И еще Аманда увидела… Вначале она даже зажмурилась, не веря своим глазам. Потом прищурилась, вгляделась внимательнее. Двое людей в саду. Наверное, ни с какого другого места их невозможно было бы увидеть за высокой изгородью из кустарника и решеткой с красными и белыми розами наверху. Трава там, надо думать, мягкая. Во всяком случае, можно им этого пожелать…
Даже с этого расстояния Аманда разглядела, чем они там занимаются.
— Вот так так, — обратилась она к собакам. — Значит, когда кот в отъезде, мышки выбегают порезвиться. Не думаю, чтобы Джесс одобрил такие игры у себя в саду, да еще средь бела дня.
И кто бы мог ожидать такого от Кейт! Это, конечно же, она. У кого еще могут быть такие блестящие царственные волосы, разбросанные в непривычном беспорядке. Кроме них двоих, здесь больше нет женщин с такими черными волосами.
— В тихом омуте… Никогда не знаешь, чего ждать от людей, — снова обратилась она к собакам.
Ей стало забавно и почему-то неожиданно весело. Почти не чувствуя никакой вины за то, что продолжает смотреть в ту сторону, Аманда попыталась разглядеть мужчину, заранее уверенная в том, что он не темноволосый и не похож на ястреба. Она оказалась права. Это был блондин с широкими плечами, покрытыми ровным золотистым загаром.
Конечно, она видела еще далеко не всех обитателей «Славы», и все же…
— Кажется, я знаю, кто это, ребята. Ну и хитрецы же они! И виду не подали в тот день. А как вы думаете, почему Кейт тайно встречается со своим любовником? Она достаточно взрослая и может делать все, что хочет. А Джессу, как я понимаю, все равно, с кем она спит. Может, она оберегает свою репутацию?
Один из доберманов, Гэйси — теперь Аманда различала их по именам, — очень внимательно слушал ее, однако своего мнения не высказывал. Через минуту вернулся Банди. Гэйси, в свою очередь, умчался прочь, обследовать дальние заросли вереска, а Банди уселся рядом с Амандой, вопросительно глядя на нее.
— Опоздал — значит, проворонил, — ответила на его взгляд Аманда.
Наконец она отвернулась и покинула свой наблюдательный пункт, снова оставив любовников наедине.
Если подняться повыше, наверное, можно увидеть что-нибудь еще интересное, и Аманда решительно двинулась вверх. Она, конечно, не собиралась шпионить за Беном и Кейт, просто хотела посмотреть на «Славу» с высоты.
Подъем становился все круче. Время от времени Аманда останавливалась, чтобы перевести дыхание, рассеянно думая о городской жизни, делающей человека рабом колес.
Внезапно послышался стук копыт. Земля задрожала у нее под ногами задолго до того, как показались лошади. Аманда успела свернуть с тропы. Отошла на добрые двадцать пять — тридцать футов к тому времени, как по тропе промчались три лошади. Всадники в защитных шлемах низко пригнулись в стременах, чтобы не задеть за ветви деревьев.
Аманда наблюдала за ними без особого интереса. Наездники — две молодые женщины и молодой человек — по-видимому, хорошо знали свое дело. Впереди скакала женщина на сером коне, двое других — на гнедых. Сосредоточенные лица, громкий стук копыт, храп лошадей, звон металла, скрип кожи… Все это промчалось мимо.
Когда всадники уже скрылись за поворотом, ветер переменился, и до Аманды донеслись запахи лошадиного пота и кожи. Внутри у нее все сжалось в тугой комок, голова закружилась, к горлу подступила тошнота. Ей пришлось ухватиться за деревцо, чтобы не упасть. Дрожащей рукой она вытерла холодный пот с лица. Дыхание гулом отдавалось в ушах.
Что такое… с каждым днем становится все хуже. Эта мысль и удивила, и напугала ее. Вначале все было вполне терпимо, однако на третий день пребывания в «Славе» даже легкий ветерок со стороны конюшен или пастбищ вызывал головокружение и тошноту. А прошлой ночью она проснулась от кошмара, который, к счастью, почти весь стерся из памяти. Она помнила только, что вокруг пахло лошадьми и что она была напугана. Она не знала, что это означает, но каждый раз после таких снов в ней надолго оставалось паническое ощущение страха, она чувствовала головокружение и тошноту. Часами в ней жило непреодолимое желание бежать, скрыться, спастись, пока не поздно.
Пока не поздно… что? Что должно произойти? Этого она не знала. Так же, как и причин своего необъяснимого ужаса перед лошадьми. Она не помнила, чтобы когда-нибудь падала с лошади. Ту историю она просто наспех придумала для Джесса и остальных. И тем не менее всегда, сколько она себя помнила, где-то в самых глубинах ее существа жил страх перед лошадьми, и возникал он даже не от их вида, а от запаха.
Она попыталась стряхнуть с себя оцепенение, но это оказалось невозможно. Ветер давно унес запах коней, но Аманда все еще дрожала.
— Ладно… оставим осмотр до другого раза, — произнесла она дрожащим голосом.
Аманда нащупала в кармане карту, развернула ее и начала отыскивать тропинку — любую, — которая увела бы ее от конных троп и привела в конце концов к дому. Не прошло и нескольких минут, как она повернулась и в сопровождении явно обеспокоенных собак, жавшихся к ее ногам, пошла вниз.
— Мы сошли с ума. На траве, как какие-нибудь юнцы. Нас могли увидеть.
— Никто нас здесь не увидит. Садовники уже закончили работу, Мэгги занята в доме, Аманда пошла гулять — ты сама мне сказала. Тренеры и наездники вернутся не раньше чем через час. Салли с кузнецом в амбаре, Джесс не вернется до вечера. И потом, здесь даже безопаснее, чем в других местах.
— Но это неприлично. И у меня на блузке теперь останутся пятна от травы.
Впрочем, по голосу Кейт чувствовалось, что ни то, ни другое ее не слишком беспокоит. Она лениво потянулась. Бен с наслаждением смотрел на нее.
— Ты прекрасна, Кэти.
— Не называй меня так!
— Мне это нравится.
— А мне нет.
Солнечные блики, проникавшие сквозь листву, покрывали золотистое тело Кейт таинственными соблазнительными тенями. Бен обожал смотреть на нее. Ему хотелось лишь одного — чтобы у них когда-нибудь хватило времени полностью раздеться. Хорошо бы в постели. Еще лучше провести в постели с ней всю ночь. А совсем замечательно — проснуться на рассвете вместе с Кейт. Как она, сонная? Внезапно Бена охватило безумное желание, чтобы это произошло.
Но как это сделать, как? Кейт отмеряет время, проводимое с ним, по минутам…
Неожиданно Бен услышал свой собственный голос:
— Ну почему, почему мы не можем спать вместе?
— Я ведь предлагала тебе прийти в дом. Ты сам отказался.
— Ты бы все равно не позволила мне остаться на всю ночь.
Она молчанием выразила согласие.
— У меня тоже есть постель, как тебе известно. Хорошая кровать в спокойной уютной квартирке. Почему мы не можем провести там ночь?
— Я слишком стара, чтобы прокрадываться домой на рассвете.
Кейт стянула блузку на груди. Подняла руку к волосам.
— А это что еще за…
Бен засмеялся. Наклонился, чтобы поцеловать ее.
— Прости. Мне так нравится, когда у тебя волосы распущены. Я вынул шпильки, когда ты была в угаре. Хотел видеть, как они колышутся.
Да, они, наверное, здорово колыхались, подумала Кейт. Сегодня она уж очень… активничала. К своему собственному удивлению, она почувствовала, как щеки вспыхнули огнем. Кейт считала, что она давно утратила способность смущаться в присутствии мужчины. И абсолютно не стеснялась с Беном. Однако в последнее время он, казалось, приобрел способность вызывать у нее чувство неловкости и смущения.
— Проклятие! — пробормотала она и попыталась пальцами расчесать волосы. — Ты же знаешь, у меня нет с собой расчески. Что подумает Мэгги!
— Она тебе давно уже не нянька, Кейт.
Бен притянул ее к себе, с видимым наслаждением запустил длинные пальцы в ее волосы. Кейт говорила себе, что нужно оттолкнуть его, встать, привести себя в порядок и уйти, небрежно попрощавшись, как были заведено между ними. Но ей этого не хотелось. Не хотелось вставать, не хотелось двигаться. Не сейчас. Его руки творили чудеса. Сейчас Кейт казалось, что она могла бы пролежать здесь с ним целый день. Его рука снова распахнула на ней блузку и теперь ласкала грудь. Его рот снова и снова впивался в ее губы. Ненасытные пронизывающие поцелуи словно поглощали ее всю, целиком.
Внутри поднималось неукротимое желание, и, как всегда в эти минуты, она вдруг почувствовала странную неуверенность, почти страх. С другими мужчинами такого никогда не происходило. И с Беном это длилось недолго. Она даже не успевала понять, что это такое, но каждый раз, сталкиваясь с этим ощущением, она пугалась до такой степени, что говорила себе: «Все, это последний раз».
До следующего раза…
— Моя очередь поработать, — прошептал Бен, касаясь ее губ. — Твоя очередь наслаждаться. Лежи спокойно, не двигайся.
Он опустил ее руки на траву, и Кейт вся растворилась в ощущениях, так, словно это происходило в первый раз.
Он хорошо ее знал. Искусные пальцы трогали, ласкали, гладили, раздражали, безошибочно находя самые чувствительные местечки на ее теле. Такие, которые может знать только очень внимательный любовник. Знал, например, что, если нежно провести губами у нее под левым ухом, все ее тело вздрогнет от наслаждения. Он знал, как чувствительна нежная шелковая кожа на внутренней стороне ее локтей, под грудью. А если легонько захватить зубами ее нижнюю губу, она издаст глубокий горловой звук, выдающий мучительно-острое желание. Если коснуться кончиком языка родимого пятна под левой грудью, она задохнется.
Все это Бен хорошо знал. Он продолжал возбуждать ее, продлевая каждую ласку так долго, что она обезумела от желания.
Наконец он раздвинул ее трепещущие бедра, но и на этом, последнем краю постарался задержаться как можно дольше, до того, что и сам уже едва сдерживался и даже повел себя чуть грубее, чем всегда. Их страсть всегда напоминала взрыв, но на этот раз в ней была какая-то примитивная ярость.
Кейт почувствовала разницу. Тело ее было полностью захвачено новыми ощущениями. Рассудок словно смело взрывной волной. Она вдыхала тяжелый запах роз, слышала пение птиц, но все это существовало как бы само по себе. Когда наконец наступила разрядка, она громко вскрикнула, в первый раз забыв об осторожности, и на секунду прижалась к Бену, в страхе от сознания, что потеряла контроль над собой.
Бен очнулся первым. Приподнялся, отодвинулся от нее. Он не поцеловал Кейт, как обычно делал в такие минуты. Лишь молча смотрел на нее непривычно напряженным взглядом. Потом натянул джинсы, все так же молча глядя на нее сверху вниз.
Сама не понимая причины, Кейт внезапно почувствовала сильное волнение. Быстро села, отползла по траве, сдвинула ноги, одновременно опустив юбку. Начала застегивать блузку, целиком сосредоточившись на этом занятии.
Господи, да он же рассыпал все ее шпильки, и теперь их наверняка не найти в траве.
— Кейт…
Ну как она теперь соберет свои волосы! Любой, взглянув на нее, поймет…
— Кейт, посмотри на меня.
Она не подняла глаз. Постаралась ответить безразлично, так, как будто это не имело никакого значения.
— Мы не сможем встречаться некоторое время. Я буду очень занята.
Бена, похоже, это не удивило.
— Я стал слишком близок, да, Кейт?
— Не понимаю, о чем ты.
Слова прозвучали слишком поспешно, и Кейт сама это почувствовала.
— С другими было так же? Любовник становится чересчур близок, начинает смотреть на тебя другими глазами, спрашивает, почему он не может провести вместе с тобой целую ночь, и тогда ты разрываешь с ним отношения?
— Я не говорила, что собираюсь порвать с тобой. Просто…
— Я знаю, что в это лето ты будешь не больше занята, чем обычно.
— Я буду заниматься благотворительной работой в клинике, три раза в неделю, и еще сбором денег для нового парка, и…
— Кейт, я же не говорил, что тебе вообще нечем заняться, так что не оправдывайся. Я знаю, ты всегда очень занята и благотворительностью, и этим домом. Ты здесь ведешь все дела, я это знаю. И все-таки в течение шести месяцев ты находила время для встреч.
— Я собираюсь проводить больше времени с Джессом. Он…
— Он хочет проводить время только с Амандой.
Удар оказался слишком сильным. Кейт с трудом перевела дыхание.
— Я была права. Ты настоящий сукин сын.
— Потому что говорю правду? Кейт, когда ты смиришься с тем, что есть на самом деле? В твоих отношениях с Джессом ничего не изменится, что бы ты ни делала. Он не почувствует к тебе ничего, кроме безразличия, до самой своей смерти. И чем скорее ты это осознаешь, тем скорее начнешь жить собственной жизнью.
— Я и так живу своей жизнью!
— Ты живешь для Джесса. Всегда покорная, всегда в его распоряжении, всегда готова сделать все, что он захочет, приятная, спокойная. И прекрасный объект для оскорблений, если ему захочется сорвать на ком-нибудь зло. Ты не отходишь от него в несбыточной надежде, что он тебе улыбнется или скажет ласковое слово. Но этого никогда не произойдет.
Кейт попыталась рассмеяться.
— Ты что, психотерапевт? Может быть, у тебя есть даже диплом?
— Нет, но я немного занимался психологией, — совершенно серьезно ответил Бен. — Если бы ты хоть поинтересовалась, ты бы знала, что я не всю жизнь провел среди лошадей. — Неожиданно он окинул ее взглядом врача, который осматривает пациента, лежащего на кушетке. — Ты папочкина дочка, Кейт. А папочка не обращает на дочку никакого внимания. Если бы не одна маленькая, но достаточно существенная деталь, ты бы превратилась в одну из типичных южных старых дев, о которых мы все читали. Тех, что боготворят своего папочку и после его смерти живут как в мавзолее, свято чтя его память.
Она едва смогла разжать онемевшие губы.
— И какая же это деталь?
Бен ответил невеселой улыбкой.
— Девственницей тебя никак не назовешь.
Он успел перехватить ее руку. Кейт не сумела его ударить. С той же твердостью он встретил взгляд ее сверкающих глаз.
— Ты оскорблена? Не стоит. Мне все равно, сколько у тебя было мужиков. Я даже не против того, чтобы служить громоотводом для снятия стресса, если тебе это нужно. Но черт меня побери, если я позволю тебе уйти насовсем только из-за того, что мне захотелось большего, чем ты намереваешься мне дать. Я не paз тебя предупреждал, Кейт, я не игрушка. Я мужчина.
Она рассмеялась надтреснутым смехом.
— Ты извлек из наших отношений все, что хотел. Не притворяйся, что это не так.
— Вначале да. А теперь я хочу большего.
— Понятно, — с горечью улыбнулась она. — Ты не хочешь быть игрушкой богатой женщины, но не возражаешь против небольшой компенсации за… дополнительные услуги. Сколько?
Бен с яростью отбросил ее руку.
— Если ты могла такое обо мне подумать… тогда убирайтесь вы к черту, мисс Далтон. Найдите себе другого жеребца.
— Может быть, я так и сделаю.
— Сколько угодно. Но если ты пытаешься наказать Джесса, меняя мужиков, то можешь не трудиться. Ему плевать.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — произнесла Кейт ледяным тоном.
— Ах, не понимаешь! Тогда я тебе объясню. Джесс все о нас знает. Так же, как и обо всех остальных твоих любовниках.
От потрясения она даже зажмурилась. Весь ее гнев куда-то улетучился, как будто пробили дырку в защитной броне.
— Нет, не может быть… он никогда ни слова…
— Пойми ты наконец: ему плевать!
Бен уже надел рубашку и теперь трясущимися руками заправлял ее в джинсы. Кейт яростно качала головой.
— Не может он не обращать внимания на это. Хотя бы ради нашего доброго имени.
Бен с жалостью смотрел на нее.
— Доброму имени Джесса ничто не грозит ни при каких обстоятельствах. Кроме того, Далтоны всегда славились тем, что имели любовников. Он сам мне об этом говорил. Он пожелал мне удачи с тобой, Кейт. Сказал, что у тебя никто надолго не задерживается. И еще сказал, что подумывает, не включить ли тебя в список обязанностей тренеров «Славы». Типа «выезжать коней, инструктировать наездников, готовить тех и других к показательным скачкам, добиваться хороших результатов, трахать Кейт».
— Нет!
— Он так сказал, в точности.
— Я тебе не верю.
— А я думаю, веришь. Сними розовые очки, и ты увидишь его в истинном свете, как любой из нас. И поймешь, что он на это вполне способен.