Вокруг сновали подростки в кроссовках. Кто-то гонял мяч, кто-то лениво почесывал себе за ухом русской винтовкой образца примерно 1802 года.
Да, армия что надо! Фронту освобождения было не выстоять даже перед женщиной, найдись у той при себе пусковая установка. Пока же Шелли опасалась одного: как бы на нее не налетела местная детвора, предлагая купить совершенно ненужные безделушки – сделанные из кокосов пепельницы, бюстгальтеры из морских раковин и уродливые плетеные украшения, которыми был увешан почти каждый из тех, кто сейчас окружал ее.
По-настоящему она испугалась, лишь когда увидела главаря мятежников. Именно главаря. Ошибки быть не могло – хотя бы потому, что Коко бросилась ему на шею и принялась лихорадочно целовать. На ее месте так поступила бы любая, подумала Шелли. Главарь являл собой ходячее воплощение пламенного революционера: пылающий взор, чувственные губы, черные кудри, смуглое лицо, армейские ботинки, камуфляж и обостренное чувство ненависти к мировому империализму, достойное Че Гевары.
Коко что-то прошептала ему на ухо. Гастон Фок задумчиво почесал бороду, опустил свой «АК-47» и обратился к Шелли на безупречном английском:
– Сюда мои предки бежали после мятежа рабов, спасаясь от колониального гнета. Здесь они начали новую жизнь, построили деревни, во главе которых стояли выбранные народом вожди, и пытались всячески отстоять свою независимость. Что мы до сих пор и делаем.
Шелли поняла, что эта речь прологк чему-то более существенному, и понимающе кивнула.
– Даже сейчас мы не хотели бы прибегать к насилию, – продолжал Гастон тихим, вкрадчивым голосом. – Я сам по профессии учитель. Но французы ведут себя безжалостно. Они отказываются вступить в переговоры. А ведь именно жестокие условия, навязанные Германии Версальским договором, в конечном итоге привели к появлению на политической арене Гитлера. Стоило тому прийти к власти, как Франция капитулировала. Вернее сказать, «продалась». Именно так в английский язык пришло слово «Виши» – символ предательства национальных интересов. Британия и Америка совместными усилиями в конце концов освободили Францию, но каким образом, скажите, де Голль отблагодарил их? Тем, что воспользовался правом вето и не позволил англичанам вступить в Общий рынок, а когда возник Североатлантический союз, американцев держал на расстоянии вытянутой руки. Да и сейчас французы только тем и занимаются, что ставят Америке палки в колеса.
Шелли вновь согласно кивнула, а сама украдкой осмотрелась по сторонам, ища взглядом Кита. Коков буквальном смысле смотрела Гастону в рот, внимая каждому его слову. Мсье Фок продолжил свою страстную проповедь, и Шелли с каждой минутой все больше и больше чувствовала себя псом, которого хозяин посадил на цепь возле входа в супермаркет. Судя подлинной и напыщенной речи Гастона, революция – это не более чем цепная реакция на цепи. По его словам, Реюньон вскоре изменится до неузнаваемости и вновь будет открыт миру, только в новом качестве.
Шелли, которой надоело кивать головой на манер китайского болванчика, была уже готова приобрести у мальчишек ожерелье из раковин. Неожиданно Гастон оборвал свою филиппику и даже предложил ей выпить «огненной воды».
– Ее тут называют «убойной», – пояснила Коко. Одного глотка местного пойла оказалось довольно, чтобы Шелли прониклась уверенностью: в ближайшем будущем шампанское ни за что не сдаст своих позиций в цивилизованном мире. За «огненной водой» последовала закуска – овощи, именуемые на местном наречии bredes, и рыбное рагу с помидорами, так называемое rougail. Шелли отказалась от рыбного блюда – у нее возникли серьезные сомнения в целесообразности поставки рыбы в глубь острова в условиях полного отсутствия холодильных мощностей. Супчик с сальмонеллой? Нет-нет, покорнейше благодарю. Когда же она деликатно поинтересовалась, где тут женский туалет, Коко залилась презрительным смехом:
– О, у нас здесь пятизвездочные бионужники! Мальчики налево, девочки направо.
Пришлось Шелли зайти за кустики, которые при ближайшем рассмотрении оказались зарослями жгучей крапивы. Она справила нужду, после чего, сняв присосавшуюся к промежности пиявку, побрела назад, чувствуя, что терпение ее на исходе. Вернувшись в лагерь, она намекнула Коко, что, пожалуй, теперь ее очередь увидеть своего красавца рыцаря. Но француженка снова расхохоталась в ответ, все так же презрительно, затем о чем-то переговорила с Гастоном, и Шелли поняла, что здесь, в джунглях, время отсчитывают совсем не по Гринвичу, а то, что называется, как Бог, вернее, Гастон, пошлет.
– У тебя есть выкуп? – поинтересовался у Шелли главарь мятежников.
– Кое-что есть, но не все. Откровенно говоря, я рассчитывала на скидку, причем по ряду причин: я подданная Великобритании, так что де Голль подгадил и мне тоже, ну и все такое прочее, – ответила она, неожиданно осмелев. – Вспомните Дюнкерк…
Лицо Гастона сохранило каменное выражение, и Шелли ничего не оставалось, как протянуть ему свой приз – то есть какие-то жалкие пятьдесят тысяч фунтов.
Гастон сосчитал деньги, и по его лицу пробежало хмурое облачко.
– Этого хватит самое большее на то, чтобы вернуть тебе пару его зубов, куколка. У меня сегодня встреча с торговцем оружия из Франции. – Он в упор посмотрел на Шелли черными, как антрацит, глазами. – Что я себе куплю на эти гроши? Пращу? Мне нужно настоящее оружие. Где остальная еумма? У тебя один-единственный шанс дать мне вразумительный ответ. Я жду.
Шелли заметила, как рука Гастона потянулась к мачете, которое он держал на коленях. В это мгновение выражение «не сносить головы» наполнилось для нее реальным смыслом. Она словно окаменела, все до единой мысли покинули ее.
– Остальная сумма… – заикаясь, пролепетала она.
И тут, на ее счастье, рядом с ними выросла Коко, чем спасла Шелли от необходимости лгать. Тигрица театральным жестом вынула из своего рюкзака – Шелли не поверила собственным глазам! – крокодиловый ридикюль Пандоры!
Гастон в два счета открыл замки с помощью мачете.
– Я пряталась в комнате Пандоры, – пояснила Коко. – И когда увидела, как эта расфуфыренная стерва пересчитывает деньги, заработанные кровью и потом других людей, которые гнут спину на ее аристократическое семейство, то подумала, хм, уж лучше стать нуворишем, чем всю жизнь прозябать в нищете. Разве я не права? Правда, для этого мне пришлось хорошенько трахнуть ее по голове.
Шелли от души расхохоталась:
– Если она такая богатая, уверяю, она даже не заметит пропажи. Когда эта женщина выписывает чек, банк подскакивает, как мячик.
Коко тоже рассмеялась ее шутке.
– Скоро я приду за вами, голубки, и отведу вас в горы. Как это вы говорите по-английски – «любовь зла»?
И она толкнула локтем Гастона. Главарь мятежников кивком подал знак двум мальчишкам с ружьями в руках. Те повели Шелли в самые заросли, к хижине, в которой располагалась тюрьма.
Шелли набрала полную грудь воздуха и толкнула хлипкую дверь.
– Опять ты! Что ты здесь забыла, черт возьми? – набросился на нее Кит, когда Шелли, пригнувшись, чтобы не стукнуться лбом о низкую притолоку, ступила в сырую лачугу.
Кит лежал на старом продавленном матрасе. Матти спала, словно котенок, свернувшись рядом с ним в клубок. Вид у Кита был как у парусника, прибитого к берегу штормом, – измученный и истрепанный. Однако сердце Шелли вновь судорожно забилось в груди – сначала оно начало выбивать робкий ритм, затем все смелее и смелее, пока наконец не перешло на этакую нервную польку, известную как мерцание предсердий в тональности ля-мур.
– Черт, только не говори, что ты не привела за собой легавых. Признавайся, что тут происходит.
– По правде сказать, – отвечала Шелли, – наступила та часть спектакля, в которой ты будешь очищать для меня апельсины и обмахивать опахалом из листьев лотоса.
– Я же сказал, что больше не хочу тебя видеть.
Шелли почудилось, будто ее сердце сжала чья-то ледяная рука. Нет, она была не столь наивна, чтобы ожидать жарких объятий, однако от слов Кита повеяло очередным ледниковым периодом.
– Ну, так каким же ветром тебя занесло сюда, Шелли? Что тебе здесь понадобилось?
– Я пришла вызволить тебя и Матти. Правда, мне немного помогла Коко. Когда-нибудь, через много лет я на пару минут взгрустну при мысли, что она украла у Пандоры предназначенные на выкуп деньги.
Киту не пришлось говорить дважды, что в судьбе его произошли радикальные перемены, – он сразу это понял.
– Знаешь, ты, конечно, дура, но дура не такая, как все. Особенная дура. – В его голосе, прежде резком и напряженном, послышались теплые нотки, а лицо, подобно ране, скорее исказила, нежели осветила улыбка. Кит поднялся с матраса и встал напротив Шелли, словно пытаясь убедиться, что это не наваждение. – Коко сейчас отведет нас в горы. Ну, заслужила я твое прощение или нет? – спросила его Шелли.
В глазах Кита заплясали хорошо ей знакомые огоньки.
– А жареную картошку с кетчупом не желаешь?
– Итак, – Шелли улыбнулась впервые за несколько дней, – что же нам сейчас делать?
– Что хочешь, только, Бога ради, не вздумай насвистывать «Марсельезу», – ответил ей Кит с лукавой улыбкой.
– Шелли! – раздался радостный возглас – проснулась Матти, разбуженная их голосами. Со скоростью межконтинентальной баллистической ракеты девчушка бросилась Шелли на шею. Та с радостью подхватила ребенка на руки, ощущая прикосновение спутанных волос и прохладной кожи.
– Знаешь, к нам в хижину как-то раз заползла змея! Папа ее убил. А я думала, что это червяк!
– Нет, именно змея, – произнес Кит, собирая вещи.
– Змеи и червяки – близкие родственники, потому что женятся друг на дружке, – невинно пояснила Матти.
– Верно, – вздохнул Кит, – устами младенца глаголет истина. Матти, собирай вещи, киса. Значит, Пандора на острове? – спросил он у Шелли, чтобы не услышала дочь.
– Прилетела вчера. Боже, если и есть в этой женщине глубина, то только у загара. Посмотреть на нее – королева красоты, зато внутри, – Шелли понизила голос, – внутри она сущая уродина. Холодная, бездушная, расчетливая. Господи, какая я была дура, когда не верила тебе, Кит! Мне казалось, что все, что ты о ней говорил, – неправда, от начала и до конца. А какой дурехой надо быть, чтобы рассказать обо всем Габи! Ты и здесь прав – она настоящая пиранья, пиранья до мозга костей. В уме не укладывается, я такая идиотка.
Кит лукаво посмотрел на нее:
– Прекрати называть себя дурой. Я больше не могу считать всех женщин, от первой до последней, стервами. Ты совершила настоящий подвиг.
Шелли залилась краской смущения:
– Ну, насчет подвига не знаю. Например, в данный момент я предпочла бы вытащить из задницы иглы морских ежей.
Услышав ее слова, Матти хихикнула.
– Пожалуйста, – Кит наклонился к ней ближе, – дай я тебе помогу.
Шелли приспустила джинсы и перегнулась через деревянный стул.
– Черт! Как же ты умудрилась навтыкать их себе в зад?
– Ой, осторожней! Игры в Джеймса Бонда… Но и ты мне подгадил. Я больше не могу утверждать, что все мужики, от первого до последнего, отъявленные мерзавцы. Потому сказать такое, познакомившись с Пандорой, значит показать себя полной жопой.
– Знаешь, с такой симпатичной жопкой, как у тебя, можешь говорить что угодно, – ее Кит и расплылся в улыбке.
Шелли натянула джинсы и кокетливо ему улыбнулась. На душе было легко и радостно – отныне их словесные поединки перестанут наносить смертельные удары, а значит, в войне полов наступит наконец долгожданное перемирие. И главное – этот их пакт не будет лицемерным сговором в духе Чемберлена.
– Ну, я рада, что ты перестал ненавидеть без разбору всех женщин. Собственно, я не сомневалась, что со временем твоя твердолобая позиция тебе надоест.
– Твердолобая позиция! Я тоже не мог дождаться, когда твое высокомерие лопнет как мыльный пузырь.
– Высокомерие! – Шелли попыталась обратить его слова в шутку, хотя это и стоило ей некоторых усилий. – Любопытно, кто это врал мне как сивый мерин с самой первой минуты? Что мне, по-твоему, оставалось делать?
– Ладно, я готов идти на копромисс: согласен признать, что был не прав, если ты признаешь, что я все-таки был прав. – Нет, ну надо же! – Шелли обиженно поджала губы. – Я думала, что вышла замуж за Первого и Единственного, даже не подозревая, что он единственный, кто всегда и во всем прав!
– Будет тебе, – возразил Ките легким раздражением в голосе. – Ты отказываешься признать, что женщина способна изменить мужчину, лишь потому, что такое не сказано в пророчестве твоей сивиллы-маменьки.
После этих слов Шелли почувствовала, как ее симпатия к нему лопнула, словно мыльный пузырь.
– Господи, какой ты самовлюбленный! Не удивлюсь, если ты в один прекрасный день предложишь руку и сердце самому себе! Господи, я рисковала жизнью ради твоего спасения, а ты!..
– Жизнью? Какой жизнью? Жалкой жизнью училки, которая учит музыке охламонов без слуха и вообще без мозгов? Самым знаменательным событием твоей жизни – до того как ты встретила меня – было получение в подарок коробки конфет, купленной в забегаловке на автозаправке!
Шелли прищурясь посмотрела на Кита. Выходит, она заблуждалась, ею двигала нелюбовь, а умопомрачение. Не иначе как у нее горячка – либо грипп, либо пищевое отравление.
– Да, совместная жизнь с тобой мне противопоказана, потому что вредна для женского здоровья.
Где вы доктор Фрейд, ау? Шелли решила, что в конечном итоге все же была права. Этот тип – точная копия ее собственного папаши, эгоистичный, наглый, бездушный мужчина. От такого ничего хорошего не жди. Его наглые выходки выстроились в ее сознании на манер списка покупок. Вернее, списка того, что ей не нужно.
Но тут Матильда настойчиво потянула отца за руку, и оба, Кит и Шелли, были вынуждены перевести взгляд ниже, на ее серьезную, чумазую мордашку. – Что тебе, киска?
Матильда указала на дверь хижины. В дверном проеме, перебросив через плечо ружье, с подозрением наблюдала за происходящим Тигрица.
И Шелли поняла: поскольку Коко «питает слабость к любви», было бы просто глупо, если не рискованно, разругаться с Китом у нее на глазах. Наверное, лучший способ заставить поссорившуюся пару вновь проникнуться друг к другу теплыми чувствами – это поставить их обоих поддуло «Калашникова». Ссорясь с Китом, Шелли мечтала, что последнее слово все же останется за ней – но не эпитафия же.
– Коко, – обратилась к Тигрице Матти, смело встав перед революционеркой, упирая руки в бока. – Полицейские борются с преступниками. Пожарные – с пожарами. А с чем борются борцы за мир? Если вы за мир, то вы должны немедленно отпустить меня, папу и Шелли, ведь так?
О Господи, этого еще не хватало! Каков папаша, такая и дочка, подумала Шелли. И она, и Кит испуганно посмотрели на Коко.
Но Тигрица лишь громко расхохоталась.
– Пока мы с тобой, подруга, шли в горы, я могла запросто тебя укокошить.
– Точно, – игриво согласилась Шелли, словно не в ее груди испуганно затрепетало сердце.
– Знаешь, Матти, – пожала плечами Коко, – Шелли. ч как и я, настоящий романтик. В текущий исторический момент люди – ужасные циники и привыкли издеваться над идеалистами. Но я тебе скажу другое: миру нужны мечтатели… и «АК-47»! – Она мотнула головой на висевший у нее на плече автомат. – Я рассказала Гастону, что если бы не вы, гнить мне заживо в тюремной камере, и как потом вы спасли меня от легавых, спрятав у себя в номере. Теперь у нас есть деньги Пандоры, и мы с радостью возвращаем вам ваш приз.
Шелли с благодарностью приняла из рук Коко коричневый конверт. – Но ваши приключения на этом не кончаются. Вам нужно в срочном порядке сматывать удочки на Мадагаскар, пока главный легавый не вышел на ваш след. Здесь неподалеку есть рыбацкая деревушка, там вы наймете лодку. Но если Кит ведет себя как последний осел, может, лучше дать как следует ему по яйцам и уехать одной? Как думаешь, Шелли? – насмешливо предложила Коко.
– Ну ты скажешь, – настороженно рассмеялся Кит. – Не спорю, мы с Шелли кое в чем не согласны между собой, однако наш союз крепок и прочен, потому что у нас с ней так много общего…