Уэст достал трубку и кисет.
– Все изложенное – это, в конце концов, не то, что мы называем «горячей информацией». – Он раскурил трубку и опустил взгляд на лежащее на коленях письмо. – К этому типу информации относится известная многим фраза из письма Элинор Уингэйт: «Но главная цель моего письма – сообщить Вам о бумагах Вашего отца, в которых упоминаются имена людей, возможно, все еще входящих в правительство Вашей страны или занимающих высокое положение в американском обществе… По крайней мере, один из упомянутых людей – известная личность, близкая к Вашему президенту».
О'Брайен повернулся к Абрамсу:
– Что вы думаете по поводу услышанного?
Абрамс подумал, что ниточки во всем этом деле уже старые, какие бы то ни было следы стерты временем, улики только косвенные, а доказательства слишком уж натянуты. Если к ситуации подходить как к обычному уголовному делу, то шансов на завершение у такого дела немного. Преступнику удалось избежать раскрытия, и, даже если бы он был обнаружен, передавать дело в суд бессмысленно. Но если рассматривать все это с точки зрения личной мести, вендетты, то оно, в принципе, может быть закончено. Хотя эта организация и старается избежать слова «вендетта». С подобным явлением Абрамсу неоднократно приходилось сталкиваться, когда он работал в полиции. Разумеется, О'Брайен и Аллертон обставят все не так жестоко, как делает это мафия, но результат будет тот же самый. Он вспомнил о серебряной пуле.
– Мистер Абрамс, так что же вы все-таки думаете?
– Я думаю, на этот раз вы найдете того, кого ищете.
О'Брайен подался вперед:
– Почему?
– Потому что он понимает, что вы опять взяли след. И он убегает. Он убил Карбури. Если прибегнуть к уже применявшейся метафоре, лес сильно поредел за прошедшие сорок лет. Многие животные погибли, вымерли. Следы волка, или оборотня, теперь легче различить. И еще я думаю, что он не остановится перед новыми убийствами.
О'Брайен поднялся и зашагал по комнате. По стенам побежала его тень, отчего казалось, будто изображенные на них воины начали двигаться.
– Да, он будет убивать. Его вынуждают к этому, – задумчиво произнес О'Брайен.
24
Длинный лимузин отъехал от Штаба, огни в котором были уже погашены, развернулся и направился по Парк-авеню на юг. Питер Торп, расположившийся на откидном сиденье, прикурил и обратился к Уэсту:
– Создается впечатление, Ник, что ты уже довольно давно работаешь над этим делом. Судя по всему, ты занялся им задолго до появления – и исчезновения – полковника Карбури. Однако я что-то не припоминаю, чтобы ты говорил когда-либо об этой работе на встречах нашей группы.
Уэст, сидевший на втором откидном сиденье, возился со своей трубкой.
– Важность и сложность этого дела, отрывочность и расплывчатость данных предполагают нецелесообразность его обсуждения с ветеранами УСС, независимо от того, отошли ли они от дел или занимают какое-то положение в ЦРУ или администрации.
Торп улыбнулся О'Брайену и Аллертону и добавил:
– Разумеется, присутствующие здесь составляют исключение.
Уэст отвел взгляд.
– Нет, не составляют.
Торп снова улыбнулся.
– Мы тебя явно недооценивали, Ник.
Уэст как будто не заметил его реплики.
– Единственный человек, с которым я обсуждал это дело до сегодняшнего дня, – Энн. Собственно, мы и познакомились в связи с этим обсуждением.
Тони Абрамс внимательно взглянул на Уэста. Он подумал, что Ника многие действительно могли недооценивать. Вся его внешность не внушала ни малейшего опасения, если рассматривать ее с точки зрения примитивных инстинктов. Но ум у него был опасный – опасный для предателей, ничтожеств, позерствующих середнячков типа Питера Торпа. Интуитивно Абрамс ощущал, что Торп боится Уэста.
Лимузин медленно пробирался в плотном потоке машин. В салоне повисло молчание. Наконец его прервал О'Брайен:
– Я не верю, что КГБ, прилагающему столько усилий, чтобы проникнуть в администрацию, спецслужбы и министерство обороны США, не удалось добиться здесь каких-то успехов. Половина из присутствовавших сегодня на вечере, включая двух бывших и нынешнего директоров ЦРУ, вполне подходят под определение Элинор Уингэйт «близок к администрации и президенту». – Он огляделся. – Я не похож на сумасшедшего?
Кэтрин наблюдала за ним с восхищением. Как ловко расставляет он ловушку! И хотя дело о дневнике от начала до конца выдумано, реакция тех, кого О'Брайен испытывает, будет настоящей. Так же вполне реальной была гибель или исчезновение Карбури, равно как и гибель людей в Бромптон-Холле. О'Брайен показал себя мастером мистификаций.
– Вопрос в том, как далеко сумели продвинуться эти советские агенты и какую цель они преследуют, – сказал Уэст.
О'Брайен покачал головой.
– Могу только сказать, что в воздухе пахнет грозой. Я думаю, что русские изобрели все-таки способ добиться своей конечной цели.
– Вы имеете в виду ядерный удар? – спросил Торп.
– Нет. – О'Брайен сделал жест, как бы отметающий это предположение. – Поскольку ядерный удар немедленно вызовет массированную акцию возмездия с нашей стороны, русские вряд ли считают этот вариант оптимальным.
– Тогда что же? – спросила Кэтрин. – Биологическое или химическое оружие? – И поскольку О'Брайен не ответил, продолжила: – Какое отношение к этому может иметь полковник Карбури и письмо леди Уингэйт?
– Судя по всему, лицо или лица, названные в дневнике в качестве русских агентов, зачем-то нужны Советам в осуществлении их плана, – сказал наконец О'Брайен. Он пожал плечами. – Нам не хватает фактов.
«Типичный полицейский прием, – подумал Абрамс. – Подозреваемому говорят, что знают все о нем и его сообщниках, а затем отпускают, чтобы проследить за его действиями и контактами. Следовательно, можно предположить, будто О'Брайен и вправду считает, что в этом лимузине находится лицо, связи которого тянутся в Москву». И все же у Абрамса возникло впечатление, что в своих заявлениях О'Брайен несколько переигрывает. Слишком много ответов на незаданные вопросы. Слишком все гладко. И слишком спокойно он выглядит, хотя получается, что и сам О'Брайен может быть одним из подозреваемых на роль «Талбота».
Вообще-то все, что происходит с ним, Тони Абрамсом, какая-то фантастика. У него было такое ощущение, словно его подхватил ураган и перенес в сказочный город. Нет, надо сейчас же отправляться домой и лечь спать, а когда он проснется, то от смокинга не останется и следа, не будет никакого похмелья, и во вторник он спокойно пойдет на работу. А Кэтрин Кимберли велит ему доставить какому-нибудь бедному еврею приглашение явиться на фирму по ничтожному делу. И жизнь вновь размеренно, хотя и несколько скучно, потечет по своему привычному руслу.
Так думал сейчас Тони Абрамс. Но он знал, что пути назад нет. Он осознавал, что крепко увяз в этом деле, о чем еще днем не мог и помыслить. Он чувствовал, что воздух в лимузине наполнен подозрениями и страхом. Конечно, это вроде бы был страх за свою страну, но Тони понимал, что, несмотря на высокопарную риторику, находящиеся сейчас в машине люди боялись прежде всего за свои жизни.
Абрамсу показалось, что он слышит голос отца: «Не вступай ни в какие организации. Избегай любых членских билетов. Это приносит одни несчастья. Я знаю».
Или совет матери: «Если увидишь шепчущихся людей, сразу переходи на другую сторону улицы. Ты можешь шептаться только с Богом».
Вполне нормальные советы со стороны коммунистов, ставших сионистами. Хорошие советы. Жаль, что Тони к ним не прислушивался. Да ведь и сами они начали следовать им, когда им было уже под пятьдесят. Так что у него еще есть время. Если только не прав О'Брайен. Тогда и у Тони, и у всех других осталось всего несколько недель или, в крайнем случае, месяцев.
25
Лимузин медленно полз вперед в потоке машин. Джеймс Аллертон спросил, кто знает о миссии Карбури. «Хороший вопрос», – подумал Абрамс.
– Я рассказала О'Брайену. Потом Питеру, – сказала Кэтрин. Она огляделась в салоне.
– И никому больше? – вежливо, но с некоторым нажимом спросил Аллертон. Кэтрин замялась:
– Видите ли… Ну, ладно… Арнольду из архива. То есть я просила его ознакомить меня с досье на Карбури. У меня тогда сложилось впечатление, что Арнольд знает о прибытии Карбури в Нью-Йорк.
Торп взглянул на Абрамса:
– А что вы об этом знали?
– Только то, что должен был проследить за человеком по фамилии Карбури.
Торп потер подбородок.
– И все же, Кейт, ты могла бы действовать поумнее.
Кэтрин вспыхнула:
– Не говори глупостей. Я действовала достаточно осторожно и сообразно обстоятельствам.
– Но тебе не следовало рассказывать об этом никому, даже мне, до тех пор пока дневник не окажется в твоих руках. А теперь что получается? Ты бросила на нас тень.
Кэтрин посмотрела на Питера вызывающе:
– Источником утечки информации могли быть и сам Карбури, и леди Уингэйт. Сведения обычно распространяются быстро. Значит, если уж проверять, то не следует забывать и об английском варианте. Так что давайте не будем предаваться здесь истерикам.
Торп, казалось, смутился. Он взял Кэтрин за руку.
– Я прошу прощения.
Лимузин остановился возле «Ломбарди». Торп поднес руку Кэтрин к губам и поцеловал. Он вылез из машины и спросил Аллертона:
– Ты останешься здесь?
Аллертон отрицательно покачал головой:
– Ты же знаешь, что я не люблю эту квартиру. Я заказал номер в «Плазе» около здания ООН.
Абрамс взглянул на Кэтрин, но она не собиралась выходить из машины. Торп повернулся и пошел к «Ломбарди», не попрощавшись. Машина тронулась с места, и через несколько минут затормозила у отеля «Плаза». Аллертон сунул руку в карман и вытащил медаль, полученную им вечером. Несколько секунд он смотрел на нее, затем сказал О'Брайену:
– Она должна бы принадлежать тебе.
О'Брайен положил ладонь на руку старика.
– Нет, Джеймс, ты ее заслужил.
Глаза у Аллертона увлажнились.
– Когда я был молодым, я думал, что мы дрались на войне за то, чтобы не было больше никаких войн. Однако в зрелом возрасте я участвовал в очередной войне. И вот в старости я становлюсь свидетелем того, как к нам подкрадывается новая война. Молодое поколение, наверное, воспринимает нынешнее ужасное положение дел в мире, как нормальное. Но, уверяю вас, были времена, когда цивилизованные люди верили в то, что войны больше невозможны.
Кэтрин потянулась к Аллертону и поцеловала его в щеку.
– Я обязательно повидаюсь с вами до вашего отъезда в Вашингтон.
Швейцар помог Аллертону выйти из машины, и лимузин отъехал. Уэст попросил водителя направиться к клубу «Принстон». Когда машина остановилась на Сорок третьей улице, Уэст обратился к О'Брайену:
– Спасибо, что пригласили меня. Надеюсь, я был вам полезен.
– Как всегда. Будь осторожен.
– Меня прикрывают.
– Рандольфа Карбури тоже прикрывали.
Лимузин двинулся на восток и вскоре затормозил у роскошного кондоминиума на Саттон-плейс. О'Брайен вышел из машины, затем нагнулся и заглянул внутрь.
– Ну, Абрамс, добро пожаловать в нашу организацию. Будьте внимательны. Спокойной ночи, Кейт. – Он захлопнул дверь.
Машина вновь тронулась.
– Я хочу, чтобы сегодня вы остались в доме на Тридцать шестой, – сказала Кэтрин Абрамсу.
– А где будете ночевать вы?
– В своей квартире в Уэст-Вилледж.
Абрамс немного помолчал, потом кивнул.
– Хорошо.
– Утром я за вами заеду. Мы отправимся на фирму, в архив.
– Отлично.
Лимузин въехал на Тридцать шестую улицу.
– Я рада, что вы с нами, – сказала Кэтрин. – Иногда мне кажется, что все мы рождаемся с очень сильным инстинктом мести. Он такой же мощный, как инстинкт самосохранения или половой инстинкт. Некоторые из тех, кого вы сегодня встретили, не успокоятся, пока не расплатятся по старым счетам. А что движет вами?
– Половой инстинкт.
Секунду она как-то подозрительно смотрела на Тони, потом рассмеялась. Лимузин остановился у представительского дома фирмы. Абрамс открыл дверь.
Кэтрин предупредила:
– Сегодня ночью будьте осторожны.
Абрамс явно медлил. Он некстати подумал, что среди членов их группы принято какое-то странное прощание. Вместо обычного «спокойной ночи» они говорят друг другу «будьте осторожны».
– Если убийца пока на свободе, то, может, вам лучше остаться сегодня здесь… или в «Ломбарди»? – осторожно заметил Тони.
– Я люблю спать в собственной постели. До встречи.
Абрамс вышел из машины, захлопнул дверь и проводил отъезжающий автомобиль взглядом. Затем он с силой постучал дверным кольцом по медной дощечке. Клаудия открыла дверь почти мгновенно.
– Все уже давно вернулись. Я не спала из-за вас.
– Кто это все? – Абрамс вошел в прихожую.
– Гренвилы и ван Дорны. Вам понравилось на вечере?
– Нет.
– Я видела, как вы прощались с ней. Чего она не осталась с этим своим лунатиком Торпом в этой его ужасной квартире?
– А что в ней ужасного?
– Все… Когда вы идете там в туалет, то унитаз автоматически делает анализ вашей мочи и отсылает результаты в ЦРУ. После приезда из Румынии мне пришлось провести там целую неделю. Я боялась раздеться с включенным светом. Впрочем, равно как и с выключенным. У них есть аппараты, видящие в темноте.
Абрамс повесил плащ в шкаф.
– Так это квартира ЦРУ?
Клаудия не ответила.
– Моя комната та же? – спросил Тони.
– Я провожу вас.
Абрамс прошел мимо гостиной, где увидел Джоан Гренвил, свернувшуюся калачиком на диване. Она улыбнулась Тони.
Абрамс последовал за Клаудией дальше. Было уже почти три часа ночи, и он очень хотел спать, но перед его глазами двигались соблазнительные бедра Клаудии. Абрамс подумал, что с учетом своего возраста и неплохого в целом состояния здоровья с ним ничего не случится, если он не ляжет спать еще некоторое время.
В небольшом холле, по которому они сейчас проходили, стоял старинный столик для телефона, очень похожий на тот, что и поныне сохранился в квартире его родителей. Телефон зазвонил, и Абрамс поднял трубку раньше Клаудии. Это был О'Брайен. Он заговорил тихим, спокойным голосом:
– Пришел телекс из Англии. Бромптон-Холл сгорел.
– Так. – У Абрамса возникло впечатление, что О'Брайен знал об этом уже давно. Но иногда выгодно бывает притвориться, что источник информации оказывает вам неоценимую услугу, сообщая ее. – Жертвы?
– Три трупа. Их еще надо опознать.
– Когда это произошло?
– Примерно в час ночи по местному времени. В восемь вечера по-нашему. То есть почти в то самое время, когда мы поняли, что Карбури исчез.
– Вы можете сделать из этого происшествия какие-то выводы, связанные с нашим делом? – спросил Абрамс.
– Да. После того как Кэтрин рассказала мне о Карбури, я позвонил в Кент одному приятелю и попросил его приехать в Бромптон-Холл и посмотреть, как там обстоят дела. Это было около пяти вечера по нью-йоркскому времени. Мой друг звонил из Бромптон-Холла около семи, и тогда там все было в порядке. А в восемь часов Бромптон-Холл загорелся.
– Может, ваш приятель и есть виновник пожара? – спросил Абрамс.
– Не исключено. Но гораздо более вероятно, что он среди погибших. Очевидно, две другие жертвы – это леди Уингэйт и ее племянник.
– Что-то не везет нам со свидетелями, – покачал головой Абрамс.
– Это уж точно. Послушайте, Абрамс, смотрите вокруг в оба.
– Хорошо.
– Мне нужно сделать еще несколько звонков, – сказал О'Брайен и повесил трубку.
– Плохие новости? – спросила Клаудия. Абрамс положил трубку на рычаг.
– Как говаривал Торо, если вы прочитали об одной железнодорожной катастрофе, вы прочитали и обо всех.
– Что это означает?
– Спросите Торо. – Абрамс зевнул.
– Генри Торо? Но он же давно умер!
– Правда? А я даже не знал, что он заболел.
– Глупая шутка.