— Юрий, — генерал брезгливо покосился на сына, — в Орехово ты, конечно, не звонил. Там все о’кей?
Как ни удивительно, но со «Звездочкой» Юрий связался своевременно, — значит, не совсем мозги в отключке. Но доверять сегодняшнюю таможню ему все равно нельзя.
— Все о’кей, — равнодушно пожал плечами Березин-младший и, вздохнув, добавил: —Там какая-то проверка была, налоговая, что ли. Все обошлось.
— Какая еще проверка?! Почему я слышу об этом только сейчас?! — Генерал едва не подпрыгнул на месте, мгновенно побагровев.
— Не ори, отец. — Юрий поморщился. — Говорю же, все в порядке.
— Да что ты? Неужели?! Все идет сикось-накось, а он о порядке талдычит, идиот! Быстро звони водителю!
Березин-младший покорно взял отцовский телефон и вяло потыкал пальцем в кнопки. Ответили ему почти сразу.
— Привет, Колька. — Некоторое время Юрий слушал молча все с тем же отсутствующим видом, затем пробормотал что-то вроде «лады» и отключил связь. — Чего ты суетишься? — Он пожал плечами и хмуро глянул на отца. — Все в порядке, они уже на «Фианите», на дозагрузке. Где-то через час двинут на таможню.
Генерал испытующе поглядел на сына и вздохнул. Дай-то Бог, чтобы все действительно было, как говорит Юрка, в порядке. Однако никаким спокойствием на душе Валерия Андреевича и не пахло. И дело было не только и даже не столько в исчезновении Кропотина (а теперь еще и Куролепова!) и в загадочной истории с девицей. Интуитивно генерал Березин чувствовал — в точности так же как и Куролепов — приближение опасности. А возможно, и вовсе катастрофы. Однако принять сигналы интуиции за руководство к действию ему, в отличие от начальника охраны, мешала гордыня, развившаяся за последние годы особенно. Березин-старший был уверен в себе, в своем уме и предусмотрительности, уверен был в том, что, даже если все идеально отлаженные им, выстроенные на криминальной основе доходные структуры, включая последнюю из операций, обвалятся, никаких улик против него, старого служаки, не обнаружит никто и никогда, включая этого подлеца Турецкого.
Турецкий, конечно, серьезный враг, можно сказать, подлинный вражина, всю жизнь находящийся по другую сторону баррикад, воздвигнутых генералом. Бессребреники, твою мать. Идиотизм, не под дающийся разгадке, голоштанные принципиалы. Вот кого он ненавидел даже больше, чем всех Брызгаловых и Пискуновых, вместе взятых! Своими бы руками придушил каждого, чтоб еще и помучились, прежде чем сдохнуть!
Валерий Андреевич злобно сплюнул и, поймав удивленный взгляд Татьяны, немалым усилием все-таки взял себя в руки.
— Так. Расклад у нас будет следующий, — бросил он сквозь зубы, глядя на Монахову. — Ты и Юрка займетесь похоронами. Хватит!
Последнее восклицание относилось к мгновенно всхлипнувшему сыну.
— Хватит сопли распускать, словно баба истеричная, сукин ты выродок! — Ярость Березина-старшего наконец выплеснулась. Но вопреки ожидаемому, на Юрия она обычного воздействия не оказала.
— Заткнись, козел! — Березин-младший неожиданно вскочил на ноги, словно распрямившаяся пружина, от его расслабленности и следа не осталось. — Ты… Это ты во всем виноват! И я… Я! Мы ее довели, и еще — неужели ты, старый козел, не понимаешь, не видишь, что это Бог наказал нас за… За Регину?!
Он вдруг завыл таким страшным голосом, одномоментно потеряв кураж и вновь грохнувшись в кресло, что Валерий Андреевич и впрямь испугался, пропустив «старого козла» мимо ушей. Не сына — а за сына: неужто Юрка тронулся умом с горя?! Перед таким несчастьем отступали все нынешние неприятности, показавшиеся вдруг генералу мелкими и неопасными — в общем, преувеличенными. Он застыл на месте, приоткрыв рот, отметив только, как порывисто бросилась к Юрию Татьяна. Да, кто-кто, а бабы знают, как вести себя в таких ситуациях!
Обхватив рыдающего Юрия обеими руками, Монахова прижала к себе его трясущуюся голову, и рыдания сразу стали глуше. Женщина что-то забормотала ему прямо в ухо, должно быть, именно то, что и следовало, поскольку Юрий тоже обнял свою любовницу, и теперь они оба напоминали ожившую скульптурную группу, созданную воображением какого-нибудь свихнувшегося авангардиста. «Словно две змеи…» — с внезапным отвращением подумал генерал.
В этот момент Татьяна слегка повернула голову в его сторону, в. ее взгляде Валерий Андреевич прочел подлинную, давнюю ненависть.
— Уходи, — произнесла Монахова одними губами. И Валерий Андреевич ушел. Сам не понимая, почему вдруг ее послушался. Но скорее всего потому, что зрелище разнюнившегося Юрия было для него действительно невыносимо.
— Домой, — буркнул он терпеливо поджидавшему его водителю, и машина тронулась с места. Думать о сыне, о пропавшем Кропотине, тем более Куролепове, чья судьба ему и вовсе была глубоко безразлична, а заодно и о Монаховой он себе запретил. Думать можно было только о сегодняшнем вечере — о том, что должно произойти на таможне.
На самом деле — боже упаси, чтобы там произошло что-либо незапланированное! Все пройдет как всегда, только в качестве сопровождающего будет выступать не Кропотин (чтоб он сдох!), не Юрий, который иногда его подменял, а сам Березин. Генерал Березин, ни разу в жизни не засветившийся на терминале. Следовательно, первое, что следует сделать, попав домой, позвонить этому лихоимцу Литвицкому.
Именно это и сделал Валерий Андреевич, едва очутившись у себя в кабинете.
Голос по ту сторону провода принадлежал либо очень старому, либо очень больному человеку.
— Борис Ильич? — поинтересовался генерал, одновременно усаживаясь за письменный стол.
— Он самый, — прошелестела трубка.
— Здравствуйте, Березин беспокоит.
— Юрочка? — отозвался голос через паузу.
— Я отец Юрия, — терпеливо пояснил Валерий Андреевич, напряженно вслушиваясь в шорох эфира. — Юрия Валерьевича сегодня не будет, вместо него подъеду я. Вы случайно не болеете?
— Еще как болею, — отозвался Литвицкий. — Но куда деваться? Заменить меня сегодня некому.
— Похвально с вашей стороны, что вы это понимаете, — сухо произнес Березин, отлично знавший, в какую сумму ежемесячно обходится фирме «понимание» и трудолюбие Бориса Ильича. — Собственно говоря, звоню исключительно для того, чтобы предупредить вас насчет Юры. До встречи!
И, не дожидаясь ответного стона, положил трубку. «Развели вокруг каких-то хиляков да старперов, — злобно пробормотал он. — Этому жиду, кажется, уже седьмой десяток валит, а все хапает и хапает. Впрочем, с такого хлебного местечка скорее на тот свет уйдешь, чем на пенсию».
Генерал Березин никогда не был столь далек от истины, как в этот момент. Именно сейчас Борис Ильич Литвицкий, как никогда прежде, горячо жаждал очутиться где угодно, в том числе на пенсии, только бы не в своем кабинете.
Осторожно вернув на место трубку, из которой доносились короткие резкие гудки, он нерешительно поднял глаза на человека малоприметной внешности, сидевшего на стуле для посетителей. Второй, в точности такой же, стоял у окна, спиной к Борису Ильичу, и внимательно смотрел на металлические ворота с будкой охранника, которые изредка раздвигались, пропуская на служебную территорию грузовики. Поначалу люди, сопровождавшие груз, исчезали, подчас довольно надолго, в проходной, примыкавшей к П-образному одноэтажному зданию таможни, в одном из крыльев которого и находился кабинет Литвицкого. Поскольку ворота располагались в «перекладинке» буквы «П», из окна было прекрасно видно все происходящее внизу, включая очередь из грузовиков и нескольких «Газелей» и компанию весело ржущих над чем-то водителей, собравшуюся неподалеку. Небо понемногу и нехотя тучнело, чему в немалой степени способствовали сгустившиеся тучи: на Москву надвигался очередной циклон, как водится, именно тем своим краем, в котором обитала дождевая водица.
— Поверьте, — печально произнес Борис Ильич, — я и представления не имел, что у Кропотина что-то не в порядке. Мы знакомы уйму лет.
— Кто вам сказал, что у него что-то не в порядке? — усмехнулся неприметный.
— Но как же… — Борис Ильич тяжело сглотнул и покачал головой. — Милый человек, я уже столько лет сижу в этом кресле, что мне и не нужно особо много рассказывать, сам вижу. Учтите: я тут ни при чем, я стар, болен и вообще собираюсь на пенсию.
…Дождевые тучи, стремительно наползавшие на Москву, не остались не замеченными и генералом Березиным, только что отдавшим распоряжение прислать ему двоих «спецназовцев» пошустрее.
Поднявшись, он задумчиво прогулялся по своему кабинету, казалось колеблясь в принятии какого-то решения. Затем все-таки, еще раз поглядев в окно на насупившееся небо, снова быстро подошел к столу и, наклонившись, передвинул какой-то рычажок под столешницей над правой тумбой, отчего столешница расслоилась, выдвинув из себя довольно широкую планку.
— Я делаю глупость? — пробормотал генерал вопросительно. Но тем не менее, пошарив по дну планки, отлепил от него конверт с зарубежным паспортом — так же как и у сбежавшего Куролепова, несмотря на то что документ был украшен фотографией генерала, фамилия и отчество там красовались другие. — На всякий случай, береженого, как говорится…
Ответив таким образом на свой собственный вопрос, Березин успокоился этой уступкой, сделанной продолжавшей сигналить интуиции. Он был бы немало удивлен и рассержен, если бы узнал, что и его паспорт, и ксива Куролепова производились одним и тем же человеком в одном и том же месте. Но ни о чем таком Валерий Андреевич в данный момент не думал. Сунув фальшивый паспорт в карман цивильного пиджака, в который переоделся еще утром, он проверил, на месте ли остальные документы и кобура с перезаряженным после бурной ночи пистолетом. Пиджак был пошит на заказ, с расчетом как раз на эту кобуру.
Подумав, он открыл на сей раз вполне легально присутствующий в кабинете сейф и извлек из него запасную обойму.
«Что это со мной? — недовольно подумал генерал. — Как на войну собираюсь. Нет, отправлю эту партию — и действительно надо обратиться к докторам, нервы подлечить. Довели, сволочи!»
Он вздохнул и выглянул в окно. Как раз вовремя, чтобы обнаружить въезжавший во двор чёрный джип: охрана прибыла, пора было трогаться.
26
Таможенный терминал, находившийся под чутким руководством Бориса Ильича Литвицкого, располагался рядом с Ленинградским шоссе, неподалеку от Шереметьева-2.
Валерию Андреевичу Березину было отлично знакомо и само здание терминала, аккуратно оштукатуренное и выкрашенное в темно-коричневый цвет, выстроенное в два этажа «покоем», и прилегавшая к нему территория. Именно здесь проходили положенную перед вывозом из страны экспертизу не только камни и драгметаллы, но и подавляющее большинство того, что называется произведениями искусства. Предполагалось, что именно здесь должен осуществляться контроль за их вывозом, дабы воспрепятствовать возможному разбазариванию народного достояния, а проще говоря — контрабанде.
Генерал Березин свято верил в истину, утверждавшую, что хорошо делается лишь то, что делается собственными руками, а береженого и Бог бережет. Именно поэтому, ни разу не переступив порога терминала, он и знал этот индустриальный райончик, едва ли не поминутно оглашаемый визгливыми голосами тепловозов с целой сети подъездных путей, ведущих к шереметьевской таможне, как свои пять пальцев.
В те дни, когда товар фирмы сопровождал Кропотин, Валерий Андреевич отправлял сюда в качестве наблюдателя сына. Но если сопровождающим был Юрий, Березин-старший самолично подъезжал к терминалу и терпеливо ожидал, когда тот появится из дверей нарядного шоколадного здания и, взмахнув полученными и подписанными по всей форме документами, вскочит на подножку грузовой «Газели», на кузове которой красовалось название кропотинской фирмы.
Сразу вслед за этим металлические ворота раздвигались — и «Газель», к вящему возмущению ожидавших своей очереди водил, въезжала на территорию терминала без очереди.
К самой таможне генерал и не думал подъезжать, с тем чтобы дождаться завершения процедуры. Экспертные документы подписывались лишь в том случае, если на досмотре находился свой, заранее предупрежденный и, разумеется, хорошо оплаченный сотрудник. То есть все шло по плану и никаких накладок — например, внезапной болезни упомянутого сотрудника — не было. Таким образом, ни на терминале, ни на досмотре, ни перед самим Литвицким, никогда не видевшим Березина лично, генерал не засветился ни разу, при этом умудряясь контролировать операции лично — вплоть до завершающего этапа. Увы, на сей раз все обстояло по-другому. Вторую накладку подряд израильские партнеры не простят. Оставалось надеяться, что интерес Турецкого к нему сильно преувеличен.
Когда джип Валерия Андреевича прибыл на место, генерал прежде всего, не выходя из машины, привычно просеял взглядом всю примыкающую к терминалу территорию. Ничего подозрительного он не заметил, все было как обычно, включая их фирменную «газельку», смирно стоявшую, тоже как обычно, не в общей очереди, а слева от металлических ворот. Никакого намека на возможную опасность.
«Нервы», — уже привычно отметил Березин и, вздохнув, набрал на своем мобильном номер Литвицкого.
— Я здесь, груз на месте, — буркнул он.
— Да-да, — по-прежнему больным голосом отозвался Борис Ильич. — Поднимайтесь, пожалуйста, охрана предупреждена. Я в двести шестом, на втором этаже. Это, значит, по лестнице и налево, затем…
— Найду! — раздраженно бросил Березин и, отключив связь, повернулся к безмолвно сидевшим сзади «спецназовцам», двоим мрачного вида мужикам в традиционной пятнистой форме. — Ждите меня здесь. Движок не выключать!
Последнее относилось к водителю генерала, молодому парню, появившемуся на фирме недавно. Березин с сомнением оглядел его простодушную физиономию и недовольно поморщился:
— Вот что… Гуляй-ка ты, милок, до дому до хаты. Естественно, своим ходом. Если не в курсе, где-то тут по Ленинградке автобусы шпарят в сторону аэровокзала. Тормознешь. Завтра ты мне не понадобишься, отдыхай. Ты, — генерал повернулся к одному из «спецназовцев», показавшемуся ему старше второго, — пересаживайся вперед, на мое место. На обратном пути поведу сам. Все, выполняйте!
И, не обращая ни малейшего внимания на удивленное лицо своего водителя, Березин выбрался из машины.
Внутри здание терминала отнюдь не было таким нарядным, как снаружи. От стен, выкрашенных заурядной зеленой краской, от местами обшарпанных дверей, выходивших в узкие коридоры, а главное — от ископаемого вида ламп дневного света, включенных уже в виду сгустившихся за окнами сумерек, несло густой и банальной казенщиной. Впечатление усиливалось и из-за постоянно снующих по коридорам чиновного вида каких-то удивительно безликих типов с папками бумаг в руках, от небольших, унылых очередей, скучавших под большинством дверей.
На втором этаже, куда генерал поднялся по лестнице с подкрошившимися ступенями, народу было поменьше, можно сказать, почти не было. И дверь с нужным ему номером и табличкой Березин увидел сразу. И в этот же момент почувствовал на себе чей-то тяжелый взгляд, направленный в спину. Однако, резко обернувшись, Валерий Андреевич не увидел никого и ничего, кроме пустого коридора, кончавшеюся лестницей с «обкусанными» ступенями, по которой только что поднялся. Хмурый старик-уборщик, возивший по грязному линолеуму не менее грязной тряпкой, был, конечно, не в счет.
Дав себе честное слово завтра же позвонить своему доктору, который наверняка сумеет отыскать самого лучшего, а главное — неразговорчивого невропатолога, Валерий Андреевич толкнул дверь кабинета № 206.
Борис Ильич Литвицкий оказался сухоньким, маленьким человеком, выглядевшим старше своего возраста. Вскочив с места навстречу Березину, он тут же угодливо заулыбался и забормотал что-то насчет того, как ему приятно видеть у себя лично Валерия Андреевича, однако довольно быстро запутался в собственных витиеватых выражениях и растерянно умолк, уставившись на генерала. Его взгляд, в котором отчетливо был виден страх, Березину не понравился. «И все-таки что-то не так. В любом случае этот старый Петрушка ненадежен!» — подумал он. Время, однако, поджимало.