Алекс прошаркал к широкому мягкому дивану, стоявшему у камина — в свое время Кэролин купила этот диван, потому что он так и манил домашним уютом — и удобно развалившись на нем, посмотрел на девушку с насмешливой улыбкой.
— Запри дверь, милая, — пробормотал он. — Да налей нам чего-нибудь выпить.
Кэролин плотно закрыла дверь, потому что не хотела, чтобы любопытные Макдауэллы стали свидетелями их разговора, однако не стала закрывать дверь на ключ.
— Мне кажется, ты уже выпил достаточно, — холодно заметила она.
Он растянулся на диване и чуть заметно улыбнулся.
— Может быть, да, — хмыкнул он. — А может, нет.
Ее глаза понемногу привыкали к слабому свету, идущему от камина. Она старалась, чтобы ее взгляд не опускался ниже шеи самозванца — вид его тела почему-то ее беспокоил — но сейчас и смотреть-то больше было некуда. Даже зимой его кожа золотилась от загара, выглядела она здоровой и упругой и было заметно, как под ней мягко перекатывались хорошо развитые мускулы. Джинсы низко сидели на его бедрах, позволяя увидеть, как дорожка светлых волос, спускаясь от груди вдоль плоского живота, исчезает за их поясом.
Кэролин нервно сглотнула. И только тогда заметила, что его кожа покрыта испариной, а взгляд холодных, насмешливых глаз как будто остекленел. Она пыталась уверить себя, что он пьян, хотя знала, что дело вовсе не в этом.
— Что с тобой случилось? — спросила она.
— Ничего, — он мило улыбнулся. — Почему бы тебе не подойти ко мне и не показать, что скрывается под этой старой майкой?
Под майкой у нее ничего не было, и он об этом знал. Но она продолжала допытываться.
— Ты не Александр Макдауэлл, — резко сказала она.
— Ты пришла, чтобы сказать об этом? Нет, я так не думаю. Давай, снимай майку и поцелуй меня.
Она не могла понять, как мужчина мог одновременно и соблазнять ее и действовать на нервы. Настоящий Алекс тоже обладал этим удивительным даром.
— Почему бы тебе не проспаться? — спросила она, отводя взгляд.
— Именно это я и собирался сделать, — проворчал он. — Может быть, ты наконец скажешь, зачем почтила меня полуночным визитом?
— Я хотела убедиться, что с тобой все в порядке.
— А почему должно быть по-другому? — тихо спросил он с легкой укоризной.
— Потому что… — начала она и тут же остановилась, заметив на столе шприц. Она в ужасе посмотрела на мужчину. — Ты, что, принял наркотики?
Он не ответил, просто улыбнулся в ответ.
— Да как ты посмел! Как посмел явиться в этот дом, назваться Александром Макдауэллом и втихомолку накачиваться наркотиками и…
— Они очень антисептичны, — пробормотал он, словно обращаясь к самому себе.
— Если бы я не боялась подцепить СПИД, то тут же раздавила бы шприц, — продолжала кипятиться Кэролин.
— Да не переживай ты так, я не стану снова их принимать. Это одноразовая доза, — казалось, сердитый вид Кэролин его позабавил.
— Ты просто свинья, — отрезала она. — Ты что, собрался умереть у нас на глазах? Не думаю, что тетя Салли смогла бы это пережить.
— Да к чему мне все это?
— По-моему, ты вспрыснул себе какой-то стимулятор. Может, кокаин? Дыхание у тебя поверхностное и очень быстрое и, готова побиться об заклад, твое сердце стучит как сумасшедшее.
— Возможно, мое сердце бьется быстрей, оттого что ты рядом со мной, доктор Кэролин, — пошутил он.
— Придется сходить за миссис Хэтэвэй. Пускай тебя осмотрит медицинская сестра.
— Не надо ее беспокоить; со мной все будет в порядке.
Она смотрела, как он разлегся на ее любимом диване — весь такой большой, соблазнительный и в то же время такой презренный негодяй.
— Так бы и убила тебя, — мрачно сказала она, повернулась и пошла к двери.
— Не волнуйся, ты можешь попробовать снова, — она застыла на месте, спиной к нему, и тут ее поразила ужасная догадка. Кэролин бросилась к столу, где лежал использованный шприц. Он лежал в медицинской упаковке, и даже при тусклом свете Кэролин смогла прочесть надпись. Это был эпинофрин, прописанный для снятия аллергической реакции. Например, такой, как опасная для жизни реакция на креветки.
Когда Кэролин представила себе все последствия своего поступка, ей стало дурно. Ее затрясло, как от озноба, и она не сразу поняла, что мужчина поднялся с дивана и встал у нее за спиной. Он обнял ее и прижал к своему телу, все еще влажному от пота, и Кэролин ощутила, как быстро стучит его сердце после лекарства, которое он принял, чтобы не умереть.
— Да не пугайся ты так, Кэролин, — прошептал он ей на ухо. — Я успел вернуться вовремя, и никто ничего не заметил. Ты не первая и не последняя, кто пытался меня убить. По крайней мере, ты не желала мне зла.
— Но это невозможно, — пролепетала она. — Ты не можешь быть Алексом.
— В этой жизни все возможно, Кэролин. Ты слишком долго жила в плену у Макдауэллов, иначе ты бы знала об этом. То, что ты видела, как восемнадцать лет назад кто-то в меня выстрелил, вовсе не означает, что я умер.
У Кэролин не хватило мужества посмотреть ему в глаза. Ей хотелось вырваться из кольца его рук, чтобы не слышать осуждающего биения его сердца, но она не в силах была даже пошевелиться. Она все еще не понимала, каким он был высоким, сильным, как легко она могла исчезнуть, полностью растворившись в его объятиях.
— Это не доказательство, — тихо сказала Кэролин, надеясь, что он ее отпустит.
Однако он этого не сделал.
— Конечно, это не доказательство. У множества людей аллергия на креветки, у них голубые глаза, и похожие на меня черты лица. У сотен людей есть шрам на бедре.
Она совсем об этом забыла. А ведь это было таким простым, таким очевидным! И в этом тоже была виновата Кэролин, и чувство вины было настолько сильным, что она просто вычеркнула это событие из памяти.
В ту пору ей было девять лет, ему — четырнадцать, он шутил над ней, дергал за длинные светлые косы, щипал, щекотал до тех пор, пока она не обернулась и не дала сдачи.
К несчастью, в это время они стояли на краю скалы и любовались Южным Пляжем; Алекс потерял равновесие и кубарем скатился по крутому каменному уступу. Он был в одних лишь шортах, поэтому получил массу синяков и ссадин, а также длинный порез на левом бедре, такой глубокий, что пришлось наложить дюжину швов, в то время как Кэролин билась в истерике. Юный Алекс упивался всеобщим вниманием и чувством ее вины, и Кэролин об этом знала, но это не имело для нее ровно никакого значения. Она все равно чувствовала себя убийцей.
Это чувство не покидало ее и на этот раз.
— Шрам? — тупо переспросила она.
— Я получил его, когда ты столкнула меня со скалы.
Ну, вот опять. Алекс тогда и словом не обмолвился, что во всем виновата Кэролин. Он рассказывал всем о том, что, лазая по скалам, подвернул ногу и упал. И хотя таким образом он получал еще чуточку власти над Кэролин, та ни в чем не призналась. Об этом не знал никто, кроме настоящего Александра Макдауэлла.
И вот он стоял позади Кэролин и прижимал ее к своему сердцу, которое после ее неудачной попытки продолжало биться, как сумасшедшее.
— Я тебе не верю, — упрямо повторила она.
— Ты не хочешь поверить.
— Отпусти меня.
— Разумеется.
Она не осознавала, что его руки и тело служили для нее опорой. Когда он ее отпустил, она покачнулась, нуждаясь в его поддержке. Кэролин обернулась и увидела, что он стоял в нескольких шагах от нее, и вид у него был усталый и самодовольный.
— Я хочу увидеть шрам.
— Вот Фома неверующий, — пожурил он ее. — Но если тебе все равно, то мне тем более.
Он потянулся к молнии на джинсах, и Кэролин невольно вскрикнула.
Он ухмыльнулся и оттянул джинсы немного вниз, обнажив верхнюю часть бедра. Шрам белел на том самом месте, как это запомнилось Кэролин. Она удивилась, почему воспоминание оказалось таким отчетливым.
— Он не выглядит как шрам двадцатилетней давности, — нахмурилась она.
Обреченно вздохнув, он схватил ее за руку, и не успела Кэролин опомниться, как он прижал ее ладонь к покалеченному бедру.
— Ах, Кэролин, неужели тебе необходимо потрогать прежде, чем удостовериться? — его слова прозвучали возле самого ее уха. — Что ты еще хочешь потрогать?
Она попыталась вырвать руку из его лап, но, похоже, незнакомец решил с ней не церемониться. Его кожа была горячей, чуть влажной и очень гладкой, поэтому выпуклый рубец, которого касались ее пальцы, ощущался особенно отчетливо. Внезапно в комнате воцарилась тишина. Кэролин услышала, как в камине чуть потрескивают догорающие дрова. Как в груди незнакомца гулко бьется сердце, и как вторит его быстрым толчкам ее собственный пульс.
Ее охватило дикое, сумасшедшее желание опуститься перед ним на колени и прижаться губами к его покалеченному бедру.
Она опустила голову, уверенная в том, что Алекс каким-то образом догадался о ее страстном порыве. Он всегда понимал Кэролин лучше всех остальных — он знал, какой ранимой она была на самом деле, чего хотела, к чему стремилась. Ей бы радоваться, что он исчез в самую хрупкую пору ее созревания. Вся та вина и страх, с которыми ей пришлось жить последние годы, были лишь мизерной платой за то, чтобы не оказаться в его власти, не стать его рабой. Зато сейчас она находилась в самом центре вулкана. Мужская рука удерживала ее ладонь, а сам он так тесно прижался к ее телу, что, казалось, она чувствует его прикосновение даже через старую майку и свободные джинсы.
— Алекс, прошу тебя… — Кэролин сама не понимала, о чем его просит.
— Вот уже дважды ты пыталась меня убить, — прошептал он у самых ее губ. — Не могу сказать, что я этого не заслужил. Кажется, мне нравится подталкивать тебя к самому краю.
— Это может быть очень опасным, — прошептала она.
— Вовсе нет, — его губы коснулись ее рта на такой краткий миг, что Кэролин засомневалась, произошло ли это на самом деле. — Я всегда знаю, когда надо остановиться.
Он прижался губами к ее шее, там, где крохотным молоточком билась голубая жилка, и нежно лизнул ее, словно пробуя на вкус.
— Я тебе не верю.
— Ты никогда мне не веришь, — он покрывал поцелуями основание ее шеи, и все это время ее рука лежала на его обнаженном бедре. — Тебе нравится думать, что я самозванец и лжец, ведь в этом случае тебе нечего бояться. И не имеет значения, сколько доказательств мне нужно представить, чтобы ты, наконец, признала истину. Нравиться тебе это или нет — это я, Кэролин. Друг твоего детства, твой юный мучитель. Твоя первая любовь, и я вернулся, чтобы ты снова стала моей.
Она отчаянно пыталась собрать мысли воедино.
— Мечтай больше!
— Я так и делаю, — он принялся ласкать ее шею с другой стороны, пробуя на вкус, покусывая, покрывая легкими поцелуями, и Кэролин поняла, что судорожно сжимает его бедро, стараясь прижаться к нему, как можно крепче. — У тебя нет выхода, Кэролин. Ведь я твой самый сладкий сон и самый ужасный кошмар — все в одном. Ты просто представь себе, что это — твое покаяние, расплата за грехи.
— Но что я должна сделать?
— Лечь со мной в постель.
— Я не хочу… — его губы накрыли ее рот, подавив звуки протеста.
И тогда в приступе какого-то оцепенелого, отчаянного ликования, она вдруг поняла, что хочет этого всеми силами души.
Глава одиннадцатая
Только сейчас она поняла, что в комнате звучала музыка. Что-то из блюза, его негромкий медлительный звук плыл в воздухе легкой струйкой дыма. Кэролин застыла, она словно перенеслась в другое место, в другое время, и оказалась в плену его голубых глаз и своих юных фантазий.
— Может, не нужно…
Он закрыл ей рот рукой.
— Вот так, — сказал он. — Мне вовсе не хочется, чтобы ты закрыла глаза и забыла обо всем на свете. — Его руки скользнули ей под майку, и она поежилась, ощутив, как его холодные пальцы коснулись спины. Он глубоко вздохнул, чувствуя как его переполняет неистовое, почти животное желание, и притянул Кэролин к себе.
— Ты об этом еще пожалеешь, — вздохнула она.
— Я жалею лишь о том, чего не сделал.
Он потянул майку вверх, чтобы снять ее с Кэролин, и той захотелось его остановить. Но она не стала этого делать.
— Было бы лучше, если бы я выпила, — набравшись смелости, сказала она.
— Вот уж нет. Мне хочется, чтобы ты была трезвой.
Майка отлетела в сторону, и Кэролин осталась стоять перед ним в одних старых джинсах. Отблески огня играли на их обнаженных телах. Она попыталась прикрыть грудь, но он схватил ее запястья. Его глаза неотрывно следили за Кэролин.
— Тебе уже не тринадцать, — прошептал он.
— Да.
На его губах заиграла медленная, невероятно чувственная улыбка.
— Мне повезло.
Не выпуская из рук ее запястий, он наклонился и поцеловал ее в губы, неспеша и очень бережно. Какой-то миг Кэролин не отвечала, удивляясь его опытности. Бесспорно, самозванец был экспертом в этом деле. Он знал, как завлечь, соблазнить и растревожить женщину, а потом утешить ее, и все это он проделал отточенными до совершенства движениями губ, языка, даже зубов.
Он нежно прикусил Кэролин за нижнюю губу.
— В этот раз ты должна ответить на мой поцелуй, — прошептал он.
— Восхищаюсь твоим мастерством, — выдохнула она.
— Я много упражнялся.
Взяв Кэролин за плечи, мужчина привлек ее к себе. Она испытала настоящее потрясение, когда он прижался к ее груди. Его кожа была по-прежнему холодной, и она отчетливо слышала, как быстро стучало его сердце. Но и ее сердце билось такими же безумными толчками, и дело было вовсе не в избыточной дозе адреналина. Всему причиной был только он.
Она никогда не думала, что поцелуй может быть таким откровенно эротичным. Раньше она воспринимала его как необходимую часть любовной игры, но в нем не таилось ничего особенного, поцелуй не мог обольстить ее или заманить в постель. Алекс целовал ее так, как будто поцелуй был главным, в чем он сейчас нуждался; как будто губы Кэролин дарили ему немыслимое наслаждение. Что ей оставалось делать, как не ответить взаимностью?
Она не могла вспомнить, как получилось, что ее руки обвили Алекса за шею, а пальцы запутались в его длинных волосах. Кэролин закрыла глаза — ей не хотелось смотреть на Алекса и думать, что она ведет себя, как последняя дура. Она поцеловала его, довольно неумело, и все же этот поцелуй вызвал в нем целую бурю чувств и он издал стон, похожий на звериный рык.
Кэролин почувствовала, как внизу живота разлилось тягучее тепло.
Наверное, мужчина почувствовал ее возбуждение. Он подхватил ее за бедра, без видимого усилия поднял вверх, заставив обхватить ногами себя за талию, и направился к кровати.
Он опустил ее на покрывало и тут же устроился между ее ног, как будто там было его законное место. Он был возбужден до предела и, возвышаясь над ней, медленно двигал бедрами, прижав руки Кэролин к скомканным простыням.
— Давай, Кэролин, закрой глаза, — прошептал он. — Представь себе, что ничего не происходит, и все это — лишь плод твоей фантазии, дивный, несбыточный сон.
Она знала, что поступает как настоящая трусиха, но все же сделала, как он велел. Она боялась смотреть на его губы, боялась заглянуть в раскосые глаза, а больше всего боялась сознаться самой себе, что участвует в этом безумии.
Она лежала на кровати, той самой, где провела столько одиноких ночей. Он встал и грозно навис над ней в темноте комнаты, потом потянулся к застежке на ее джинсах.
Кэролин схватила его за руку, чтобы остановить, но Алекс, отмахнувшись от нее, как от назойливой мухи, стянул с нее джинсы. Она лежала в темноте, совершенно обнаженная, и чувствовала себя очень ранимой и напуганной.
Он схватил Кэролин за бедра и, подтолкнув повыше на кровати, прильнул ртом к ее сокровенному местечку. Она вздрогнула и начала вырываться, но мужчина был намного сильней, чем она; чтобы удержать ее на месте, он впился пальцами ей в бедра.