Она открывает холодильник и достает уже открытый соус для макарон, лук, цукини и один баклажан. Она кажется такой умелой, уверенной, и Лу мельком представляет, какова она на работе. Мысль о работе напоминает ей кое о чем, и она отодвигает стул.
– О, я только что вспомнила. Надеюсь, не возражаете – я распечатала кое-что для вас. – Лу направляется в прихожую и возвращается с листом бумаги, который протягивает Карен. – Я знаю, что все это достаточно очевидно, но иногда самое простое легко забывается.
Анна подходит поближе, чтобы прочитать через плечо у Карен:
Как перенести внезапную смерть
Важно сфокусироваться на основных телесных потребностях для обыденного поддержания жизни:
– Поддерживайте обычный распорядок дня. Даже если трудно выполнять регулярные занятия, все равно пытайтесь. Соблюдение распорядка дня поможет вам почувствовать себя увереннее.
– Достаточно спите или, по крайней мере, больше отдыхайте.
– Может помочь составление списков или написание заметок, неплохо было бы составлять план мероприятий.
– Постарайтесь делать регулярные упражнения. Это может помочь снять стресс и напряжение.
– Поддерживаете сбалансированную диету. Опасайтесь нездоровой и высококалорийной пищи, переедания. Пейте больше воды.
– Алкоголь употребляйте в умеренных дозах. Не используйте алкоголь для того, чтобы заглушить боль.
– Делайте то, что утешает, поддерживает и придает силы. Вспоминайте другие трудные времена, как вы их пережили. Это поможет вам мобилизовать внутренние ресурсы.
– Видишь? Что я и говорила. – Анна показывает в середину списка.
– Спасибо. – Карен начинает плакать.
Лу чувствует себя ужасно – она неправильно оценила ситуацию.
– Извините. Я не хотела вас расстраивать.
– Вы и не расстроили. – Карен старается улыбнуться. – Странно, но мне становится хуже, когда люди со мной добры.
Анна легонько сжимает подруге плечо.
– Ну, ты могла бы привыкнуть к этому.
– Как же все это странно, – вздыхает Карен. – Все кажется таким нереальным. Даже то, что здесь написано. Отчасти я могу это понять, я понимаю, о чем тут говорится, но все это не укладывается в моей голове. У меня ничего не укладывается в голове с того момента, как Саймон… м-м-м… – Она запинается. – Как у него случился приступ.
– По-моему, это вполне нормально, – говорит Лу. – Это был страшный шок. Просто ваш организм – или ваша душа – таким образом реагирует на него. Когда умер мой отец, помню, со мной творилось что-то необъяснимое, как будто моя голова жила сама по себе, отдельно от жизненного процесса. Мне потребовалась целая вечность, чтобы справиться с этим.
– И вы справились? – спрашивает Карен.
– В каком-то смысле… То есть отчасти это все еще представляется абсурдом, кажется очень несправедливым.
– Ваш папа отчего умер?
– От рака. Очевидно, что это случилось не так, как у вас. Он умер довольно быстро, но все же было какое-то время, чтобы свыкнуться с мыслью об его уходе. Так что не удивительно, что у вас это не укладывается в голове.
– Иногда я чувствую себя почти нормально, – говорит Карен. – Когда я чем-то занята. Но это продолжается совсем недолго, буквально несколько мгновений. А в следующую минуту я словно падаю куда-то в пустом пространстве. Нет ни стен, ни потолка, ни пола. Думаю, я уже никогда не почувствую себя нормально.
– Я уверена, что на самом деле это тоже обычно. У вас никогда не было такой серьезной, ужасной травмы. – Лу делает паузу. – Вам поможет, если я расскажу, что я запомнила из того дня? Иногда хорошо принять другую точку зрения.
– М-м-м, – колеблется Карен. Может быть, ей не хочется возвращаться в тот день. Но потом говорит: – Да, пожалуй, может помочь.
– Я помню, как сижу напротив женщины, которая делает себе макияж. Я была полусонная и смотрела на людей краем глаза. Потом, помню, посмотрела на вас и вашего мужа – Саймона, верно? – Лу не стала ждать ответа. – И вы разговаривали. Мне было не слышно, о чем – я слушала свой айпод, но подумала – честно, я не просто так говорю: какой у вас счастливый вид.
– Правда? – Карен делает резкий вдох.
– Да. Он гладил вас по руке, и вам, казалось, так легко друг с другом. Я подумала, что у вас какая-то особенная близость.
– Черт, как странно, что вы заметили это.
– Не скрою, я люблю подсматривать, – признает Лу.
– Но это же хорошо, – вмешивается Анна. – Разве нет, Карен? Это значит, что Саймон в последние минуты был по-настоящему счастлив.
– Пожалуй… Я не думала об этом. Все это, кажется, было целую вечность назад… И что еще вы увидели?
– Ну, тогда все показалось замедленным, мне так почему-то представилось, но в действительности, наверное, все случилось меньше, чем за пару минут. Помню, что Саймона сначала стошнило…
– Я тоже это помню.
– И я выключила свой айпод. Потом, помню, он схватился за грудь, и я услышала его слова: «Прости»
– Действительно? Он сказал «Прости»?
– Да, определенно так сказал.
– Мне кажется, я не слышала.
– Он точно это сказал.
– Благослови его Бог… – сдавленным голосом произносит Карен. – За что, как вы думаете, он извинялся? Вероятно, за рвоту. Как это типично… Всегда беспокоился. И у него была гордость – он терпеть не мог проявлять нездоровье на людях. Глупость какая – мало ли что бывает.
– Может быть, он извинялся, что покидает тебя, – замечает Анна.
– Ты так думаешь?
– Да, – говорит Анна, доставая из сумочки бумажный платочек. Когда она протягивает его Карен, Лу замечает, что он уже мокрый – вероятно, Анна сама раньше плакала. – Это были его последние слова?
– Насколько я помню, – кивает Лу.
– Я тоже больше ничего от него не слышала, – осторожно соглашается Карен. Она берет платочек и вытирает слезы.
– Я думаю… – Лу замолкает, стараясь вспомнить что-то еще. Она видит, как Саймон схватился за грудь, как повисла его голова. Да, несомненно: – Он умер сразу после этого. Похоже, обширный инфаркт, это произошло так быстро.
– Так врачи и сказали… – медленно выговаривает Карен. – Но все равно у меня чувство, что я могла что-то для него сделать.
– И у меня, – пожимает плечами Лу.
– Нет, вы и так много сделали.
– Это вы много сделали, – говорит Лу. – Я вас видела.
Карен всхлипывает.
– Я стояла там в панике. И ничего не делала.
– Вы не просто стояли. Вы звали на помощь. Вы знали, где найти кондуктора.
– Да?
– В среднем вагоне. Я бы этого не сообразила. – Лу смеется над собой. – Я бы, наверное, послала кого-нибудь не туда, и время было бы потеряно. Откуда вы знали, где он?
Карен перестает плакать и всхлипывает.
– Однажды мне пришлось покупать билет у кондуктора. Мы ехали с Саймоном и опоздывали. У него сезонный билет, а я купила себе в поезде.
– Вот – прекрасный пример. Видишь, ты не оказалась бесполезной, – говорит Анна.
– Просто повезло, что кондуктор находился там. Я была в полной панике и потому просто сказала первое, что пришло в голову. Он запросто мог быть где-нибудь еще.
– Но он был там, – говорит Анна. – А большинство людей не догадались бы об этом сразу, уверяю тебя.
– Думаю, я немного понимаю, что вам пришлось пережить, – вмешивается Лу. – Я чувствовала примерно то же, когда умер папа. Сначала мне было так тяжело, оттого, что рак не выявили раньше, но потом я поняла, что так всегда бывает.
– Что вы хотите сказать?
– Ну, мы идем к врачу, когда уже заболели, верно? Не до того, не раньше.
– Я жалею, что он не обратился к врачу раньше, – признает Карен.
– Еще бы не жалеть, это естественно. Но то-то и оно – и это меняет дело, – ведь в том, что он не обратился к врачу, больше виноват он, чем вы.
– Я могла бы заставить его показаться врачу.
– Когда это Саймон ходил к врачу, потому что ты велела? – спрашивает Анна. Она берет бутылку и доливает вина себе и Карен, потом открывает холодильник и наливает Лу тоже. – Ты сама знаешь, милая, что он бы все равно не пошел, ему это было ни к чему.
– Представляю, – кивает Лу. – Мой папа был таким же. Он бы ни за что не пошел к врачу.
– Пожалуй, вы правы…
– Но я-то все равно думала, да, что отец мог бы сходить к врачу, но кто сказал, что доктор бы понял его состояние? Он бы мог всю жизнь протаскаться по врачам, но он не был ипохондриком, и на самом деле я рада, что не был. – Лу отпивает из бокала. – Не думаю, что ипохондрики получают большое удовольствие от жизни.
– А Саймон получал, – говорит Анна.
– Но вы же не чувствовали, что ваша папа умер по вашей вине? – спрашивает Карен.
– На самом деле в некотором роде чувствовала. Он бы мог лучше питаться, больше делать физических упражнений, а я бы могла подталкивать его к этому, помогать ему, – я люблю спорт, слежу за своим здоровьем, так что могла бы показать ему пример, но я этого не делала. Определенно, я бы могла больше пилить его, чтобы он бросил курить.
– О!
– Но теперь – когда прошло много лет, и многое видится иначе, – я вижу, что он умер не в результате какой-то одной причины, и поэтому что-то одно не могло его спасти.
– Не совсем понимаю, что вы имеете в виду…
– Похоже, что к болезни моего отца привела целая совокупность причин: он курил, испытывал постоянный стресс от мамы, ел всякую дрянь, волновался, ненавидел ходить по врачам…
– И многое из этого можно просто назвать невезением? – подсказывает Анна.
– Да. Некоторые заболевают раком, некоторые нет.
– То есть вы считаете, что обвинять себя было неправильно, – заключает Анна.
Лу понимает, что именно этого Анна и хочет – отчаянно хочет – внушить Карен, что она не виновата, но, объясняя, сама еще более запутывает проблему. Лу тщательно подбирает слова.
– Не знаю, я думаю, что оно возникает само собой, это чувство вины. Со мной так и случилось. И это вполне понятно. Что касается Саймона, то, пожалуй, мы все были причастны к его смерти, учитывая, как мы отреагировали на нее – вы, я, медсестры, врачи и другие пассажиры. Но обвинять некого, даже если мы – все – чувствуем, что могли что-то сделать. Я действительно в этом уверена.
Карен глубоко вдыхает и медленно выдыхает.
– Спасибо… Вы и правда помогли.
– Я рада. – Лу удивляется себе: она сказала больше, чем предполагала.
Они снова молчат.
– Вы действительно думаете, что он извинялся, что покидает меня? – наконец тихо спрашивает Карен.
И снова Лу пронзает мощь непоправимой утраты этой женщины. При всех схожих отголосках, это все же не то же самое, что смерть ее отца: у Карен не было времени свыкнуться с мыслью о том, что ее муж скоро умрет. Хотя отец Лу был сравнительно молод – шестьдесят лет, – он был все же намного старше Саймона. Потерять партнера – Лу это трудно себе представить. Она одинока и неизбежно время от времени ощущает свое одиночество, но это чувство должно быть невыносимо мучительным после потери человека, с которым прожила двадцать лет. Это и есть трагедия любви: она приносит с собой возможность утраты. Бедная Карен: половина жизни, проведенная в любви, внезапно оторвана.
Лу понимает, что профессиональный психолог, специализирующийся на работе с теми, кто потерял близких людей, иначе вел бы беседу с Карен. И, кроме того, она здесь присутствует не официально. Увидев горе Карен и ее потребность в ободрении, Лу захотелось всеми силами утешить ее.
– Да, думаю, так. И действительно не думаю, что вы могли бы сделать больше того, что сделали.
– Может быть, и так… – Карен смотрит в пол. – Мне просто жаль, что я не успела с ним попрощаться. Все бы отдала, чтобы попрощаться с Саймоном.
«Еще бы», – думает Лу. В этом случае смерть ее отца не идет в сравнение: она имела возможность с ним попрощаться.
Снова они молчат.
Наконец, Лу с уверенностью повторяет:
– Главным образом, думаю, вы должны помнить, что в последние свои минуты он был поистине, поистине счастлив.
– Да… – Карен сморкается. Платочек такой мокрый, что расползается на крошечные белые кусочки. Потом она через силу улыбается.
– Спасибо. Вы даже представить себе не можете, как много это для меня значит.
23 ч. 41 мин
Анна приходит домой позже Стива, он на коленях в кухне роется в шкафчике под раковиной.
– Если ты ищешь ту бутылку, – сообщает она ему, входя, – то я ее выбросила.
Он оборачивается.
– Ты ее что?
– Выбросила на помойку.
– Кто дал тебе такое право?
Анна сейчас не находит в себе сил терпеть или сдерживаться, чтобы скрыть свою злость. За вечер, проведенный с Карен и Лу, она израсходовала все внутренние резервы. Энергии на Стива у не просто не хватает. В ней не осталось места эмоциям, которые требуются, чтобы выносить его. Обычно она бы постаралась успокоить Стива, не ссориться, уклонилась бы от бессмысленного спора. Но сегодня ей просто наплевать. Если нужно, она примет бой. На самом деле ей чуть ли не хочется ссоры, не только потому, что Стив ее раздражает, что она в нем разочаровалась, а потому, что она злится на весь мир, на Бога, на Судьбу за то, что отняли Саймона. Ей хочется выпустить пар. И она повторяет:
– Я выбросила бутылку в мусорный бак.
Конечно, Стив – одна из худших кандидатур для того, чтобы дать волю своему раздражению. Он не равнодушная боксерская груша, а в пьяном виде он вполне способен ответить ей, причем жестоко. Анна знает об этом, и должна была это учесть. Но ее уже понесло:
– В ней почти ничего не оставалось, и ты знаешь: я не люблю держать дома спиртное.
Разумеется, Стив заглатывает наживку. Он встает.
– Ах, маленькая леди, вам это не нравится, да? Я забыл, какой праведной мадам вы умеете быть.
Он делает шаг по направлению к ней. Хотя Анна высокого роста, он выше, шире, и силен от многолетней физической работы. Его вид действительно устрашает.
Но Анна не поддается на угрозы, как могла бы – или должна бы, – если бы думала о себе, она слишком взбешена.
– Не груби, Стив.
– Не грубить? – Он строит рожу, кривит губы. – Хочу грубить, и буду.
– Только не в моем доме.
Она знает, что это вызовет в нем раздражение.
– Твоем доме, – щерится он. – Этим все сказано, да? Я думал, это «наш» дом. Не так ли ты мне говорила? «Приходи и живи в моем доме, милый, это будет наш дом».
– Прекрати, Стив.
Анна идет в коридор, чтобы повесить свое пальто, потом возвращается к двери кухни.
– Если хочешь, чтобы это был «наш дом», постарайся вести себя поуважительнее ко мне – и к дому.
Но эти слова не доходят до Стива. Такой аргумент он сейчас не принимает и даже не хочет в него вникать.
– Ты всегда считала этот дом своим, правда? – уже кричит он. – В этом вся и чертова проблема.
Это верно. Она купила его до того, как встретила Стива, и он платит ей за аренду, а она выплачивает ипотеку. Но его вклад минимальный – гораздо меньше половины, поэтому его вполне устраивает такое положение дел.
– Кто я? Я тебе не пара, всего лишь чертов маляр.
Вечно одно и то же. Неравенство между ними откупоривает в Стиве чувство неполноценности, которое подпитывает его низкую самооценку, а та, в свою очередь, вызывает пьянство. Только, конечно, эта злоба, когда он пьет, направляется не внутрь, а выплескивается на всех, кто попадется на пути, как кассетная бомба. И чаще всего жертвой становится Анна.
У них уже случались такие ссоры, и от этого спор приобретает привычную занудливость.
– Я пригласила тебя жить до того, как узнала, какой ты алкаш, – огрызается Анна и думает: «просто безобразный алкаш». – Так что пеняй на себя.
– Я не алкаш! – орет Стив.
Она хохочет. Это смешно, он очевидно смешон.
– Ты вечно говоришь, что я алкаш, а это не так.
Она качает головой, потом хочет что-то сказать, но просто буквально выплевывает:
– Проваливай, Стив.
Конечно, это красная тряпка. Он надвигается на нее, берет руками за подбородок и, сжав, говорит: