И тут же я услышала, как Ирвинг позвал меня по имени, и сердце забилось быстрее, словно я должна была от него убегать. Но оглянувшись, я беспечно помахала ему рукой, чтобы ждал возле машины, но останавливаться не стала, еще быстрее спеша прочь с пятна света, в котором оказалась, когда Ирвинг остановил меня.
Странно, Ирвинг никогда не подчинялся моим просьбам, но теперь остался возле машины, и я видела это, когда время от времени оборачивалась. Но поняв, что он за мной не следует, я смогла вздохнуть с облегчением. Из-за Ирвинга, я превратила Лукаса в марионетку, так хоть теперь я надеялась, что смогу посвятить Лукасу время, чтобы при этом не думать о Ирвинге. Это было честно.
Алея деревьев, обступила меня, когда я подошла к зданию где занимались музыканты и проходили школьные концерты. Старое, но совершенно не ветхое здание. Было много современного внутри него, зато снаружи вполне можно было гордиться его архитектурой. И когда я почти встала на ступеньки, которые вели вовнутрь, резкий рывок остановил меня. Я даже не успела понять в чем дело. Первой мвсльбю конечно же было то, что это я падаю таким своеобразным образом.
Но нет, я ошибалась на счет Ирвинга — он не мог меня послушать. У него всегда лишь свое мнение. И свои планы.
— Ты что не могла остановиться?! — Ирвинг был рассержен, я же по-глупому улыбнулась, увидев это. Как я привыкла к его хмурым глазам, которые мне никогда не улыбались. И это никогда не закончится — ни его хмурость, ни моя радость при виде него. Какая же я все-таки бестолковая и мягкотелая.
— Я спешу, — отозвалась я, прислушиваясь к тому, не идет ли кто сюда, и не выходит ли из дверей. Зачем лишние свидетели тому, что уже сегодня закончиться.
— Это я уже понял. Куда?
Его раздражение нарастало, и от этого все больше крепла моя уверенность, что я правильно поступаю, разрывая с ним отношения. Вот такое раздражение, и больше ничего — вот что он мог мне дать.
— К Лукасу. Я вообще-то с ним встречаюсь, — заметила я без тени ехидства.
— Остришь? Не могу понять, что с тобой сегодня?! Ведешь себя странно. Что-то случилось?
Я, молча, разглядывала его, постепенно на улицу наплывала темнота, и разобрать его чувства на лице, было нереально трудно. Но я старалась понять их, и все же не могла.
— Давай поговорим чуть позже. Может, поедем на берег?
— О чем? — с подозрением переспросил меня Ирвинг. Он почувствовал, что грядет что-то неприятное. Ирвинг всегда мог понять, что я чувствую или как хочу поступить, но сегодня мое спокойствие его обманывало.
Чтобы развеять ненадолго его сомнение, я улыбнулась. Так улыбалась нам мама, чтобы мы не волновались.
— Мне нужно встретиться с Лукасом, подожди меня возле машины, хорошо?
Ирвинг молчал, прежде чем развернуться и уйти. Я не знала, было ли это его согласием на разговор, или так он показывал, что ему не интересны мои просьбы, и он поступит как решит сам. Да и это не было важно, пока я решительно настроена на расставание с ним и с Лукасом.
С тяжелым сердцем посмотрев ему вслед, я вздохнула и шагнула в здание. И думала лишь о том, чтобы Лукас облегчил мне тяжелое расставание с ним. Я понимала, как все это нечестно именно по отношению к нему, потому меня начинала мучить совесть.
В последнее время он начал ставать раздражительным и назойливым, ныть, что я мало уделяю ему внимания. Он догадывался, что мне нравится кто-то другой, и конечно же не мог и представить, что это Ирвинг. Наша ненависть на людях была самым лучшим алиби. Никто даже представить не мог, что происходит между нами.
Ступая в пустынном глухом коридоре, я шла на звуки смеха, музыки и веселья. В здании было светло и уютно, мне вовсе не хотелось видеть Лукаса, потому я не спешила. Коридор казался успокоительным коконом, где не было ни Лукаса, ни Ирвинга, а только я. Но вот, дверь, за которой я всегда могла найти Лукаса, слишком быстро оказалась передо мной. Я застыла, совсем ненадолго и, втянув в себя воздух, решилась.
Приоткрыв дверь, я увидела группу Лукаса, уже заканчивающую одну из песен и плавно переходили в следующую. Ни были на сцене, и явно наслаждались тем, что делают. Перед сценой стояло несколько человек, которых я знала, потому что часто здесь дожидалась, когда закончиться тренировка Ирвинга и мелких, чтобы отвезти их домой. Лукас же конечно думал совершенно по-другому.
Я не стала отрывать Лукаса, пока они не проиграют все, даже зная, что меня ждет Ирвинг. Я так долго его ждала, что сегодня он может подождать меня. Лукас заслужил, чтобы я обращалась с ним хорошо.
Приветливо кивнув знакомым, который заметили мое присутствие, я все же не стала идти к ним, а села у самой двери, в тень, куда свет не попадал.
Не смотря на музыку и веселье, мне казалось, что я сижу в тишине, так словно никого и ничего рядом нет. Я догадывалась, что завтра так не будет, мне станет плохо, и точно не от расставания с Лукасом.
Вскоре Лукас отложил гитару, как и остальные члены его группы, чтобы передохнуть. Но они не стали убирать их, а это означало, что они продолжали репетицию сегодня допоздна. Лукас махнул мне рукой, чтобы я подошла, как всегда сопровождая это своей мальчишеской, почти детской улыбкой. Ну почему я, чувствуя себя такой старшей по сравнению с ним?
Я покачала головой и указав на дверь вышла. Там я прислонилась к одной из стен, става лицом к двери, из которой должен был выйти Лукас.
Лукас когда вышел, был уде не так весел. Он начал догадываться уже давно, что к этому все и шло. Его лицо сделалось грустным, и он, посмотрев на меня, не стал приближаться, а тоже прислонился так, чтобы стать ко мне лицом. Мы смотрели друг на друга, и понимали, в чем дело.
— Я так и знал, — тихо отозвался он, — ты встретила кого-то другого? Или дело во мне?
— Дело во мне, — поправила я Лукаса, и мне стало, почти жаль, что у нас ничего не вышло. Мне нравились его светлые волосы, и темные глаза, худощавая, долговязая фигура. И то. Как он улыбался, когда нам было хорошо вместе. Он был веселый, но не был Ирвингом. Для кого-то Лукас станет не просто «ширмой», а настоящим парнем. Может даже будущим. Возле него всегда было спокойно, и я буду за этим скучать.
— Дело всегда было во мне, — добавила я, даже не зная, как точнее ему это объяснить. — Ты мне очень нравился, но я не думаю, что эти отношения перейдут куда-то дальше дружбы. Разве ты этого не видишь?
— Видел… точнее понял в эту неделю. Ты полностью отдалилась.
— Прости, если обидела… — честно и искренне попросила я. Как же мне было плохо, потому что я, именно я, а не Ирвинг, играла с Лукасом.
— Я переживу, — а вот Лукас не стал скрывать то, что для него это все же болезненно. Я бы очень не хотела видеть всего этого, потому что мне не нравились слабые парни. Но для Лукаса это было простительно, он еще мальчик, которого я втянула в наши с Ирвингом грязные игры.
Я больше не хотела извиняться, а просто подошла и обняла его, но он воспротивился, стал словно каменный.
— Не надо. Так мне будет легче.
И почти тут же поспешил скрыться в зале, а я все же ощутила большую вину, чем ожидала. Словно обидела ребенка.
Так и происходит, когда считаешь, что вправе играть людьми, как марионетками в угоду своим желаниям.
Постояв минутку-другую, я прислушалась к тому, что говорит моя совесть и сердце. В основном это было облегчение. Мне стало легко. Но сложности били впереди. Теперь на очереди был Ирвинг, и совесть уже будет не при чем. Сердце и тело имели большее влияние на мое сознание.
Когда я вышла на улицу, сухой холодный ветер принес облегчение. К машине я уже почти бежала, чтобы согреться. Но к моему разочарованию, как бы я не надеялась, Ирвинга там не было. Ни снаружи, ни внутри салона.
Но подойдя ближе, я поняла, что к лобовому стеклу прикреплена записка. Схватив ее дрожащими замерзшими пальцами, которые я до этого кутала в рукава, я попробовала ее прочитать. Но было слишком темно и холодно, чем стоять здесь на ветру, лучше было сесть в машину. Сев на водительское место, я включила свет и прикипела глазами к написанному.
«Меня подвезет Денис. Хочу подумать. Жду на известном тебе месте. Ирвинг».
На известном месте — там где из воды торчал камень или скала, даже и не знаю, как точно описать ее. Снова сердце болезненно застучало, в предчувствии того, что случиться. Конечно же, я хотела близости с ним, и в то же время понимала, что сегодня это будет в последний раз. Или не будет.
Я ехала, как всегда быстро — ветер в лицо из открытого окна, уже не просто холодил, он выдувал из глаз слезы. Музыка не позволяла мне сосредоточиться на своих мыслях. Вся эта дорога, мои чувства и страхи, все это было так волнующе, и опасно. Мне было страшно. Хорошо, что я могла в этом себе признаться, оставалось еще смириться.
Когда я подъехала к знакомому месту, мои фары выхватили из темноты берега фигуру, застывшую на камнях. Ирвинг. Остановившись, я оставила включенными фары, и все же не очень спешила туда к нему. Мне хотелось бы, чтобы наша встреча носила другой характер, но разве все может так быть? Нет, больше не было пути назад, я все решила для себя, и если я предавала себя и свое тело в последние месяцы, то пришло время вернуть себе, наконец, достоинство.
Открыв дверцу, я поняла, что ноги деревенеют, и я не могу идти туда, к нему, в пустоту, потому что пока он еще есть у меня. А когда мы будем возвращаться домой — его не будет. Все мои минимальные права на него перестанут действовать в пространстве и времени, в моей жизни.
Фары помогали мне найти безопасную дорогу вниз, а с последнего высокого уступа меня снял Ирвинг. Мы покачнулись, но устояли, Ирвинг так и не отпустил меня. Он крепко сжимал меня в руках, прислоняясь губами к моему лбу, и во мне не было сил оторваться от него.
— Нам надо поговорить, — выдавила из себя я, и это привело к тому, что Ирвинг легко оттолкнул меня и отошел. Я смотрела на его тело, застывшее в нескольких метрах от меня. И вот он резко развернулся.
— Я знаю, о чем ты хочешь поговорить, — начал спокойно он, и это спокойствие меня поразило. Никакой злости, отчаяния или боли. Равнодушие, вот что это было сейчас.
— Ты уверен? — переспросила я, не зная, что и думать.
— Да. Тебе надоело, не так ли? Я знал, что ты не выдержишь, знал и не удивлен. Да и чему удивляться, ради меня ты и так от много отказалась, — он сжал плечи, втянув голову в ворот пальто. Его волосы растрепал ветер. Я тоже опустила нос в свой шарф, и обрадовалась двум вещам: тому, что свет бил мне в спину, и тому, что ветер был таким сильным, что от него слезы текли сами собой.
— На самом деле, я так до сих пор и не знаю, почему отказалась от всего. Ради тебя? Да. Но почему? — я задала этот вопрос, а потом сама ужаснулась, потому что поняла, что не готова знать ответ. Или просто уже не хочу его знать. — Нет, нет, не говори! Я действительно не хочу знать.
— А может если бы ты была более настойчива, я рассказал бы!? — вдруг воскликнул он, гневно разворачиваясь ко мне. — Ты все время шла у меня на поводу!!!
— Так значит, это я виновата? — не выдержала я, и тоже закричала в ответ, но тут же взяла себя в руки. Я решила молчать, или уже не кричать в ответ на его слова. Какими бы они не были. Это провокация. Все его слова могут быть провокацией. И это было именно то поведение, которым он управлял лучше всего.
— Я не говорю, что ты виновата, но ты соглашалась… Я даже не знаю… — было видно, что он не знает, что сказать, чтобы передать свои мысли.
— Не можешь свыкнуться с той мыслью, что больше не будет все так, как удобно тебе? — переспросила я, чувствуя, как во мне поднимается волна протеста в ответ на его поведение. Как-то это было свойственно ему, делать меня всегда виноватой. И раньше я ему это сама позволяла. Но не теперь. Нужно сжигать все мосты, чтобы он не делал меня виноватой, во всем, чтобы ни случилось, и чтобы я могла жить спокойно далее. Это не будет так легко, но пока я буду чувствовать, хотя бы долю вины по поводу всего этого, мне будет больно. И случиться этому, я не могу позволить.
Ирвинг молчал, и смотрел в другую сторону. Только потому я могла смотреть на его точеный профиль. На фоне черного моря и неба, его лицо было светлым и прекрасным. Сердце привычно и надежно забилось, когда я смотрела на него, но как всегда Ирвинг этого не понимал. Когда же он, наконец, разберется в себе, в прошлом, в том, что его удерживает от меня в стороне? Да и не только от меня. Я знала, что ни с кем другим он так и не сможет построить отношения, пока не позволит себе этого. Если бы подобное случилось, во мне могла бы теплиться надежда, и я бы все продолжила. Но этого не стоит делать, ни верить ни надеется. Что будет, то будет. Просто с меня уже хватит.
Вокруг было так тихо. Я раньше не замечала. Что ночью на море так громко и одновременно так тихо. Обстановка нагнетала все то, что было у меня внутри, и Ирвинг, как статуя замер, не двигаясь, добавляя в мои воспоминания не нужные краски. Как хорошо, что я обладала не самой огромной фантазией, потому, что эта ночная картина могла бы превратиться в трагедию всей моей жизни. Это выглядело слишком поэтично.
— Лучше не будем больше об этом, — выдавил из себя Ирвинг и, пройдя мимо, застыл, и снова вернувшись ко мне, страстно и болезненно поцеловал. Страстно и болезненно — в этом он отдавался мне полностью. И еще у него была ненависть. У меня тоже оставалась ненависть. Все что нам теперь оставалось беречь в сердце, так это воспоминания и ненависть. Все просто. Как всегда.
Мы пошли к машине вместе, еще держась за руки, и в машине тоже. Даже когда авто было в гараже, Ирвинг не отпускал меня. Еще один последний поцелуй обжег мне губы, а потом Ирвинг ушел, оставляя меня в одиночестве.
Оставляя меня в пустоте и ненависти. И почему я все еще к этому не привыкла?
Глава 14
Полный разрыв?
Кого ненавидит женщина больше всех? Железо так говорило магниту: — Больше всего я тебя ненавижу за то, что ты притягиваешь, не имея достаточно сил, чтобы тащить за собой.
(Мысли принадлежащие неизвестно кому)
Шел 13 день, с того времени, как мы разорвали все отношения. Все отношения кроме ненависти. Для кого-то это могло означать сущий кошмар, для меня то, что между нами когда-то действительно что-то было, и остатки моих чувств не сон. Так я могла знать, что нечто все еще существует между нами. Или тонкая связь, от которой я отказалась, есть в этом мире, призрачно летая рядом.
Это меня от него не отпускало. Я по-прежнему была привязана к нему. И все же я была свободна, так как того хотелось моему разуму, и как не хотелось сердцу. Я больше не должна была прикрываться разными ширмами, перестала быть вызывающей и смелой, но уже не была самой собой. Я стала более открытой, чем раньше, до того, как познакомилась с Ирвингом, до того, как влюбилась в него, и до того, как поняла, что проиграла.
Пока было холодно на улице, я прикрывалась этим и сидела часто дома, почти никуда не ходила гулять, кроме дома Рашель, потому что, расставшись с Лукасом, я перестала появляться в его компании. Не потому, что кто-либо будет против, девушки каждый вечер звонили, спрашивали, приду ли я, а для того, чтобы Лукасу было легче забывать. Пока меня не будет рядом, как раньше, он сможет подлечить свои сердечные раны. Я надеялась на это.
Да и не стоило забывать, что я не хотела видеть Ирвинга с Кейт. Мне были не выносимы мысли о том, что он может начать с ней играть в наши игры, или просто начнет заниматься любовью с ней, станет целовать ее, и что хуже, притрагиваться к коже на лице, как притрагивался ко мне. И я ничего не могла узнать о том, как он ведет себя в компании. С Вокс я не виделась, как кроме коротких встреч в школе, она все вечера проводила с Денисом, потому-то свежие новости компании ко мне не поступали. Она всегда могла рассказать то, что интересует меня, даже не подозревая об этом. Расспрашивать других девушек из компании мне не хотелось. Они только вскользь упоминали незначительные детали вечеров. Главным образом все избегали говорить со мной о Лукасе. Странным образом у всех сложилось мнение, что это он меня бросил, может это и к лучшему. Так парень просто старается забыться. И я не хотела думать о том, что это немного подло с его стороны. Но ведь я и раньше знала, что Лукас еще просто ребенок. В любом случае меня не касалось больше то, что делал или говорил Лукас. Меня, к сожалению все еще интересовало, что делает Ирвинг, но я работала над собой. И это было сложно сделать. Невероятно сложно. И пока что я не могла гордиться своей выдержкой.