— О, чудесно! — с еще большим жаром выкрикнула Жаклин.
— Это всего лишь карманное издание, но... подождите секундочку! — Девушка исчезла за дверью. Номер люкс явно был просторнее, чем предполагала Жаклин: в дверном проеме просматривалась не смежная комната, а коридор, уходящий в неведомые дали. Итак, тетушка Хэтти держит свою главную звезду и ее импресарио в буквальном смысле у себя в стойле.
Вскоре Валентайн вернулась с книжкой в руках. Рисунок на обложке мало чем отличался от уже виденных Жаклин. Правда, на сей раз мускулистый герой частично был одет в униформу — армейские сапоги и тесные синие штаны с лампасами. Валентайн протянула книгу Жаклин, как вдруг Макс попытался перехватить ее:
— Дорогая, а посвящение ты написала?
Лицо девушки застыло. Но Жаклин проворно схватила книжку, опередив Макса, и, открыв ее, воскликнула:
— Ой, мисс Валентайн, как приятно! Я буду бережно хранить ее и никогда никому не позволю даже взглянуть — ведь эти милые слова адресованы лично мне! Ну а теперь не стану вас больше задерживать.
Хэтти проводила ее до двери. На пороге Жаклин словно невзначай оглянулась: Валентайн обессиленно упала в кресло, а Макс молча наблюдал за ней, и на губах его играла загадочная улыбка.
Жаклин запихнула книгу поглубже в сумку. Надпись и в самом деле была чертовски личной. Она гласила: «Помогите мне, умоляю, помогите!» А ниже, не к месту, жалкое и избитое: "С наилучшими пожеланиями Валери Валентайн ".
Глава 4
1
На семинар, посвященный эротике, Жаклин поспела аккурат к гвоздю программы — лекции на тему «Акт любви: будьте оригинальны». Краем уха прислушалась к примерам оратора. Ничего оригинального — во всяком случае, для тех, кто читал «Страстного турка».
Прежде чем прийти сюда, она позвонила в номер Джин, но никто не ответил. Возможно, подруга устала ждать и вышла — или же прячется в шкафу, кусая ногти и время от времени бормоча: «О господи!» Жаклин сердито покачала головой. Джин прямо как тряпка половая — угораздило же ее вляпаться в паутину, в центре которой, словно паук-людоед, притаилась Хэтти...
Кстати, кажется, черные пауки все-таки пожирают своих супругов, а не детей?.. Какая разница — метафора все равно сгодится. «Загляни на огонек», — позвал муху паучок. Вот Джин и заглянула и сама вручила Хэтти оружие, чтобы шантажировать себя. Оставалось надеяться, что угроза разоблачения — единственное оружие, которым располагала Хэтти против Джин.
Большинству ее высоколобых коллег наверняка наплевать, но Джин всегда была труслива как заяц.
Жаклин невольно улыбнулась, вспомнив ночь, когда староста их общежития едва не поймала Джин со «Страстным турком», — или то был какой-нибудь другой из шедевров викторианской порнографии, которые они тайком передавали из комнаты в комнату, замаскировав в оберточную бумагу? Чтобы привести Джин в чувство, потребовалось два часа и полбутылки дешевого красного вина, бережно хранимого в книжном шкафу. Сколько у них было общих секретов — долгие сокровенные беседы о Жизни, Мужчинах и Сексе, а еще оргии обжорства и следом — изнурительные диеты...
— Клубничный джем и взбитые сливки! — выкрикнул лектор.
Жаклин встрепенулась, но, дослушав до конца, поморщилась: чертовски банально и ничего сексуального. И вернулась к своим размышлениям.
Надо каким-то образом вырвать Джин из когтей тетушки Хэтти, и незамедлительно. Весь этот любовно-исторический бизнес попахивал гнильцой, во всяком случае та его ветвь, что находилась под чутким руководством Хэтти. К этому выводу подталкивало многое: зловещие намеки Джо-Виктора, неуклюжая попытка Хэтти сторговаться, мольба о помощи мисс Валентайн, странное поведение Лори. Девчонка явно страдает каким-то умственным расстройством, возможно усугубившимся благодаря наркотикам, но при этом, кажется, испытывает некую неосознанную тревогу. Пусть даже Лори толком ничего не знает, обостренная интуиция, свойственная многим душевнобольным, подсказала девочке, что ее идола снедает страх. Да и сама мисс Валентайн явно с небольшим приветом, раз прибегла к столь избитому приему, как царапанье записок в книжке. Допустим, она слышала о сыщицких талантах Жаклин Кирби. Например, от Джин. Любопытно, в заговор вовлечены все лучшие авторы из конюшни Хэтти? И что за роль отведена загадочному человечку по имени Макс Холленстайн?
Жаклин была на седьмом небе. Безусловно, давняя дружба вынуждала ее к действиям, но не последнюю роль играло и негодование. Тетушка Хэтти не только угостила ее жидким чаем, старухе еще хватило наглости предложить взятку ей, Жаклин Кирби! До чего же приятно будет уничтожить эту паучиху! За этой женщиной тянулся зловонный и зловещий шлейф, словно склизкий след змеи... Неплохо, подумала Жаклин, раскрывая блокнот, Можно будет использовать при описании злодея сэра Уилфреда Блэкторна.
2
Сьюзен со стуком закрыла дверь:
— Ты не пошла на церемонию награждения?
— А стоило? — Жаклин даже не подняла глаз от книги.
— И тебе не интересно, кто победил?
— Неособенно.
— Валери Валентайн! — От избытка эмоций Сью пнула ногой кровать. — Во всех трех номинациях. А ты... ты читаешь ее книгу?
— Угу, грешна. Вообще-то я писала свою, но фонтан вдохновения иссяк. Вот и решила немножко подкачать помпу — так сказать, постимулировать.
— Кошмар.
— Отнюдь. — Дочитав главу до конца, Жаклин закрыла «Прощальный лепесток». — Совсем неплохо. Даже хорошо. Даже более чем хорошо. Что касается характеров, стиля, развития сюжета и иных литературных критериев — на две головы выше всех прочих любовных романов, которые мне довелось прочесть. И рядом не лежало. А эта пошлая обложка абсолютно не отражает ни сюжета, ни настроения.
— Знаю, — тихо ответила Сью. — Ведь именно ее книги вдохновили меня на то, чтобы начать писать. Черт! Это так несправедливо! У нее есть все — внешность, талант, слава, богатство...
— Но нет любви, — возразила Жаклин. — Граф Как-его-там явно рекламный трюк, и единственный мужчина в жизни бедняжки Валентайн, похоже, ее стареющий импресарио.
— Значит, ей это самой не надо. — Теперь Сью пнула ножку стула. — Она могла бы заполучить любого. Все по ней с ума сходят.
Тут на Жаклин снизошло озарение.
— Но Виктор вовсе не влюблен в Валентайн, — заметила она.
— Видела бы ты их сегодня, не говорила бы так. — Теперь Сью пнула комод. — Он ни на шаг от нее не отходил, все кланялся как китайский болванчик, ручки целовал да... А Хэтти то и дело отпускала прозрачные намеки насчет истинно королевской любви — мол, Король и Королева любовного романа...
— Ага, вот, значит, свежая идея старушки Хэтти! Видимо, граф не справился с ролью.
Ее предположение ничуть не утешило Сью.
— Ненавижу эту красотку! — прошипела она. — Валентайн, Валентайн... Все ей в руки само идет. Убила бы!
— Не говори так, — осадила ее Жаклин.
Плечи девушки поникли. Она присела на край кровати.
— Я не хотела, просто вырвалось.
— Понимаю. Но больше так никогда не говори. А кого еще наградили?
— Главные награды достались Валентайн — за лучший любовно-исторический роман, за лучший любовный роман на историческом фоне и лучший классический любовно-исторический роман.
— Вроде бы номинации слегка перехлестываются, — с сомнением протянула Жаклин. — А больше никто ничего не завоевал?
— Виктор победил в категории «Главный мужчина любви», — фыркнула Сью. — А Валери Вандербилт получила «Историческую сагу». И все авторы из-под крылышка Хэтти, по странному совпадению.
— Да, кстати, только что вспомнила... — Жаклин потянулась к телефону. — Одну минутку... Джин? Где тебя черти носили? Я весь день тебе названиваю... Ну, большую часть дня. Уже счет времени потеря... Что? Я думала, ты хочешь... Знаю, что поздно. Но я пыталась... Ладно. Мне тоже надо с тобой поговорить. Потом?.. Хорошо. До встречи. — Она повесила трубку. — Ну, дорогая моя Сью, пора нам готовиться к вечеринке. Я и не знала, что уже так поздно.
— Я не пойду.
— Еще как пойдешь! Ты же не ребенок, чтобы дуться.
— Никто и не дуется.
— Кроме того, мне нужен фон — человек нормального вида. Не бросай меня — я куплю тебе пару коктейлей, а потом поужинаем и всех всласть обсудим.
На лице Сью мелькнул проблеск интереса.
— Велика жертва! — улыбнулась она. — Выпивка бесплатная.
— Бедная ты невинная овечка. — Жаклин спустила ноги с кровати. — Бывала я на таких сборищах: за свой дорогущий билет ты можешь даром получить один коктейль. А потом — предоставлена самой себе, и с каждой проглоченной тобой капли тетушка Хэтти не преминет поиметь свою долю.
— Ну... А что ты наденешь?
— То же, что и утром. Только добавлю несколько штрихов.
Со шляпы теперь свисала кружевная оборка дюймов в пять шириной — она закрывала Жаклин брови. А среди цветов и бантиков на полях примостилось чучело какаду с распростертыми линялыми крыльями. У какаду был один красный стеклянный глаз, второй отсутствовал. С ушей Жаклин до самых плеч свисали каскады вызывающе фальшивых аметистов, а простые серые чулки до середины икр украшали крошечные сердечки.
Макияж она наложила не скупясь. Свои широкие скулы «завуалировала», по совету давешнего лектора, с таким рвением, что они смотрелись как заснеженные острова среди грязного моря. А под тяжестью черных накладных ресниц веки Жаклин загадочно полуприкрылись.
Напряженно пытаясь разглядеть свое отражение в просвет между краем вуали и ресницами, Жаклин накрасила губы лиловой помадой и обернулась к Сьюзен.
— Ну как?
— Не пойдешь же ты в таком виде?!
— Не пойду? Ха! А ну-ка, одевайся поживее! Или ты собираешься разгуливать в нижней юбке? А знаешь... — задумчиво протянула Жаклин, — неплохая мысль, между прочим.
Сью порывисто схватила с вешалки платье и попятилась, словно опасаясь, что Жаклин выпихнет ее из номера в исподнем.
— Ты ведь шутишь, да?
— В принципе на завтрашнем балу это было бы эффектнее. Это ведь бал-маскарад; все остальные будут тонуть в оборках и шуршать кринолинами. А мы сделаем тебе парочку разрезов на кружевном лифе, порвем нижнюю юбку в нескольких стратегически важных местах — и будешь вылитая Блейз, героиня «Раба страсти», тщетно пытающаяся прикрыть свои непорочные прелести от похотливых глаз султана. Можем даже обесцветить тебе локон — у Блейз в смоляных кудрях затесалась серебристая прядь...
— Перестань! — Сью натянула платье и так резко рванула молнию, что та застряла.
— Повернись, — велела Жаклин и, воюя с молнией, пробормотала: — Знаешь, в чем твоя беда? У тебя нет чувства юмора.
— Есть!
— Так-с, дай-ка на тебя взглянуть.
Сьюзен одернула юбку и смущенно выпрямилась.
— Хм.
— Тебе не нравится мое платье?
Жаклин покачала головой:
— Чувственный стиль тебе не идет. Черный — не твой цвет. Горловина слишком высокая. Юбка чересчур длинная. Не говоря уже о том, что...
Девушка сердито уставилась на нее, и Жаклин одобрительно улыбнулась:
— Ну вот, умница! Когда кто-то с тобой груб, не плачь — злись и ругайся. Просто я хочу сказать, что ты одна из немногих здешних писательниц, кому стоит носить то, что Хэтти считает романтическим нарядом. Оборочки, кружавчики, бантики и рюшечки смотрятся нелепо и смешно на престарелых совах вроде Валери Вандербилт или Эмеральды Как-бишь-ее. А тебе образ инженю был бы очень к лицу. И кстати, сними очки.
— Но я без них слепа как крот.
— Сразу видно, что пропустила лекцию на тему, как себя продвигать. Разве ты не хочешь стать преуспевающей романисткой?
— Что-то уже сомневаюсь...
— Вот как? Ладно, обсудим потом. Пора идти.
3
Как и предсказывала Жаклин, некоторые из гостей не уступали ей в броскости нарядов. Эмеральда Фитцрой оголила свои дистрофичные ключицы, напялив декольтированное платье из малиновой тафты, цвет которого чудесно оттенял ее землистое лицо. Еще одна писательница, с которой Жаклин не имела счастья познакомиться, явно нарядилась в творение собственных рук — платье из розового муслина было беспорядочно облеплено розовыми, красными и лиловыми сердечками. Только вот беда — дама запамятовала выдернуть наметку. Однако попугайчик спас Жаклин от безвестности — он парил над головами, злобно щурясь своим единственным красным глазом.
В дверях Жаклин и Сьюзен обменяли пригласительные билеты на бумажки, позволяющие угоститься одним коктейлем.
— Что я тебе говорила! — хмыкнула Жаклин, когда они пристроились в очередь к стойке, за которой бармены плескали разноцветные жидкости в маленькие пластиковые стаканчики.
Разобравшись с этим первым и главным пунктом программы, Жаклин оглядела собравшихся. В углу жалобно пиликал струнный квартет; плоды его стараний были почти неуловимы, разве что подойти вплотную. В зале стоял несмолкаемый галдеж, гости без устали разговаривали — кто друг с другом, а кто и сам с собой. Последние, видимо, являлись поклонниками и репетировали восторженные речи, обращенные к кумирам. На разноцветные именные бирки можно было даже не смотреть — и без того не составляло труда отличить издателей от писателей, поклонников от журналистов. Как? Да очень просто — по одежде. Поклонники постарше облачились в стандартные «вечерние» или «коктейльные» платья своей юности — длинные рукава, высокие воротники. Кое-кто стойко потел в меховых жакетах.
Писатели по большей части упорно старались соответствовать романтическому образу. Мелькнуло даже несколько широкополых шляп со страусовыми перьями, хотя ни одна из них, с удовлетворением отметила Жаклин, не могла сравниться по размерам с ее собственной. Издатели, журналисты и литературные агенты пошли на символические уступки «духу события», нацепив розовые рубашки и платья, но большинство щеголяло в типичных нью-йоркских деловых костюмах, скучнее которых во всем мире не сыскать.
Именно на этих личностях и сосредоточила Жаклин свое корыстное внимание. Она еще не решила, какое из издательств осчастливит своей рукописью, но за минувшие дни научилась различать самых крупных акул. Вот та миловидная блондинка, смахивающая на героиню книжек, которыми она столь успешно торгует, была помощницей редактора одной из ведущих серий — «Потерянной любви». Высокая широкоплечая дама в строгом костюме — Марго Барристер, главный редактор «Унесенной ветром любви», а ее спутник, грациозный молодой человек с белокурыми локонами до плеч, — Робин Бернстайн, редактор конкурирующей серии «Любовь при свечах». Ходили слухи, будто «Любовь при свечах» прогорела на девятнадцатом веке и теперь сфокусировалась на более ранних исторических периодах, в частности на эпохе неолита.
Глядя на вымученные улыбки редакторов, Жаклин сообразила, что они обмениваются ядовитыми любезностями. По слухам, «Унесенная ветром любовь» перебежала дорогу «Любви при свечах», воспев в своем очередном опусе неземную страсть неандертальца и кроманьонки. Возможно, размышляла Жаклин, ей самой тоже стоит перенести действие из Франции пятнадцатого века в средний палеолит. Особого труда это не составит — мечи заменим на каменные топоры, вместо замка будет деревушка на сваях близ озера. А злодеем станет коварный шаман...
— Хочу еще выпить, — объявила Сью, подталкивая Жаклин локтем. — Как мне это сделать?
Раздосадованная тем, что прервали ее творческие думы, Жаклин довольно резко буркнула:
— Пойди купи билет. И мне тоже, если не трудно. — Она достала двадцатидолларовую банкноту из лилового атласного ридикюля, на который неохотно сменила свою бездонную сумку. Без сумки она чувствовала себя раздетой и беспомощной, но искусство требует жертв, а сумища ну никак не сочеталась с ее ансамблем.
— Спасибо!
Сьюзен растворилась в толпе. Брови Жаклин под кружевной оборкой насупились. Но затем, пожав плечами, она выкинула Сью из головы — довольно с нее простодушных овечек, которых надо защищать от них самих и окружающего мира.
Вдоль одной из стен вытянулся ряд столов под белыми скатертями и с обычными прибамбасами — там красовались рекламные безделушки издателя, спонсирующего коктейль-пати. Среди прочей ерунды бросалась в глаза огромная репродукция обложки последней книги Валентайн — той самой, что попала к Жаклин. Неподалеку маячила и сама мисс Валентайн. Густо накрашенные губы Жаклин изогнулись в одобрительной улыбке.