Она заканчивает обходить отдел фруктов и переходит в другие – нужно купить хлеб, макароны, рыбу, курицу. В конце прохода она видит пшеничное пиво. Саймон всегда говорил, что североевропейское светлое пиво самое лучшее – простит ли Бельгия такую обиду? Карен не уверена, что Саймону оно придется по вкусу, но ей нравится форма бутылок, завлекающая туманность жидкости, и цена кажется приемлемой, поэтому она берет упаковку из шести бутылок.
Пройдя мимо хозтоваров и парфюмерии, она натыкается на вешалку с детской одеждой, все для зимы, распродажа. На пурпурное плисовое платьице в розах скидка сорок процентов от первоначальной цены. Карен редко делает детям подарки просто так, но это практичная покупка. Цвета пойдут Молли, а на бирке написано «для детей 4 лет», поэтому сейчас оно будет ей немного великовато, а может подойти и в следующем году тоже, поэтому покупка действительно выгодная. Карен кладет платьице в тележку.
Вот так: три импульсивные покупки, вряд ли это буйство.
У кассы она рассудительно раскладывает покупки по мешкам. Печеные бобы, помидоры в жестяных банках, пюре, сладкую кукурузу – в один мешок, стиральную жидкость, туалетную бумагу, мочалку для ванной – в другой… Она расплачивается дебетовой карточкой, и пока ждет, когда будет проверен пин-код, смотрит на часы. До того как забирать Молли, еще остается масса времени. Можно поехать домой, выгрузить продукты, подготовиться к выходным. Запланировано не так уж много, но она рада перспективе провести время в семье и что Саймон будет дома.
Этих двух выходных она ждет особенно.
* * *
– Подъем, подъем!
Карен вздрагивает.
Она стоит у выхода из супермаркета. Какой-то мужчина задевает ее пустой тележкой, пытаясь проехать в двери.
– О, м-м-м, прошу прощения.
Она отходит с дороги, и он со вздохом катит мимо.
Она в супермаркете, в который заходит всегда, в Хоуве.
Сегодня пятница, день, когда она обычно ходит по магазинам, и снова она одна.
Последний раз она покупала здесь продукты для Саймона. Неделю назад, в тот день, Саймон позвонил ей сказать, что ушел с работы на час раньше. Неделю назад вечером Саймон, как только вошел, полез в холодильник за пивом, застонал, что она купила не тот сорт, потом пожалел о своей неблагодарности и подошел поцеловать ее у плиты.
– Ты прелесть, – сказал он, компенсируя свою невежливость, и, хотя она читала его мысли, это заставило ее улыбнуться. Неделю назад они с Люком разрезали питайю, полюбовались экзотической бледной мякотью внутри и, попробовав, с вытянувшимися лицами воскликнули «Бэ-э!», а потом рассмеялись. Неделю назад он восхищался Молли в ее новом платьице.
– Ты такая хорошенькая! – приговаривал он и ласково ворчал на Карен: – Хотя я не думал, что нашей дочке не хватает одежды. – И его тон говорил, что он ее прощает за расточительность.
Неделю назад…
Семь дней – и всё.
И она снова здесь, готовится к его похоронам.
Ей по-прежнему кажется, что все это случилось с кем-то другим, а ее настоящая жизнь – та, что была раньше, а это просто какое-то помрачение ума.
И все-таки что она делает? Наверное, сошла с ума, думая, что может обслужить десятки людей. В такие моменты она едва соображает. Ей нужно было попросить представителей похоронного бюро организовать поминки, они и предлагали это сделать, да и Филлис вчера советовала то же. Но Карен не подумала рационально, не обратилась к здравому смыслу. Как будто некоторые стороны ее личности исчезли вместе с Саймоном, оставив ее в растерянности, как альпиниста на покрытом туманом, коварном склоне.
12 ч. 21 мин.
– Я чувствую, что все время зову тебя на помощь, – говорит Карен.
– Ничего подобного. Вчера вечером я сама напросилась. Ну, куда это положить? – Анна держит пару стянутых целлофаном жестяных банок с тунцом.
Они вдвоем у Карен на кухне, выгружают покупки. Стол и стойка уставлены бумажными нераспакованными мешками. По полу разбросаны коробки с вином и бутылки с безалкогольными напитками. Котенок Тобби занят исследованиями, он бродит среди покупок, заинтересованный разнообразными запахами.
– Положим туда, где они понадобятся. – Карен снимает мешки со стола, чтобы освободить место. – Тунец для пирога. С майонезом.
Анна смеется.
– Ты не ищешь легких путей, а?
– Я не подумала сразу. Даже составила список, но теперь понимаю, что это было бесполезно. Сама не представляю, чем я занимаюсь все время.
Анна кладет майонез рядом с тунцом. Они какое-то время молчат, сосредотачиваясь. Наконец, она спрашивает:
– Так сколько гостей ты ждешь?
– Даже не знаю…
– Хотя бы примерно.
– Ну, я многим послала имейлы, в списке было человек шестьдесят, потом некоторым позвонила, еще наши соседи…
Анна старается сдерживать себя. Удивительно, как все любили Саймона.
– Думаешь, все придут?
– Нет, нет, конечно нет.
Анна надеялась, что у Карен есть план, что готовить, но, насколько видит, ее подруга даже не знает, с чего начать.
– У тебя есть на уме какие-нибудь рецепты?
– М-м-м… Вроде бы…
– А когда забирать Молли и Люка?
– Утром они у Трейси. Филлис привезет их примерно полвторого.
– Значит, довольно скоро.
– Да.
– Ничего, – бодро говорит Анна. – Используем время, которое есть. Когда они придут, могут помочь.
– Правильно, могут помочь, – эхом откликается Карен.
Они отходят назад.
Стол уже завален разными продуктами – козьим сыром и банками с турецким горошком, мешками с замороженными креветками, окороком, виноградом, луком, оливками, лежит баклажан…
У Карен начинается истерический смех. Вскоре от смеха из глаз начинают течь слезы.
– Извини. – Она сдерживается. – Это идея Молли – помогать делать чертову лазанью… О, Боже… – Она еще пуще хохочет.
– Не извиняйся, – тоже смеется Анна. Делать канапе – безумная затея, и трехлетние ручки вряд ли ускорят процесс. Но в смехе Карен есть что-то очищающее. Карен снова смеется, уже по-настоящему, и ругается на чем свет стоит, и как бы нелепо это ни выглядело, но стоит дюжины всяких тупых советов.
И тут звонят в дверь. Обе от неожиданности вздрагивают.
– Ты кого-то ждешь?
– Нет, – хмурится Карен. – Наверное, кто-то из местных бросил открытку, или цветы, или что-то такое. Гостиная уже забита. – У нее вытягивается лицо, и она явно не рада такой перспективе. – Может быть, не будем открывать? – заговорщическим тоном шепчет она.
Это напоминает Анне их студенческие дни, когда они подначивали друг друга пойти вместо занятий в паб.
– Решай сама, – говорит Анна.
– Я больше не могу выносить сочувствия от незнакомых людей.
Анна понижает голос:
– Тогда нам лучше спрятаться. А то могут увидеть, что мы здесь. Входная дверь ведь застеклена цветным и рифленым стеклом. Если прижать к нему нос, можно заметить, что внутри кто-то есть. А мы прямо напротив прихожей.
– Ой, да! – Карен быстро все бросает и ныряет под стол.
Анна лезет к ней. Они теперь рядом с Тоби – он тоже спрятался под стол и замурлыкал.
– Я на этой неделе уже второй раз сижу под кухонным столом, – шепчет Карен. – Не удивительно, что схожу с ума.
– Почему?
– Молли пряталась под столом у Трейси, когда устроила скандал.
– А.
Через некоторое время Карен шепчет:
– Они уже ушли?
– Я проверю. – Анна отодвигает стул и высовывает голову. – Ой! – Она быстро прячется обратно. – Меня увидели!
– Черт!
– Они подглядывают через щель для писем!
– Что они о нас подумают?
– Что мы совсем рехнулись? – Их плечи трясутся от едва сдерживаемого смеха.
В это время слышится рев:
– Анна! Какого черта ты там делаешь?
– Негодяй, – шипит Анна.
– Кто это?
– Стив.
– Ты знала, что он придет?
– Нет.
– Тогда лучше его впустить. – Карен вылезает и встает. – Подожди минутку! – кричит она, потом шепчет: – Что он тут делает?
– Не знаю, – пожимает плечами Анна. Она явно совсем не рада его приходу. – Когда я уходила, он спал, – объясняет она, отряхивая брюки и вслед за Карен подходя к двери.
Стив стоит на ступеньке у двери. Анна сразу с облегчением понимает, что он трезв. Запах алкоголя исчез, и она чувствует запах дезодоранта. Лицо Стива свежевыбрито.
Более того, он размахивает картонной коробкой. На мгновение Анна усомнилась, не подводит ли ее зрение. Но нет, не подводит: коробка полна кухонных принадлежностей – формочками для рифленых пирогов, противнями, контейнерами для пирогов и тарталеток, – и в ней еще лежит книга рецептов Делии Смит. Он даже засунул в мерную кружку ее клетчатый передник.
– Черт возьми! – говорит она.
– Я подумал, что могу вам понадобиться, – заявляет Стив. – Не знал, что вы уже принялись за готовку. Можно войти?
– О, м-м-м… да, – говорит Карен.
Оба отходят в сторону, уступая дорогу.
Анна в замешательстве.
– Ты сегодня не на работе?
– Утром позвонил Майк. Штукатурка должна высохнуть, прежде чем мне браться за покраску. Он сказал оставить это дело до понедельника.
Майк – это штукатур, который часто берет заказы вместе со Стивом.
– Значит, ты видел мою записку? – Анна оставила ее в прихожей на столике, чтобы Стив знал, где ее искать.
– Да. Я подумал, что надо прийти помочь. – Он оглядывает помещение. – Похоже, вам нужна помощь.
Стив такой мастер в кулинарии, что готовка для множества гостей совсем его не смущает. По сути, когда трезвый, он даже находит в этом удовольствие.
– Черт, милый, это великолепно! – Анна целует его.
Теперь, когда он сказал это – и напомнил ей, каким внимательным и великодушным умеет быть, – она действительно рада его видеть, а Карен просто сияет. Но Анна в восторге не только от этого. Дело в том, что его не пришлось просить. Он сам понял, что ей – и Карен – нужно. Он на самом деле пришел на помощь. И пока Стив распаковывает свою коробку на сушилке – единственной поверхности, где есть место, – она думает про себя, что пока еще он не совсем искупил свое поведение вчера вечером, но дело, похоже, идет к тому.
* * *
Стив через голову надевает передник.
– Карен, я не сказал, как я тебе сочувствую. – Он отступает и смотрит на нее.
– Спасибо, – говорит Карен. Она видит в его глазах боль, и снова ее поражает печаль, прямо в солнечное сплетение, лишая дыхания. Как она могла
* * *
Лу крутит педали вдоль моря, ее мышцы разогрелись, ей все еще жарко от тенниса. Сразу после Брайтонского мола она сворачивает налево в боковую улицу и через несколько ярдов тормозит, перебрасывает ногу через седло и прицепляет велосипед на замок к каким-то черным железным перилам. Снаружи мало кто может предположить, что здание в стиле эпохи Регентства – с некогда величественной витиеватой лепниной и стрельчатыми окнами – теперь служит приютом для бездомных. Здесь Лу волонтерствует по пятницам, проводя групповые сеансы.
Обычно она набирает до десяти человек, половина из которых меняется от недели к неделе, а половина – более-менее постоянные участники. Она старается не позволить тем, кто ходит регулярно, доминировать над остальными, но это трудно. Работать с теми, кто бывает постоянно, гораздо легче – и результативнее. С новичками все иначе: обычно к концу сеанса она чувствует, что они теряют интерес, и она ничего не может с этим поделать. Это люди со сложной биографией, и, несмотря на свою схожесть, все они личности. Они стали бездомными по очень разным причинам – среди них есть алкоголики и наркоманы, люди с психическими нарушениями, люди, чьи отношения распались, или тот, кто потерял работу или переживает какую-нибудь душевную травму.
Лу быстро осматривает кружок: их сегодня восемь, лишь трое постоянных и – она вздыхает про себя– пять человек, которых она раньше не видела. Почему сегодня так мало знакомых лиц? Деревянный стул с красным матерчатым сиденьем пуст. На спинке несмываемым маркером выведено:
СТУЛ ДЖИМА. НЕ ЗАНИМАТЬ!!!
Лу знает, что Джим не агрессивный человек, далеко не агрессивный – это просто проявление той борьбы, с которой эти люди сталкиваются каждый день, чтобы сохранить хоть какую-никакую материальную собственность, которой владеют.
Джим ходил в ее группу почти все время с тех пор, как она занялась волонтерством, то есть уже почти два года. Иногда он пропадал на несколько недель и никогда много не говорил, иногда не произносил ни слова, но что-то в нем Лу очень нравилось. Сначала, до того, как он начал ходить в центр, она встречала его на углу рядом со своим домом в Кемптауне. Он сидел у входа в дом, белым пластмассовым ножиком делая себе бутерброды из черного хлеба, масла и творога. Ее глаз привлекло старание, с которым он все это проделывал – хотя был в старом просторном суконном пальто и сгорбился от ветра и сырости. Потом, когда познакомилась с ним поближе, она спросила его, почему он особенно любит ржаной хлеб и творог. Он объяснил, что любит питаться хорошо, что бутерброды для его здоровья лучше, чем то, что дают в хостеле. Сначала Лу поразилась нелепости этого заявления – что бездомный так заботится о своем здоровье: она считала, что они в основном наркоманы, склонные к разрушению собственного организма. Но чем дольше она работала в центре, тем яснее понимала, что в этом нет ничего странного. Ее предположение было ложным – Джим мог быть пропащей душой, отшельником, но, насколько она знала, никогда не прикасался к наркотикам или алкоголю. Несмотря на то, что у него было место в хостеле, она часто видела его на улице, он бродил по Кемптауну, подбирая с тротуара мусор. Но он не искал пищу и не набивал мешки, чтобы носить их с собой. Он убирал тротуары. Он складывал мусор в урны, убирая грязь, оставленную другими, менее сознательными людьми, и чайками. Его прилежание и аккуратность тронули ее.
Кружок готов к сеансу.
– А где Джим? – спрашивает Лу. – Его не было и на прошлой неделе.
– Ушел, – говорит Родди. Он постарше и тоже постоянный участник. Родди не так интересен, и его речь гораздо проще, но он доброжелателен, честен и дружелюбен с большинством других бездомных.
– Ушел? – Лу привыкла к быстротечности, люди все время приходят в центр и уходят оттуда. Тем не менее очень печально видеть, что Джим ушел.
Родди кивает.
– На прошлой неделе вы не знали, где он, – говорит Лу. – Вы сказали, что он, может быть, вернется.
– А теперь знаем, где он был, – отвечает Родди.