– Да, именно так я избавляюсь от женщин, которые хотят выйти замуж за меня. Я их убиваю, – хмуро ответил Венсан.
– Не утрируйте, Венсан Витальевич, ваше положение очень серьезное. Вы единственный, на ком из присутствующих гостей в галерее была обнаружена кровь.
– Потому что я – единственный, кто проверял, жива ли Галя, искренне пытаясь ей помочь. А потрогать ее, прощупать пульс, если вся голова ее, спина и пространство вокруг тела забрызганы кровью, и не испачкаться самому было нереально, – ответил Венсан.
– Однако все эти незначительные минусы складываются именно против вас, – следователь оставался непреклонным, – кстати, на осколках вазы обнаружены ваши отпечатки пальцев.
– Я трогал ее, когда ваза еще была в целом состоянии.
– Я знаю. Показания Серафимы Яковлевны, подтверждающие это, есть у меня. Но некоторым может показаться, что, потрогав вазу при свидетелях, вы обеспечили себе алиби на последующее обнаружение отпечатков пальцев, чтобы не надевать перчатки и потом не избавляться от них.
– В вашем представлении я просто расчетливый злодей. Зачем же я тогда убил Галину таким способом, чтобы подозрение упало на меня?
– Вы же не закоренелый преступник.
– А… понятно, я еще не успел поднатореть в этом деле, хотя с моей репутацией Синей Бороды…
– Венсан Витальевич, кто еще мог такое сотворить с Галиной Киреевой?
– Я не знаю… Я понимаю, что это должен быть кто-то из людей, присутствующих в галерее, но я никого из них не знаю. Это были знакомые Галины.
– Она была встревожена?
– Нет.
– Чем-то озабочена?
– Пожалуй, нет.
– Не замечали ли вы за ней что-нибудь странное в последнее время? – продолжал допрос следователь.
– Нет… она любила ходить в театр, а сегодня наотрез отказалась. Меня это несколько удивило. Эх, надо было настоять на посещении театра, Галина осталась бы жива.
– Почему она не захотела идти в театр? – заинтересовался Денис Игоревич.
– Тогда мне это показалось странным, но потом я понял ее каприз: Галина хотела объявить о нашей свадьбе публично при людях, которых она ценила.
– Вас она поставила об этом в известность?
– Нет.
– Ей угрожали?
– Нет, насколько мне известно.
– Она ссорилась с кем-нибудь в галерее?
– Я не видел.
– Послушайте, Венсан Витальевич, вы, вообще, были близки с гражданкой Киреевой?
– Я считал, что да…
– Вот именно, считал…
Следователь попросил принести сумочку убитой Галины и высыпал ее содержимое на стол перед Венсаном.
– Посмотрите, все ли на месте? Это вещи Галины. Может, чего-нибудь не хватает? Или, наоборот, что-то лишнее есть?
– Я, конечно, посмотрю, но точно ничего сказать не смогу, я никогда не заглядывал в ее сумку и точно не знаю, что она носила с собой.
– Как я вижу, вы мало что знали о своей подруге.
Венсан молча стал рассматривать вещи Гали, рассыпанные на лакированной, поцарапанной и испачканной чернилами поверхности стола следователя: пудреница, тушь, помада французской фирмы, визитница, кошелек из крокодиловой кожи, мобильный телефон одной из последних моделей, щетка для волос и ключи от квартиры.
– В кошельке кредитные карточки и большая сумма денег, ее не ограбили, – сообщил следователь.
– Обычные детали и предметы, которые могут находиться в любой женской сумочке, – пожал плечами Венсан, – ничем вам помочь не могу.
– Мы просмотрели сотовый телефон Галины. Уже работаем со всеми абонентами номеров телефонов, которые были обнаружены у нее в списке. Может быть, кому-нибудь что-нибудь известно? Кроме того, у нее телефон с записной книжкой, мы посмотрели записи ее встреч. Конечно, нас больше всего интересуют дела и встречи, назначенные Галиной на день гибели.
– И там была отмечена встреча со мной? – догадался Венсан, уже понявший, что сегодня всех собак вешают на него.
– Нет, как раз про вас там не было ни слова. Видимо, о встрече с вами Галя помнила без дополнительной записи в книжке. С утра у нее была встреча со своим управляющим Никитой, а днем она встречалась с женщиной по имени Фрида. Телефона ее нет. Не знаете женщину, которую так звали? Очень редкое имя.
Венсан побледнел.
– Фрида?
– Да, Фрида. Знаете ее? Похоже, она последняя видела Галину живой до ее прихода в галерею.
– Нет… я не знаю никого с таким именем, – ответил Венсан и вытер испарину со лба.
– Почему вы изменились в лице, – пытливо спросил следователь, – почему вы опять мне лжете? По-моему, мы уже сталкивались с этим именем, когда вы говорили, что провели ночь с женщиной по имени Фрида, а в тот момент был совершен налет на семью вашего погибшего хирурга?
– Мы же не нашли эту женщину… значит, ее нет… – опустил голову Венсан, – вы все равно не верите ни одному моему слову. Возможно, я был просто чертовски пьян.
– Как-то вы паршиво выглядите, Венсан Витальевич, – задумчиво произнес следователь.
– Я? А как вы выглядели бы, если б убили вашу любимую женщину, а вас уже два часа допрашивают по этому делу, вместо того чтобы дать остаться одному и прийти в себя?
– Понимаете, Венсан Витальевич, что вы все равно остаетесь одним из подозреваемых?
– Понимаю, – опустил тот голову.
– Конечно, Галина была деловой женщиной, хозяйкой фирмы, и, возможно, ее убили из-за профессиональной деятельности.
– Я все-таки не был последним человеком для Гали и думаю, что, если бы ей угрожали, она бы поделилась со мной, – ответил Венсан.
– А где гарантия, что вы не были в сговоре с убийцами и не скрываете что-либо от следствия? – затянулся сигаретным дымом Денис Игоревич.
– Опять вы начинаете!
– Ну, хорошо! Чтобы мне не пришлось вас задерживать, я надеюсь на ваше благоразумие – распишитесь в документе о невыезде.
– С удовольствием, тем более что я никуда не собираюсь, – ответил он, – но я искренне надеюсь, что вы найдете убийцу Галины. Она не заслуживала такой кончины.
– Постараемся.
Венсан, наконец-то, был отпущен. Он распрощался с Денисом Игоревичем и вышел из следственного управления.
«Я тоже проведу собственное расследование, я не дам сделать из себя козла отпущений. Ох уж эта Фрида… Почему Галина встречалась с ней? А почему я решил, что моя Фрида и та, с которой встречалась Галина, одна и та же женщина? Слишком редкое имя… это и подозрительно… Ничего, завтра я поеду в театр и надеюсь, что найду беглянку, – размышлял Венсан по дороге домой. – Пока не поговорю с ней сам, ничего не сообщу следователю, чтобы опять не попасть в дурацкое положение».
Несмотря на глубокую ночь, его мать не спала. Она сидела внизу в холле с глубоко несчастным выражением на лице, укрывшись теплым пледом, и машинально нажимала кнопки пульта от телевизора, по которому шли ночные развлекательные передачи.
– Где ты был? – спросила она его, вскакивая с дивана при виде сына.
– В следственном управлении.
– Это по делу убийства Гали? Дорогой, нам уже звонили! Мы с Жюли в шоке! Я очень тебе сочувствую.
– Спасибо, мама, я сам не могу прийти в себя… Женщина, полная жизни, планов на будущее, – и такой страшный конец.
– Ты же там был! Неужели ты ничего не заметил подозрительного?
– Нет, мама, на маньяка там никто не был похож, – мрачно ответил он.
– Зачем тогда тебя вызывали к следователю и держали полночи? – допытывалась Мари.
– Как подозреваемого в убийстве Гали, – невозмутимо ответил Венсан.
– Что! Что за глупость? Моего мальчика обвиняют черт знает в чем! Я буду жаловаться. Вы с Галей любили друг друга, разве ты бы стал ее убивать?
– Ты – умница, мама. Только не называй меня мальчиком, я тебя уже просил об этом. А сейчас, извини, я хотел бы остаться один.
– Конечно, дорогой. Боже, куда мы катимся! Кто-то сглазил нашу семью черным сглазом. Сначала твои неприятности на работе, гибель Миши, теперь гибель Гали… Какой кошмар!
Венсан поднялся к себе в комнату, упал в верхней одежде на кровать и беззвучно затрясся в рыданиях, чтобы никто не видел и не слышал. Ему было безумно жаль Галину, и нервировало собственное бессилие.
Глава 11
Театр гудел особым людским гамом, который бывает, когда зал постепенно наполняется народом, пришедшим на спектакль, и люди тихонько переговариваются друг с другом, делятся новостями, шуршат шоколадными обертками и театральными брошюрами. Пахло духами, мандаринами, и стоял специфический театральный запах от декораций, грима, пота… Фрида сидела в кресле и безжалостно подставляла свое лицо под опытные руки гримера Людмилы.
– Вот за что я люблю тебя гримировать, Фрида, так это за то, что ты всегда улыбаешься, от тебя веет положительной энергией, и еще за то, что у тебя лицо особенное.
– Мечта гримера? – улыбнулась Фрида, убирая черные волосы со лба.
– Именно! У тебя лицо, словно пластилин, из которого можно вылепить все, что хочешь. Как сотни масок уживаются в твоем милом личике?
– Такая уж родилась.
Она посмотрела на высокую, статную Людмилу с пышными русыми волосами и внушительным бюстом и задумалась.
– Вот кто у нас настоящая русская красавица, так это ты. Никогда не хотела стать актрисой?
– Конечно, работая в театре, нельзя хотя бы в мечтах не представить себя на сцене. Но хочешь верь, хочешь не верь, я вам, актерам, не завидую. У вас чертовски сложная профессия. Вот представляешь людей, которые пришли в театр со своими проблемами. У кого-то что-то болит, кто-то поссорился с домашними и решил развлечь себя походом в театр. Плохое у тебя настроение или хорошее, в глубине души каждый ждет праздника, тем более за свои, и часто не малые, деньги. И бедный актер должен выйти один на один с большим залом и подарить каждому сидящему праздник, сделать так, чтобы он забылся на время, поверил твоей игре, родился и умер вместе с тобой, радовался и плакал, чтобы не пожалел о потраченном времени и деньгах. Игра должна оставить какой-то след в его душе. И никто не спросит, а не случилось ли что со здоровьем или настроением актера? Не болен ли он гриппом, как обычные люди? Не развелась ли актриса с мужем, не принес ли ее ребенок двойку из школы? Никого это просто не интересует. Народ требует зрелищ – и баста! – Людмила нанесла на лицо актрисы толстый слой крема самого светлого тона.
– Ты не учитываешь одно обстоятельство: актеры не совсем обычные люди, и вещи, которые производят большое впечатление на обывателей, такие, как двойка из школы, на актера, если он в образе, не производят должного эффекта, – ответила Фрида, закрывая глаза. – Выходя на сцену, оставляешь все позади себя и живешь вместе со зрителями.
– Фрида, о чем ты говоришь?! В сотый раз играть одно и то же! Кого это может вдохновлять?
– Я иногда наблюдаю за твоей работой и замечаю, что ты по-разному накладываешь грим одному и тому же персонажу, проявляя творческую фантазию. Хороший актер тоже проявляет творческую фантазию и немного по-разному играет каждый спектакль, не отходя от основной мысли и основного характера.
– Хитрюга! Выкрутилась! Хорошо, что тебе не приходится за мизерные гонорары работать на износ!
– Это точно! Мне повезло, я состоятельная дама, и мне не надо сниматься в рекламе шампуня от перхоти или несварения желудка для того, чтобы свести концы с концами! – подтвердила Фрида.
Гример наложила ей красивые темные, почти черные тени с перламутром и блестками, и Фрида открыла глаза.
– Красавица! Просто красавица! Ни один мужчина не устоит перед такими глазами.
– Точно так! Они просто падают штабелями, – рассмеялась актриса.
– Фрида? – заглянула в гримерную ассистентка режиссера.
– Что, уже выход? – испугалась та, подумав о том, что она заговорилась с Людмилой и упустила время.
– Нет, нет, еще есть двадцать минут. К тебе пришел следователь, точнее, он пришел к главному режиссеру Петру Михайловичу, а он отправил его к тебе, – быстро затараторила ассистентка.
– Я в чем-то провинилась? – удивленно захлопала наклеенными ресницами Фрида.
– Нет, у него какое-то дело, но он не может ждать окончания спектакля, хотел переговорить с тобой прямо сейчас.
– Ну, хорошо, – пожала она плечами, – если его не смутит то, что я буду продолжать гримироваться…
– Я думаю, что молодому и симпатичному следователю это даже интересно.
– Тогда валяйте! – разрешила Фрида.
– Сейчас оформим скулы и губы, – сообщила Люда, не отвлекаясь от своей работы.
В тесную гримерную вошел молодой мужчина с темными волосами и интеллигентным лицом. Он был высоким и худым, в несколько мешковато смотрящемся пиджаке и коротковатых брюках.
– Капитан Попов, – представился он женщинам, и взгляд его остановился на привлекающем внимание лице Фриды.
– Как вас зовут, капитан Попов? – спросила актриса.
– Семен. Семен Иванович, – ответил мужчина, слегка стесняясь откровенного наряда Фриды и того обстоятельства, что он мешает актрисе готовиться к выходу на сцену.
– Что вас привело в наш храм искусства, Семен Иванович? – поставленным голосом спросила она.
– Ваш режиссер направил меня к вам, – словно извиняясь, ответил он.
– Я уже в курсе. Вы не тяните время, признавайтесь, в чем я провинилась? Мы ведь не будем задерживать спектакль?
– В нашем округе появился сексуальный маньяк, – выдал Семен Иванович.
– И что? – Глаза Фриды стали еще больше. – Вы лично ходите и предупреждаете всех женщин, чтобы они были осторожными и внимательными?
– Вы сами попросили начать с главного. Я сейчас все объясню, – замялся следователь, – уже три девушки стали жертвами. Я не знаю, готовы ли вы увидеть это, но я вам покажу.
Следователь вынул из кармана три фотографии и разложил их перед Фридой. Помада задрожала в руке Людмилы, так как она стала тоже невольным свидетелем. На всех фотографиях были изображены лица молодых девушек. Судя по застывшим гримасам на этих лицах, стеклянным глазам, раздутой сине-белой коже, стало понятно, что все девушки мертвы.
– Вы нормальный человек, – закричала гримерша, – что вы показываете? Соображаете? Это же не журнал «Веселые картинки»! Человеку, артистке с ранимой душой перед выходом на сцену показывают какие-то ужасы! А если ей сейчас предстоит играть комедию?
– Это жертвы маньяка, – спокойно ответил следователь, пропустивший мимо ушей возмущение Людмилы.
– Поверьте, я поняла, – сглотнула Фрида, – но при чем здесь я? Вы что, показываете фотографии трупов для острастки? Я поняла, что ходить надо осторожно, нельзя одной бродить по ночам, вы меня и так убедили.
– А вот эти девушки до нападения, – продолжал следователь и выложил на трюмо еще три фотографии. – Не находите ничего общего?
Фрида с Людмилой молча уставились на новые фотографии. Все девушки были примерно одного возраста, брюнетки с темными глазами и длинными темными волосами.
– Вы считаете, что я буду следующей, но почему? Я вас правильно поняла? – медленно спросила Фрида, прожигая его глазами.
– Вы правильно увидели внешнее сходство с жертвами.
– Только они моложе меня, им лет двадцать – двадцать пять.
– Вы выглядите не старше их.
– Спасибо, хотя это неуместно. Они так и останутся молодыми на всю жизнь, – грустно вздохнула Фрида и снова подставила свое лицо под пуховку Людмилы, которая наносила легкие, персиковые с перламутром румяна ей на скулы. Это было совсем не лишнее, так как в лице актрисы после «увлекательного» просмотра не осталось ни кровинки.
– Мне кажется, если бы вы появились в том месте, где орудует маньяк, он бы обязательно на вас напал. Вы – его типаж женщины-жертвы.
– Спасибо, конечно, тьфу-тьфу-тьфу… Не подскажете, где он обычно нападает на своих жертв, чтобы я там не показывалась? – спросила Фрида.
– Дело в том, что я, наоборот, хотел бы, чтобы вы там появились, – сказал Семен Иванович и, возбужденно вскочив с места, заходил по гримерной, собираясь с мыслями.
– Что? – Фрида подумала, что ослышалась.
– Я, когда случайно увидел вас в спектакле этого театра, сразу понял, что вы единственная можете нам помочь.