— Я тоже не хотела, — задумчиво проговорила Алина. — Но пришлось. Жизнь не спрашивает, хотим мы перемен или нет. Она меняется сама собой. Значит, ты отказываешься?
Он не отвечал. «Не могу я на него злиться, — вдруг подумала Алина. — Голопанов на него наговаривает. Ревнует. И завидует. Хотя чему тут можно завидовать? Как можно завидовать человеку, который три дня ходит в одной и той же майке и в старых джинсах, ездит на чужих машинах, живет на одну зарплату? Кстати, надо позаботиться о гардеробе нового директора».
— У тебя есть костюм? — спросила она.
— Есть. Спортивный. С гербом СССР. Чистая шерсть.
«Нет, он не согласится, — думала Алина, глядя, как его длинные узловатые пальцы постукивают по оплетке руля, — Должность — это слишком большая ответственность. А он не привык ни за что отвечать. Ему бы только с девочками по городу покататься. Да затащить их к себе в постель. Нет, Голопанов не врал про него…»
— Смотри, они уже всех победили, — Стрельник развернулся к заднему стеклу.
Из двора выходила странная процессия. Впереди, с руками за головой, шагали двое парней в расстегнутых рубашках. У них явно не было времени даже заправить их в брюки. За ними шли двое омоновцев. Парней остановили, подведя к дому. Руки на стенку, ноги шире, еще шире. Тут из-за угла в сопровождении нескольких бойцов показались три полуголые девицы. Прикрывая груди руками и скомканной одеждой, они подбежали к серому автобусу и неловко забрались внутрь. Бойцы, гогоча и матерясь, полезли за ними, и дверь с лязгом захлопнулась. Последними из двора вышли еще двое парней, с руками за спиной. Омоновцы сзади подталкивали их автоматами. Этих двоих усадили в серо-голубой «уазик».
— Историческая победа морали над развратом, — прокомментировал Стрельник. — Эти двое, которых в командирский «уазик» загрузили — они не при чем. Водитель и охранник. Просто доставили девчонок и смотрели, чтоб их не обижали. А эти двое у стенки — клиенты. Наверно, стали права качать, когда налет начался. А девчонки, бедные, будут отрабатывать с ментами. К утру в ментовку приедет сутенер, выкупит их. Начальство ментовское отрапортует об успешной операции. У девчонок вычтут из зарплаты. А контора потратится на ремонт помещения. Это в лучшем случае. А в худшем могут и закрыть за содержание притона. Вот придурки. Огнетушитель пожалели дать напрокат. Так им и надо.
— Ты не ответил, — сказала Алина. — Ты опять уклоняешься от ответа. Ян, ты согласен?
— Тебе очень надо, чтоб я согласился?
— Да. Очень.
— Аля, посмотри на меня. Какой из меня, к черту, директор?
— А какой из тебя, к черту, монах?
— Прикинуться монахом и быть монахом — это два разных вида спорта.
— Значит, считай, что я прошу тебя прикинуться директором, — сказала Алина.
И снова ей вспомнились слова Голопанова. Она почувствовала, что начинает ненавидеть своих девчонок. Стрельника она тоже уже почти ненавидела. Но смогла улыбнуться ему и погладить по руке:
— Соглашайся. Ты же обещал исполнять все мои желания…
— Серьезно? Ну, с желанием бороться нельзя… Хорошо. Я согласен.
— Спасибо.
— Но как только ты уедешь, я увольняюсь.
15. Пан Директор
Ян Стрельник и не подозревал, какой суетой заполнится его новая, директорская, жизнь. С самого утра он попал под опеку своего первого и пока единственного подчиненного, главбуха Бабаева. Рафик отвез его в банк, и они потратили полдня на то, чтобы правильно заполнить все анкеты и выработать устойчивую подпись. После банка пришлось сразу мчаться в офис компании, потому что американцы, нарушив все планы, прилетели дневным рейсом, а не вечерним. До открытия бассейна гостей надо было развезти по их квартирам, а потом доставить на презентацию. Рафик умчался, а Ян остался с Алиной.
— Ты так и ездил в банк? В джинсах и кроссовках? — спросила она.
— А как надо было одеться?
— Никак. Все равно я тебя переодену, — сказала она.
В ее офисе был специальный кабинет. Ян разделся там, и Алина унесла одежду, оставив ему черный махровый халат. Через минуту в кабинет вошла пожилая женщина с хозяйственной сумкой. Оказалось, что это косметолог. Она побрила Яна, подстригла, сделала маникюр, покрыв ногти бесцветным лаком.
— Может, еще и губки подкрасим? — спросил Ян.
— Как угодно, — равнодушно отозвалась косметичка.
— Сегодня обойдемся без этого, — сказала Алина, внося хрустящие пакеты. — Одевайся, нас уже ждут.
«Ей бы тоже не мешало обратиться к услугам косметолога, — подумал Ян. — Сейчас она выглядит, как после бурной ночи. Неужели этот хмырь из “Тойоты” опять остался у нее? Убью. Убью обоих».
— Что ты копаешься? Одевайся быстрее, — попросила Алина. — Тебе еще с бумагами надо ознакомиться.
Она выложила из портфеля на стол несколько папок.
— Это бумаги Корша, которые хранились у него дома. Голопанов только сегодня смог их раздобыть.
— Что такое «Голопанов»?
— Твой босс.
— Я думал, что мой босс — ты.
— Я уеду, а ты будешь работать с Артемом Кирилловичем. Он гендиректор компании.
— Который на «Тойоте» ездит? С гоблинами? Я думал, он какой-то крутой бандит. А это всего лишь генеральный директор. А откуда у него коршуновские бумаги?
— Какая разница. Переодевайся и начинай читать.
— Зачем столько рубашек? — удивился Ян, перебирая пакеты.
— Я не знаю размер твоего воротника, сейчас подберем.
— Ненавижу голубые рубашки.
— Придется потерпеть. Нет, эта не подходит.
— Да ладно, галстук потуже затяну, — сказал он, застегиваясь. — А где на манжетах пуговки?
— Какой же ты босяк, — Алина покачала головой. — Снимай.
Он нехотя стянул рубашку:
— Ты сама говоришь, что нас люди ждут.
— Подождут. Но воротник должен идеально облегать шею. Вот запонки.
— О, запонки… Сто лет не пользовался. Золотые?
— Естественно. Как тебе брюки?
— Штаны как штаны. Вроде нормально. Не короткие?
— Брюки меряют в туфлях, — сказала Алина, распаковывая коробку. — Я выбрала по твоим кроссовкам.
— Как мне все это надоело, — сказал Ян. — Еще ничего не началось, а я уже жду, чтоб поскорее кончилось.
— Когда все кончится, костюм повесишь в шкаф и побрызгаешь средством от моли. Это чистая шерсть, — предупредила Алина. — Ты как-то странно галстук завязываешь. Дай лучше я это сделаю. Ну вот, повернись, отлично. Теперь пиджак. Опусти руки. Пальцы согни, У тебя талия слишком тонкая.
— Я сегодня еще ничего не ел, — вспомнил Ян. — Не мешало бы талию увеличить.
— Сейчас принесут, — сказала Алина. — Обязательно поедим, чтоб не развезло. Пить придется долго. Ты вообще-то не увлекаешься этим делом, насколько я знаю. Это плохо. Тут тоже навык необходим. Что ты обычно пьешь?
— Сухое вино. Если пиво, то только темное, разливное.
— Сегодня придется пить водку. Когда пойдем за стол, сядешь строго на свое место, — инструктировала его Алина, поправляя узел галстука. — Там будет бутылка «Московской особой», она с разбавленной водкой. Запомнил? Пей только из нее, «Абсолют» и «Столичную» не трогай. Закусывай салатиками, горячее не ешь. Так, что еще? Первым не заговаривай. Вопросы тебе будет задавать Никита Андреевич. В «Юноне» он самый главный, по крайней мере, в России. Он всё решает. От его мнения зависит, будет жить компания или ее свернут, понимаешь? Отвечай бодро. Никаких жалоб. У нас все отлично, лучше всех.
— Если я скажу это таким же тоном, как ты…
— К вечеру я буду в форме, не волнуйся, — сказала она, придирчиво одергивая на нем пиджак. — Нет, не сидит вещь, не смотрится. Зайдешь в кабинет, сразу снимешь. Так, знаешь, по-свойски. А то как будто с чужого плеча.
— А разве не с чужого? — усмехнулся Ян. Его уже начала раздражать эта возня с костюмом.
Ян Стрельник обычно не замечал, как он одет. Просто старался надевать чистое. Или относительно чистое, если приходилось выбирать из кучи одежды, накопившейся в бельевой коробке в ожидании стирки. Когда выбирать уже было нечего, он устраивал ночную постирушку в бассейне, то есть занимал на ночь бельевую. Там к его услугам была могучая стиральная машина, сушилка и утюг. Впрочем, утюгом он пользовался только чтобы ускорить процесс сушки.
— Если ты будешь неправильно одет, американцы даже слушать тебя не будут, — сказала Алина. — Они такие барахольщики. Для них все, что ты говоришь, имеет значение, только если ты правильно одет. Ну не может человек в мятой рубашке рассуждать о перспективах бизнеса. То есть рассуждать-то он может, но им и без его рассуждений уже понятно, что перспективы у него нулевые, понимаешь? А вот и обед.
Обед принесла Магда. Она вынула два пластиковых контейнера из корзинки, раскрыла на столе, разложила вилки и салфетки.
— Спасибо, Мася, — сказала Алина. — Будут звонить, скажи, что меня уже нет, уехала в бассейн.
— Поняла, — сказала Магда, и Яну показалось, что она ему подмигнула. — Алина Ивановна, мне тоже надо собраться. Артем Кириллович звонил, мне сегодня работать с гостями.
— Так что же ты стоишь! — возмутилась Алина. — Бегом собирайся. Мася, ты понимаешь, что это не просто гости? Бегом! Ян, ешь быстрее!
Ян взял вилку правой рукой, ожидая, что Алина начнет учить его пользоваться столовыми приборами. Но она удержалась от этого. А может быть, просто уже времени не хватало. Она разложила перед ним на столе лагерную документацию, чтобы он изучил ее за едой.
Мясо было нежным и легко расчленялось без ножа. Причем его в контейнере было больше, чем картофельного пюре. Такая пропорция гарнира Яну очень понравилась. И соус ему понравился — золотисто-рыжий, с полосками зелени и грибным ароматом. Документация ему понравилась гораздо меньше.
Он и не собирался запоминать все, что излагалось в папке, добротно переплетенной в зеленый коленкор. Положение о лагере. Ксерокопия письма из Министерства образования. Параграфы: «Цели и задачи», «Руководство», «Программа и содержание», «Финансовое обеспечение». От всех этих канцелярских гадостей Ян вдруг перестал замечать вкус еды. Если кто-нибудь спросит его хоть про один из этих параграфов, он провалится, как последний двоечник на экзамене.
Но тут же ему пришло в голову, что сам Корш наверняка и не раскрывал эту папку. Документация нужна, чтобы издалека показывать ее начальству. А вовсе не для изучения.
Он снова ощутил вкус тушеной баранины. Полистаем дальше. В порядке ознакомления.
Смета расходов включала зарплату штата лагеря, командировочные расходы, питание штата и отдельно — питание посетителей, экскурсионные расходы, прокат снаряжения, канцелярские расходы, расходы на приобретение ГСМ, приобретение медикаментов, оплату телефонных переговоров, аренду территории и аренду автотранспорта. Расходы получались приличные, и Ян Стрельник подумал, что вряд ли лагерь станет рентабельным предприятием.
В штатном расписании Ян с особо теплым чувством встретил строку «заместитель начальника лагеря по воспитательной работе». Вполне понятны обязанности таких работников, как врач, завхоз и инструкторы-методисты. Была предусмотрена даже должность старшины-моториста для обслуживания прогулочного катера. Но вот замполит — он-то чем должен заниматься в лагере для иностранцев? Впрочем, все стало ясно, как только Ян заметил в верхнем правом углу бумажки гриф «Утверждаю» и подпись какого-то зама из городской администрации. Разве могло быть утверждено штатное расписание без такой важной единицы?
— Что смешного? — спросила Алина. — Ты задавай, задавай вопросы. Ты директор лагеря, ты должен знать все до последнего гвоздя. Почему ты улыбаешься? Какие-то опечатки?
— Да нет, все нормально. Я просто вспомнил, зачем нужны были замполиты, первые помощники на пароходах. Если, к примеру, в загранке случалось громкое ЧП, то полагалось увольнять кого-то из руководства. Капитанов мало, да и жалко разбрасываться специалистами. А замполитов можно было рубить сплеча, и это не влияло на работу. Только я, как директор лагеря, не понимаю, что будет делать замполит с иностранцами.
— Почему с иностранцами? С иностранцами будут работать инструкторы. А зам по воспитанию занимается своими прямыми обязанностями.
— Ну и кого же он будет воспитывать?
— Как это кого? Детей.
— Чьих детей? — спросил Ян, отрываясь от еды и бумаг. — Не понимаю. Это пионерский лагерь? Или лагерь для взрослых? Или для иностранных детей? Ничего не понимаю.
Алина отодвинула свой контейнер и вытерла губы салфеткой. Ян заметил, что она почти ничего не съела, только поковырялась в пюре и салате.
— Я думала, ты в курсе, — сказала она.
— Нет, не в курсе. Так что это будут за дети?
— Значит, дети… Это будут уличные дети. Бездомные.
— Детдомовские?
— Нет. Просто бездомные. Как собаки, — сказала она. — Думаешь, так легко оформить ребенка в детдом? Официально они называются «оставшимися без попечения родителей». У них у всех есть родители, но дети не живут дома. Они убежали. А ты их подобрал. Обогрел. Приютил.
— Что-то на эту тему я слышал про Коршуна, — сказал Ян. — Но это как-то неправдоподобно. Этот народ привык жить где-нибудь вокруг вокзалов. Беспризорники не очень-то любят всякие лагеря. И обычно убегают.
— Ничего, полюбят, — сказала Алина. — Все равно оттуда не убежишь. С одной стороны Ладога, с другой — лес и болота. А потом они и сами поймут, что им там лучше, чем в подвалах или на чердаках.
— Чем лучше? Ладно, ладно, извини, нашел время для педагогической дискуссии. И что они в моем лагере будут делать?
Алина постучала пальцем по столу:
— Не будут делать, а делают. Ты должен вести себя так, словно лагерь уже работает. Понимаешь?
— Не понимаю, но черт со мной. Ладно, и что же беспризорники в моем лагере