Крис Муни
Благодарю Дэйва Кроули за разъяснения юридических тонкостей. Я признателен Ричарду Розенталю, начальнику полиции Уэллфлита, и Джону «Зеке» Иезекилю. Во всех неточностях виноват я один. Огромное спасибо Грегу Джексону за рассказы о случаях из его практики.
Моя благодарность Джен, Рэнди, Элвису и Пам Бернштейн, которые работали с первыми набросками романа. Мне были очень нужны их искренние отзывы и мнение. Благодаря Саре Бранхем я не пал духом окончательно.
Хочу выразить глубочайшую благодарность Мелу Бергеру и восхитительной Эмили Бестлер за то, что они — в который уже раз! — сочли мою рукопись заслуживающей внимания и подталкивали меня до тех пор, пока я ее нe закончил. Благословенны будут такие редакторы! Желаю иметь их каждому писателю.
То, что предлагается вашему вниманию, — художественное произведение. Это означает, что я все выдумал от начала и до конца.
Посвящается Джен.
Церкви занимали главное место в его воспоминаниях. За день до того, как мать бросила его, Майк Салливан сидел рядом с ней в переднем ряду церкви Святого Стефана. Они приходили сюда по крайней мере пару раз в неделю, когда искали местечко, где бы укрыться, а после молитвы, если у нее оставались деньги, они шли в «Стрэнд». Так назывался кинотеатр в деловой части Белхэма, где за три бакса можно было посмотреть сразу два фильма о Джеймсе Бонде. Но чаще всего они отправлялись в публичную библиотеку, где мать набирала еженедельную порцию женских романов с названиями типа «Проделки Частити Веллингтон» или «Тайна мисс Софии».
В тот вечер именно снег заставил их укрыться в церкви. Они возвращались домой из библиотеки, когда легкая метель вдруг сменилась настоящей вьюгой. Ветер завывал и кидался на машину с такой силой, что Майк даже немного испугался, уж не перевернется ли она. На дорогах повсюду образовались пробки, вот они и зашли в церковь Святого Стефана, чтобы переждать бурю. Белхэм до сих пор не пришел в себя после бурана, засыпавшего город снегом в прошлом месяце, знаменитого урагана 1978 года, и вот теперь, когда минуло всего несколько недель, прогноз погоды по радио обещал еще одну снежную бурю для северо-восточной части штата Массачусетс. Тогда Майку исполнилось восемь.
Церковь была битком набита людьми, ожидавшими, пока расчистят дороги. Мать взяла в руки один из трех туристических журналов, которые прихватила с собой из библиотеки, и погрузилась в чтение. Ее лицо оставалось серьезным, но при этом спокойным и расслабленным, каким бывало всегда во время молитвы. Она была невысокой женщиной, настолько миниатюрной, что Майк частенько брал ее руки в свои, боясь, что если не удержит мать, то ее унесет первым же сильным порывом ветра. Переворачивая страницы журнала, она второй, свободной рукой теребила красивый голубой шелковый шарфик, который носила на шее, шарфик, на котором были вытканы старинные колонны, статуи и ангелы. На ее толстой зимней куртке он смотрелся совершенно неуместно.
— Неприлично разглядывать людей в упор, — негромко сказала она. Даже с головой уйдя в какое-либо занятие, она неизменно подмечала все, что происходило вокруг, и никогда не повышала голоса.
— Мне нечего почитать, — прошептал он. — Как такое может быть, что в библиотеке нет комиксов?
— Тебе следовало выбрать себе книгу по обработке древесины. — Она развернулась на скамье лицом к нему, держа раскрытый журнал на коленях. — Помнишь скворечник, что ты подарил мне на Рождество? Я видела, как ты работал над ним в мастерской отца, с каким старанием красил.
— Да, у меня неплохо получилось.
— Нет, у тебя получилось великолепно, — сказала она и улыбнулась. Ее улыбка заставляла мужчин останавливаться и смотреть ей вслед. Эта улыбка подбадривала его и говорила, что все будет в порядке.
— Откуда у тебя эта штука?
— Какая штука?
— Шарф.
— Вот этот? Он у меня уже давно.
Заметить мамину ложь было так же легко, как и ее синяки. Она никогда не носила шарф при Лу, надевая его только после того, как выходила из дома, а перед тем как вернуться, снимала и прятала в карман. Майк знал, что шарф вместе с альбомом для фотографий она хранит в подвале в коробке с надписью «Для шитья». Однажды ранним утром в субботу, после того как Лу ушел на работу, Майк застукал ее в подвале, когда она вынимала шарф из коробки — из того же потайного места, где хранила и свой альбом.
Она прочла в его глазах вопрос и ответила:
— Этот шарф подарил мне отец, на наше последнее Рождество в Париже. Я просто не хочу, чтобы с ним что-нибудь случилось.
— В Париже, значит. О-ля-ля!
Улыбнувшись, она положила журнал ему на колени и показала на цветную фотографию, где был снят зал старинной церкви. Стены из потрескавшегося белого мрамора казались высотой в милю, а на куполе была нарисована потрясающая картина, на которой Иисус Христос раскрывал миру свое сердце.
— Это церковь Сакре-Кер, — с гордостью пояснила мать. — C'est l'endroit le plus beau du monde [1].
Когда мать разговаривала на своем родном французском, он слушал, как слова скатываются с ее языка, и она казалась ему экзотической молодой женщиной, которую он случайно увидел на одной из черно-белых фотографий, вклеенных в ее альбом. Иногда, оставаясь дома один, он спускался в подвал и внимательно рассматривал фотографии своих дедушки и бабушки, друзей матери, ее дома — всего того, что она оставила в Париже, когда переехала сюда. Ему казалось, что те люди одевались, как особы королевской крови. По ночам Майк лежал в постели и мечтал о войске парижан, которые когда-нибудь непременно явятся к нему домой и спасут его самого и его мать.
— Снимки довольно посредственные, — сказала она и придвинулась ближе. — Еще когда я перешагнула порог этого храма в первый раз, то сразу поняла, что Бог действительно существует и что он способен чувствовать и наполнить тебя любовью. Но для этого ты должен верить, Майкл. Это самое главное. Даже если жизнь несправедлива к тебе, ты должен помнить, что надо держать сердце открытым для любви Господа.
— На фотографии видны горгульи.
— Это Нотр-Дам. Замечательно, не правда ли?
— Горгульи на церкви… Должно быть, это самая крутая церковь на свете.
— Майкл, тебе никогда не хотелось узнать, что происходит за пределами Белхэма?
— Да нет, — отозвался он, не сводя глаз с фотографии, на которой была запечатлена еще одна горгулья — с оскаленными клыками, готовая обрушиться с небес и в клочья разорвать грешников, посмевших переступить порог храма.
— Ты не любопытен?
— Нет.
— Почему?
Майк пожал плечами, переворачивая страницу.
— Здесь есть все, что я знаю. Холм, «Пэтриотс» и все мои друзья.
— Ты мог бы обзавестись новыми.
— Но не такими, как Дикий Билл.
— Что ж, Уильям и впрямь оригинал, надо отдать ему должное.
— Папа говорит, что вся проблема Парижа в том, что там полно французов.
— Твой отец не слишком храбрый человек.
Майк резко вскинул голову, отрываясь от журнала.
— Но он воевал во Вьетнаме, — сказал он, не очень понимая, почему защищает отца. Майк не знал, что значит «воевать во Вьетнаме» — или, точнее, представлял себе это весьма туманно. Он знал, что война — это пушки, ножи и бомбы, много крови и еще больше мертвых. Майк даже видел по телевизору несколько старых черно-белых фильмов о войне.
— Если ты держишь в руке пистолет или причиняешь кому-то боль, это еще не делает тебя храбрым, Майкл. Настоящая — подлинная — храбрость бывает только духовной. Например, когда ты веришь, что твоя жизнь сложится хорошо, хотя это и кажется невозможным. Иметь веру — вот настоящая храбрость, Майкл. Всегда имей веру, как бы плохо ни шли дела. И не позволяй своему отцу или кому-нибудь другому разубедить тебя в этом, хорошо?
— Хорошо.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Мать полезла в карман и достала черную бархатную коробочку, которую положила поверх журнала.
— Что это? — поинтересовался он.
— Подарок. Открывай.
Он так и сделал. Внутри оказалась золотая цепочка с золотым кружком размером с монету в двадцать пять центов. На ней был выгравирован какой-то лысый старик, баюкающий на руках младенца. Старик, догадался Майк, был святым. Нимб вокруг головы всегда был верным признаком.
— Это святой Антоний, — пояснила мать. — Он считается святым покровителем пропавших без вести.
Вынув цепочку из коробочки, она надела ее ему на шею и застегнула. Майк спрятал холодный медальон под свитер и легонько поежился, когда он коснулся теплой кожи.
— Пока ты будешь носить его, — сказала мать, — святой Антоний будет хранить тебя. По моей просьбе отец Джек даже благословил его для тебя.
— Хорошо. Спасибо.
На следующий день она исчезла. Когда он вернулся домой, ее машина, старый «Плимут Вэлиант» с проржавевшими крыльями, залепленными армированной клейкой лентой, стояла на подъездной дорожке. Майк решил, что она сидит в кухне за столом у окна, читая один из своих женских романов. Но в доме было тихо, слишком тихо, и в сердце у него образовался предательский холодок паники, причину которой он не понимал. Он поднялся наверх, в ее спальню, включил свет и увидел аккуратно застеленную кровать. Не помня себя, он помчался обратно в кухню, открыл дверь, ведущую в подвал, и буквально слетел вниз по лестнице. Майк вспомнил, как недавно мать сидела здесь на одном из пластиковых садовых стульев и рассматривала свой альбом с фотографиями. Спрыгнув с нижней ступеньки, он сразу заметил коробку с надписью «Для шитья», стоявшую на полу. Сорвав крышку, он увидел, что альбом и голубой шелковый шарфик, которые она прятала там, исчезли. И вот тогда он понял, что мать собрала вещи и уехала, бросив его одного.
СОЛНЦЕ ДУШИ МОЕЙ (1999 ГОД)
ГЛАВА 1
Пожалуй, именно прогноз погоды, обещавший очередную снежную бурю на северо-востоке, пробудил у него в душе воспоминания о матери. Сегодня утром, в пятницу, когда они с Биллом были в Уэллесли, достраивая второй этаж и обновляя кухню для недавно разведенной мамочки, у которой оказалось слишком много денег и слишком много свободного времени, пошел легкий снег. Билл переключил приемник на WBZ, радиостанцию в формате радиогазеты, и прогноз погоды пообещал завтра к вечеру сильную снежную бурю. По данным метеорологов, она должна прекратиться только в субботу ночью, но к этому времени в Восточном Массачусетсе выпадет от двенадцати до шестнадцати дюймов снега. Выслушав новости, Билл метнул на Майка многозначительный взгляд, и к двум часам оба решили закончить пораньше, чтобы покатать дочек на санках.
Впрочем, здесь была одна проблема — Джесс. После инцидента в прошлом месяце она наложила табу на катание на санках. Да, то, что случилось, было несчастным случаем — Майк не видел вторых санок до тех пор, пока они не врезались в них. И да, Сара полетела кубарем и расшибла лоб, ударившись о покрытый льдом склон, — не настолько серьезно, чтобы мчаться в травмпункт, но они все-таки отвезли Сару туда, и по дороге Джесс заявила, что отныне катание на санках на Холме запрещается раз и навсегда. Точка, решение окончательное и обсуждению не подлежит.
Если Джесс желает отгородиться от окружающего мира стеной — отлично, это ее дело, но это совсем не значит, что они с Сарой тоже должны жить так. Словом, когда Майк загнал машину на подъездную дорожку, в голове у него уже созрел некий план.
Джесс стояла в кухне, прижимая плечом к уху трубку радиотелефона. Обе руки у нее были заняты — она укладывала скоросшиватели, лежавшие стопкой на кухонном столике, в картонную коробку. Оделась она сугубо по-деловому: в черные брюки и жакет в тон, а расстегнутый воротник белой блузки открывал новое жемчужное ожерелье, которое Майк подарил ей на день рождения. Джесс отвечала за организацию ежегодной весенней ярмарки народных промыслов, проводимой для сбора средств на программу школьного продленного дня при церкви Святого Стефана. Ее соратница и сопредседатель оргкомитета в самый последний момент отказалась от участия, у нее в семье кто-то заболел, и, поскольку до ярмарки оставалось всего семь недель, вся тяжесть ее подготовки легла на плечи Джесс.
Джесс подняла глаза и с недоумением взглянула на него — он пришел необычно рано.
— Закончили пораньше, — прошептал Майк.
Он поцеловал жену в лоб, подошел к холодильнику и достал оттуда бутылку «Хайнекена».
— Я тебе перезвоню, — сказала Джесс в трубку и дала отбой. Она выглядела усталой.
Майк поинтересовался:
— Ты еще не отменила встречу с отцом Джеком?
— Нет. Там сильный снег?
— Дороги в порядке. Их уже начали расчищать.
Джесс со вздохом кивнула.
— Ширли опаздывает, у нее что-то с машиной, и раз уж ты дома, то, может, присмотришь за Сарой, когда она вернется?
— Поезжай. В котором часу ты будешь дома?
— Не раньше семи, похоже.
— Хочешь, чтобы я купил что-нибудь на ужин?
— Я разморозила бифштексы и положила их в холодильник. Остальное приготовлю, когда вернусь.
Джесс схватила пальто и блокнот и поспешила к задней двери, выходящей прямо в гараж.
Десятью минутами позже Майк сидел в мягком кресле в гостиной, читая сегодняшний номер «Глоуб» и допивая вторую бутылку пива, когда заметил, что на подъездную дорожку въезжает красная «Хонда Сивик» Ширли Чамберс. Саре сравнялось шесть лет от роду, и, глядя сверху, как она бежит по дорожке ко входной двери с рюкзаком а-ля кукла Барби, подпрыгивающим на спине, и одной рукой машет на прощание миссис Чамберс, а второй поправляет сползающие на нос очки, он в который раз спросил себя, когда уже у дочки включатся гормоны роста и она догонит своих сверстниц по первому классу.
Входная дверь распахнулась, и Майк услышал, как сверху по лестнице несется Фанг, щенок бульмастифа, которого они подарили ей на Рождество. Майк выскочил в коридор, но Фанг уже слетел с нижней ступеньки и прыгнул Саре на грудь, обрушив на нее свои сорок с чем-то фунтов живого веса, так что девочка шлепнулась на попу. Очки соскочили у нее с носа и отлетели в сторону. Сара пронзительно завизжала.
— Все в порядке, Сара, я держу его.
Майк подхватил Фанга на руки. Щенок завилял хвостом и фыркнул, лизнув его в подбородок. Сара крутила головой из стороны в сторону — мир вокруг нее потерял очертания, превратившись в размытое пятно.
— Мои очки, папочка.
— Вспомни, чему я тебя учил.
— Мне нужны мои очки, — повторила Сара, и губки у нее задрожали. — Я ничего не вижу без них.
Он не спешил к ней на помощь. Этим занималась исключительно Джесс. Едва очки соскальзывали у Сары с носа (а это случалось довольно часто, иногда по пять-шесть раз на дню) или стоило девочке споткнуться и набить шишку, как Джесс была уже тут как тут, подхватывая ее на руки. Майк знал по собственному опыту, что жизнь любит наносить удары исподтишка, не спеша извиниться или прийти на помощь. Иногда она бьет вас снова. И намного сильнее.
— Папочка, помоги…
— Хочешь пойти кататься на санках с Полой?
Губы у малышки перестали дрожать. Сара, по-прежнему сидя на полу, выпрямилась и замерла.
— Тогда сделаем так, — сказал Майк. — Если мы собираемся идти кататься на санках, тебе понадобятся очки. Они ведь только что сидели у тебя на носу, верно?
— Верно.
— А это значит, что они должны быть где-то рядом.
— Но что, если…
— У тебя все получится. А теперь успокойся и делай так, как я тебе показывал. Ты ведь уже большая девочка, правильно?
Прищурившись, Сара принялась похлопывать по доскам пола ладошками и меньше чем через минуту нашла свои очки у двери в туалет. Она тут же нацепила их на нос и просияла.
— Умница моя, — сказал Майк.
Он опустил Фанга на пол, предложив дочке посмотреть телевизор, пока он по-быстрому примет душ, и отправился наверх, прихватив с собой в ванную радиотелефон.