов посмотреть? Сомнительно. Там есть Двери?
— Конечно. Как и на любом континенте Земли. В Берлине мне обещали, что в Антарктике ответят на часть интересующих нас вопросов. Кто именно, не уточнили, просто написали письма с рекомендациями.
Иван вытащил из внутреннего кармана два запечатанных почтовых конверта с эмблемами в виде медведя — герба Берлина.
— Знаете что? — сказал он. — Меня не оставляет ощущение, что очень скоро мы прикоснемся к одной из самых невероятных тайн двадцатого столетия. Тайн, напрямую связанных с «червоточинами» и известных крайне ограниченному кругу людей. Впрочем, я могу и ошибаться… Славик, ты до сих пор разочаровываешься в профессии аргуса?
— Кто тебе сказал?
— Это недвусмысленно читается по твоей кислой физиономии. Ладно, замнем. Как вы проводили время без меня? Надеюсь, с пользой для души и тела?
— Наняли нового сотрудника, — тотчас наябедничал Славик. — Алёна, расскажи!
* * *
Спустя пять с небольшим часов на той сторонеможно было наблюдать пасторальную картину: вся компания устроилась в тенечке у края полянки, постелив на траву пенолитовые коврики. Едва заметно дымили угольки костра, над которым жарились два зайца-русака павших жертвами охотничьих талантов Ивана: достаточно было зарядить «Сайгу» дробью и отлучиться на пятнадцать минут в лес. Основное меню дополнялось невиданными в IX веке помидорами, огурчиками, красным вином из «Гастронома» на Гороховой и черным хлебом. Вкусная и здоровая пища.
День стоял солнечный и теплый, погода самая замечательная. Торчащие неподалеку поганые идолища обозревали окрестности незрячими глазами. Господа концессионеры отдыхали, не забывая при этом поглядывать по сторонам: туземцы забредают сюда редко, но давеча забитый на «капище» козел свидетельствовал, что люди в дельте Ньо появляются…
Кельт был единственным из всей четверки, кто выказывал открытую нервозность. Еще бы — какой человек в здравом уме и трезвой памяти поверит в существование локальных «дыр» в пространстве-времени, способных отправить тебя почти на тысячу двести лет назад? Впрочем, на воздействие галлюциногенов, сон или гипноз это не похоже: все до единого органы чувств упрямо твердят, что березы с соснами, валуны, клевер, огонь костра и освежеванные зайцы устрашающе реальны.
И, конечно же, никакие это не технические эффекты — современная аппаратура не способна создавать настолько могучие иллюзии. Хочешь не хочешь, придется верить.
Инициатива подвергнуть Кельта испытанию «червоточиной» принадлежала Ивану. Зачем ломать голову и выдумывать сомнительные объяснения — мол косточки случайно отыскались в бабушкином чулане? Клин клином вышибают, а сила, брат, в правде!
Правду же, как указывал на страницах своего романа великий русский писатель Михаил Булгаков, говорить легко и приятно. Знал, о чем пишет, поскольку совмещал литературную и театральную деятельность с незаметной профессией аргуса одной из московских Дверей — поэтому-то в опасном 1937 году тронуть его не посмели: распоряжение с самого верха, на личном деле рукою Ого-го Кого было высочайше начертано — «Оставить в покое». Хранители неприкосновенны.
…— Булгаков? — Кельт смахнул пот со лба плебейским жестом, ладонью. Вытер пальцы о джинсы. Взялся за серебряную чарочку с вином, отпил. — Кто еще?
— Фельдмаршал Брюс, поэт Василий Жуковский, Александр Грин, — снисходительным тоном ответил Ваня. — Это из наших. По иностранцам достоверно известно о Жане Кокто, Ньютоне, Жюле Верне. Прочее — в области догадок, я к примеру убежден, что аргусом или доверенным помощником неизвестного нам аргуса был некий архитектор по имени Альберт Шпеер, впоследствии министр вооружений и боеприпасов Третьего Рейха. Очень много подозрительных связей и знакомств, Нюрнбергский трибунал проявил к нему редкую снисходительность…
— Оставь, — буркнул Славик. В свете недавнего экстренного визита Ивана в ФРГ поднимать эту тематику не хотелось категорически. Тянуло от событий далекого военного прошлого скверным холодком, нынешний хранитель питерской двери чувствовал ледяное дыхание сороковых годов на уровне подсознания. Недобрая чужая тайна. — Вернемся лучше к нашим баранам…
— К овце, — уточнила Алёна. — Лоухи уверяла, что это — девочка.
Лиловая «овца» продолжала изнемогать от бессмысленности существования: уже несколько дней дивное создание жило неподалеку от Двери, с механическим упрямством накручивая тысячи метров между шестью колышками вбитыми возле идолищ. Иван, да и остальные, уже отказывались верить в то, что перед ними живое существо — оно не останавливалось ни днем, ни ночью, монотонно продолжая замкнутый путь в никуда. Вправо-влево, поворот, вправо-влево, поворот. Без единой остановки. Машина.
Тем не менее тварь проявляла очевидные признаки своей принадлежности к живому миру. Во-первых она питалась, а равно и производила действия обратные: помет смахивал на белесый студень, струей выбрасываемый чудой из подобия клоаки под толстым хвостиком — выяснилось, что заводная сарделька чистоплотна и никогда не гадит на отведенном ей прямоугольнике, скупо огороженном хлипкими деревяшками. Предпочитает выпустить фонтанчик вонючей слизи куда подальше от места заточения.
Во-вторых, подтвердились слова финской шаманки — уродец оказался всеядным. Ради эксперимента Славик бросал за колышки как взятую из дома и вполне съедобную вареную колбасу (которая была за два-двадцать при советской власти, а теперь за сто восемьдесят в супермаркете на Садовой), так и вызывающую тошноту мерзость, вроде случайно найденной полуразложившейся сойки, червивого боровика или дохлой лягушки.
Все подношения утилизировались вчистую. Безмозглая нелепость, не снижая хода и продолжая следовать раз и навсегда выбранной траектории, выпрастывала длинную темно-красную «иглу», протыкало ею добычу и подтягивало ко рту, больше похожему на… На… Одна лишь филологесса, обладавшая внушительным лексическим багажом, отыскала верное слово, чтобы обозначить оральное отверстие новоявленного домашнего любимца: сфинктер. Почти такой же как, извините, у человека сзади. Из этого сфинктера и вылезал острейший шип, предназначенный для захвата и удержания пиши.
Ваня, услышав сие определение прыснул со смеху и с армейской прямотой предложил поименовать зверюшку «головожопом обыкновенным». Из соображений эстетики инициатива была отвергнута. А сама чуда, не подозревая какие страсти разгорелись вокруг ее внешности и образа жизни, затягивала вкусняшки в сфинктер, с хлюпом пожирала и целеустремленно топала дальше — право-лево, поворот…
— Не ве-рю, — по слогам сказал Кельт, когда подробное повествование о феномене Дверей, чужих мирах за неидентифицированными «червоточинами» и прочей бесовщине, окружавшей Славика, его верную подругу и благодушно настроенного Ивана Андреевича (le sergent de la Legion etrangere, le diplome de la Sorbonne, baccalaureat и далее по списку) закончилось. Конечно же, рассказали ему далеко не всё, но и общих сведений с лихвой хватило для того, чтобы начать всерьез пересматривать взгляд на жизнь, мироустройство и нравственные ценности. — Научно доказано: машину времени создать невозможно!
— Самая распространенная ошибка новичков, — кивнул Ваня. — Мыслим штампами, стереотипами. Это не машина времени. «Червоточины» неуправляемы, причина их появления от нас скрыта, но совершенно ясно одно: Двери — природная аномалия, мы просто научились их использовать. По-поводу научных доказательств: ты слышал о так называемых «метриках Гёделя?» Еще в 1948 году Курт Гёдель предложил вариант решения уравнений Эйнштейна для гравитационного поля, из которого следует, что строение Вселенной может иметь такое устройство, в котором течение времени является закольцованным. Что теоретически допускает путешествия во времени.
— Слышал, — мрачно согласился Кельт. Встряхнулся, будто мокрая собака, взъерошил пальцами русо-рыжий хайр. — Но… Современные ученые полагают это решение верным лишь математически и не имеющим физического смысла!
— Первый раз в жизни встречаю зоолога, слышавшего о Гёделе, — удовлетворенно сказал Ваня. — Просто интересовался? Далеко пойдете, мой юный друг. Да не обижайся, это просто выражение такое… Отлично. Хочешь, мы подарим тебе этого зверя? Славик не желает держать его дома, боится. А ты, сразу видно, особых страхов не испытываешь.
— Не могу, — уныло сказал аспирант. — Общага… Я ведь не питерский.
Судя по виду, Кельту очень-очень, до слёз хотелось заполучить невиданную игрушку! Он поверил!
— Решаемо, — перебила Алёна. — Помнишь, я вчера говорила тебе о контракте в новом исследовательском центре? Отдельное жилье тебе предоставят.
— Хочешь — в городе, хочешь в коттеджном поселке на окраине, — подлил масла в огонь Иван. — Бесплатно.
— Дайте подумать, а? Ну так же не бывает! Никогда!
— Чего тут думать? Пойдем-ка…
Ухватив вновь завербованного (Кельт данный факт пока не осознал, но концессионеры были уверены: вот теперь он от нас никуда не денется! Накрепко привязали!) сотрудника за плечо, Ваня увлек его к вольеру с коротколапым дивом.
— Нас уверили, что животное не кусается, — ободряюще сообщил господин директор корпорации. — Хочешь потрогать? Давай, чего встал…
Кельт глубоко вдохнул, будто перед прыжком в воду, вдруг резко нагнулся, поймал странного чужака правой рукой под брюшко, левой за загривок и поднял. Чуда сразу затихла, перестав мельтешить лапками, издала тихий рыгающий звук и, подобно броненосцу, свернулась в клубок размером с футбольный мяч.