— Ты, какого ж черта, молчишь!? А ну покажи.
— Потерпел бы, чай, до большого привала, — с неохотою оголил бедро прапорщик.
Над коленом, с внешней стороны ноги зияла длинная и довольно глубокая рана, оставленная, прошедшим вскользь осколком. Вся нога ниже колена была сплошь залита кровью. Осмотрев рваный разрез, Гросс сокрушенно покачал головой:
— Надо обработать и зашить Серега. До ночного привала еще уйма времени, и кровушки из тебя вытечет немерено. Да и неравен час, воспаление начнется, а потом сам знаешь…
Он окликнул Воронцова, имевшего практику подобного врачевания: однажды накладывал швы на ножевое ранение, полученное кем-то из бойцов бригады в рукопашной схватке.
— Легко! — согласился Александр, осмотрев повреждение и роясь в своем ранце. — Мне все равно кого штопать. Хоть африканскому песцу хвост пришить, хоть Шипилло пару лишних ушей.
— Мозгов бы себе лучше вживил килограммчик, прохфессор!.. — буркнул в ответ снайпер. Завидев же, как «доктор» перед хирургическим вмешательством задумал сделать ему обезболивающий укол, решительно воспротивился: — Нет, Воронец, это оставь для Тургенева!
Пожав плечами, тот убрал шприц-ампулу. Шип жалостливо посмотрел на Стаса и предложил другой, куда более приятный вариант:
— Мне б рюмашку внутрь кувыркнуть, да делайте со мной, что пожелаете. Хоть аппендикс второй раз кастрируйте.
Возражать командир не стал. Откупорив единственную фляжку спирта, протянул ее Сашке. Тот, в свою очередь, словно выкраивая дозу точно под объем «рюмашки», накапал немного крепчайшего алкоголя в алюминиевую кружку.
— И не разорвет же тебя от скаредности! — ворчал Серега, наблюдая за манипуляциями. — Ну, плесни же по-человечески!
Войдя в роль врачевателя, офицер строго глянул на пациента, но, узрев страдальческое выражение лица, смилостивился…
Минут через сорок «хирург» отрезал лишнюю нить, полюбовался своей работой, перебинтовал шов и хлопнул по плечу разомлевшего от спиртовой дозы приятеля:
— Жить будешь, Шипучка!
— Ужо прострочил? — нехотя откликнулся тот.
— Легко.
— Узелок-то не забыл заплести, Пилюлькин?
— Не грубите, больной, а то в следующий раз сапожным шилом дырявить буду. И без наркоза.
— Ирод…
Остаток дня поредевший отряд потратил на поиски надежного укрытия для тяжело раненного Бояринова и сержанта Серова. Их путь, то пересекавший заросли, то петлявший меж каменистых скал, то спускавшийся в низины, ежечасно прерывался необходимым отдыхом и длился до наступления сумерек. Сумерки на южной широте проистекали недолго, и темнота надвигалась стремительно, потому Торбин часто поторапливал команду. Когда последние нежно-красные лучи солнца скользнули по вершинам гор, желанное укромное место сыскалось — остроглазый снайпер узрел в скалистой породе подобие грота, подступы к которому окружали густой кустарник и высокие вековые деревья. Именно туда и перенесли Ивана. Приготовив в неглубокой нише настил из мягких ветвей и двух снайперских ковриков, они осторожно уложили на него Тургенева…
Утром — лишь забрезжил рассвет, четверо спецназовцев прощались с двумя товарищами.
— Снадобья хватит надолго, — указал на оставленные медикаменты прапорщик. — Антибиотиков, Андрюха, не жалей, не то совсем парню худо будет. Я просчитал: уколов на две недели с хвостиком хватит. Огонь разводи в самом крайнем случае — ежели воду прокипятить или еще что.
— Ясен пень, Серега, — сосредоточенно отвечал сибиряк, — днем — дым, ночью — зарево. И то и другое за версту видать даже в густом лесу.
— Правильно рассуждаешь. И сам старайся далеко не отлучаться — мало ли… Да и вот еще о чем хотел поспрошать, — он притянул Серова за камуфляжку поближе и приглушенно справился: — Куда это ты мыкался на проплешинах, когда Гросс приказал вам с Циркачом идти до балочки?
— Ну и цепкоглазый же ты Шип! — искренне удивился сержант.
— Мне по штатному расписанию положено зреть за кажней мелочью, — степенно подтвердил снайпер и вопросительно воззрился на подрывника.
Тому с виноватой улыбкой пришлось объясняться:
— Я возвращался метров на триста — рожок от РПКСНа в кустах посеял.
— Сеятель, ядрен-батон! Так весь пулемет, по частям растеряешь. Нашел, что ли, бестия?
— Ясен пень — нашел.
— Ладно, нам пора, — обнял его Шипилло. — Пушку мы твою скорострельную конфискуем — ее Куцый дальше попрет. И Ванькин «Калашников» с подствольником забираем — авось сгодится. Взамен же оставляем цельный арсенал: оружие Деркача и Тоцкого. Гранат дюжину, патронов с избытком — под тысячу…
— Ты прям как бухгалтер! — сержант растянул губы в улыбке и похлопал его по спине.
— А как же?! Учет — хорошая вещь, планирование — отличная, а наличие резерва завсегда приводило меня в форменный восторг. Бывай и не поминай нас лихом.
Он в последний раз глянул на Бояринова, тяжко вздохнул и исчез за кустами.
— Держитесь Андрюха, все будет нормально, — попрощался с подрывником Воронцов.
— Мы вернемся за вами, — подал руку Торбин. — Кто-нибудь обязательно вернется.
Серов стоял, опершись одной рукой на ствол дерева, и еще долго провожал взглядом мелькавшие средь зелени фигуры сослуживцев. На лице читалась то ли растерянность, то ли какая-то таинственная озабоченность. Затем он пристально посмотрел на часы, словно засекая время ухода группы, и медленно направился к гроту…
— Ты Ванек сейчас похож на недавно родившегося ребенка, — мрачно молвил сержант, заметив, как раненный приятель приоткрыл глаза. — Вроде живой, а ничего не смыслишь.
Копаясь в медикаментах, сержант понимал — тот все равно ничего не слышит, но, аккуратно раскладывая на чистой тряпице шприцы-ампулы, пакеты с бинтами и лекарства, по обыкновению беседовал сам с собой, время от времени роняя несколько слов, не очень связных, но по которым вполне можно было судить о ходе мыслей. Так и складывалось у них подобие беседы, будто Тургенев оставался здоровым…
— Сейчас сделаем два укольчика, потом вечерком и ночью. Ушли наши Ваня, дальше на юг ушли. Одни мы с тобой тут… Ну ничего — обживемся как-нибудь, справимся, продержимся до их возвращения. Кренделей небесных нам не обещали, но духом падать не стоит — жратвы оставлено дней на десять, лекарств — целая аптека… Воды вот только маловато, да и это не проблема. Ручеек поблизости — разживемся.
Бояринов осознанно перемещал взгляд, с тенью недоумения рассматривая временное, мрачноватое прибежище и, казалось, пытался понять Андрюхины слова. То ли вследствие действия сильных препаратов, то ли благодаря молодости организма, оглушающая боль в искалеченной ноге отступила, жар понемногу спал, кровь на тугой повязке запеклась и боле не сочилась. По прошествии восемнадцати часов после подрыва на растяжке спецназовец стал выглядеть получше.
Сделав Ивану очередные инъекции, Серов занялся приготовлением обеда: открыл банку тушенки, распечатал галеты, шоколад. Подложив под спину товарища сложенный вчетверо снайперский коврик, объявил:
— Прошу — на столе уже вся композиция. Давай-ка, подкрепись как следует, тебе ныне в самую пору.
Тот приподнял голову, с неимоверным напряжением проглотил ложку холодного мяса и, снова лишившись сил, обмяк.
— Понимаю, — покачал головой спец минного дела, — мне оно тоже в таком виде в глотку не лезет. Ни запаха, ни вкуса, один жир… Ладно, сейчас организуем костерок, и все будет в лучшем виде.
Собирая прошлогодние ветви из-под ближайших кустов и, словно оправдывая нарушение строгих инструкций, скрупулезно озвученных Шипилло, он бубнил, все так же протягивая гласные звуки:
— Я совсем ненадолго разожгу огонь — дыма не будет видно. Главное, чтобы в костер не попала трава с листьями! А жиденького дымка никто не заметит. Потерпи браток, через пяток минут горяченького поешь — сразу полегчает…
Сухое топливо горело ясно, весело и почти бездымно. Спустя двадцать минут сержант затушил небольшое округлое кострище и поставил перед Бояриновым консервную банку, источавшую замечательный мясной аромат. С трудом съев ровно половину, связист прошептал пересохшими губами:
— Попить бы…
— Щас сделаем, — с готовностью согласился тот.
На дне фляжки оставалось несколько глотков воды, и Иван с жадностью ее выпил.
Через час, когда солнце, скользя по верхушкам деревьев, уже клонилось на запад, Андрей постоял в задумчивости, снова посмотрел на циферблат и, не оборачиваясь к раненному товарищу, сказал:
— Я отлучусь ненадолго. Полежи тут один.
Взяв два пустых алюминиевых сосуда, бросил в каждый по две обеззараживающих таблетки и осторожно покинул убежище. Выйдя из кустистых зарослей, надел темные очки, с коими не расставался с первых боевых операций и направился к ручью, что игриво журчал в низине. До источника чистой прохладной воды было рукой подать — три минуты неспешного хода, однако, помня об осторожности, подрывник передвигался медленно, застывая возле каждого дерева и тщательно осматривая окружающее пространство. Добравшись, наконец, до ручья, присел у серого валуна, снял очки, аккуратно пристроил их на вершине камня и, отвинтив крышечку первой фляги, подставил ее горлышко под искрящуюся серебром струю…
* * *
Этот запах насторожил Юрия Леонидовича сразу. Короткими перебежками его группа преодолела метров пятьсот по зияющей проплешинами местности, когда он — лидер пары разведчиков, почуял неладное. Именно почуял, потому что легким ветерком откуда-то спереди потянуло едким запашком гари от взрыва тротила. Судя по всему — взрыва недавнего.
Подав отряду команду «Усилить внимание», полковник осторожно продвинулся еще шагов на сорок, прежде чем разглядел вдали чернеющую средь зеленой травы воронку. Примостившись у молодого кустарника, принялся разглядывать в бинокль редколесье…
— Следы боя или кто-то подорвался? — тихо спросил, подползший сзади Сомов.
— Хрен его знает, разберемся… Ты башкой-то помедленнее вращай, что б не так приметно было движение, — посоветовал комбриг.
— Как по-вашему, давно наши тут прошли?
— Мы стартовали с опозданием на половину суток, — неторопливо объяснял старший по званию. — Полагаю, пару-тройку часиков отыграли. Стало быть, Торбин миновал эту равнину не более десяти часов назад.
— Думаете, они наткнулись на «чехов»?
— Вряд ли. Если бы люди Гросса напоролись на банду, то мы заметили бы их трупы — «приматы» наших не хоронят.
— Не хоронят. Но почему-то отрезают им головы, — еле слышно уточнил майор.
— Случается, — подтвердил Щербинин.
— Но кто-то из наших мог остаться в живых.
Похоже, надоедливый оперативник слегка утомил расспросами комбрига, однако, помедлив, тот все же поделился соображениями с новичком в спецоперациях:
— Тогда, имея глобальную задачу, они пытаются оторваться от преследования. Чеченцы же не станут распылять силы и оставлять тут засаду — им не ведомо, что кто-то идет по следам первого отряда.
На минуту замолчав, полковник машинально убрал в карман бинокль, по привычке почесал массивный подбородок и, уверенно завершил анализ возможных вариантов:
— Ну а ежели кто просто подорвался, и взрыв был услышан — тут уж давненько все прочесали. Так что без толку хорониться и ожидать подвоха! Подымай народ и пошли к поляне.
С этими словами он безбоязненно встал в полный рост и, закинув на плечо укороченный автомат, устало побрел к воронке. Майор подозвал бойцов, троим повелел занять позиции вокруг лужка, и побежал догонять Юрия Леонидовича. Тот тем временем уже опустился на корточки и принялся изучать многочисленные следы, оставленные на рыхлой земле чьими-то ногами. Сомов последовал его примеру — попытался тоже разобраться во множестве отпечатков, но в данной части его розыскной деятельности практики явно не хватало — ничего толкового от лицезрения истоптанной земли и примятой травы на ум не приходило. К тому же и Юрий Леонидович, заметив офицера, без дела ползающего по еще не обследованным секторам лужка, строго прикрикнул:
— А ну-ка, приятель, присядь в сторонке, не то я до конца дня не решу эту чертову шараду!
Оперативник послушно отполз в указанном направлении и устроился рядом с тремя отдыхавшими бойцами.
— Комбриг знает дело, Константин Николаевич, — успокоил старший сержант. — Будьте уверены — докопается…
И полковник докопался. Около часа он, согнувшись в три погибели, а подчас и елозя на четвереньках, кропотливо обследовал метр за метром небольшую поляну и окружавших ее кустистых зарослей. Затем поднялся, отряхнул колени камуфляжки, постоял в задумчивости у воронки, что-то просчитывая в уме и, уверенным шагом направился к спецназовцам.
— Дело происходило приблизительно так, — начал он, снова потирая ладонью нижнюю часть лица. — Двоих Торбин загодя отправил вперед — видимо, разнюхать обстановку на равнинном редколесье. Однако один из этих двоих чуть позже зачем-то возвращался к этой проплешине — отпечатки его кроссовок присыпаны землей у самого края, а потом снова ведут на юг…
Бойцы во главе с Сомовым молча внимали командиру, не сводя с него глаз.
— …Спустя какое-то время тут прошли еще двое: первый осторожничал и двигался теми дебрями. Второй же пер напролом и зацепил растяжку — его следы в аккурат здесь и обрываются. Далее… Далее на лужке и вокруг него топтался весь отряд, причем отпечатки одной пары кроссовок становятся более глубокими и четкими — очевидно этот человек уносил на спине раненного.
— Или труп, — вздохнул майор.
— Возможно и труп, — нехотя согласился Щербинин и продолжил: — Ну а затем уж на лужайке хозяйничали «черти» — неторопливо и досконально проводили осмотр места подрыва. Ушли, кстати сказать, в том же направлении, что и люди Гросса.
Спецназовцы переглянулись.
— А теперь, братцы, в дорогу. Со мной впереди пойдет Константин Николаевич.
Через пару минут вторая группа двигалась по следам отряда Торбина и сидевших у них на «хвосте» сепаратистов.
— Леонидыч… Я так понимаю… — едва поспевая за пожилым офицером, вновь завел разговор оперативник, — мне кажется, вы хотели о чем-то поговорить наедине.
Немного сбавив бешеный темп и, позволив тем самым подчиненному нагнать себя, Щербинин молвил:
— Верно, хотел. У тебя появились какие-либо соображения после осмотра поляны?
— Мне непонятно почему один из разведчиков Гросса возвращался обратно к лужку. Весьма настораживает данное обстоятельство. Уж не его ли рук дело — растяжка? Ведь насколько я помню, в отряде капитана Торбина есть профессиональный подрывник.
— Суть ты ухватил точно. И неплохой подрывник в первой группе имеется — сержант Серов.
— Вы действительно допускаете возможность чьей-то измены? Ведь все происходящее, правда с большой натяжкой, можно отнести и череде случайностей.
— Вот именно — с большой натяжкой, — проворчал комбриг и с нотками отчаяния в голосе изрек: — Страсть, как не хочется верить в предательство — всегда был уверен в наших ребятах! Но… война — это цепочка мало предсказуемых событий, подчас и вовсе не поддающихся осмыслению. На войне, брат, вообще не стоит доверять никому. Ломает она людей, понимаешь? Как щепки ломает! Сегодня ты надежный мужик, верный товарищ, герой… А завтра где-то дал слабину и все — процесс пошел. Необратимый процесс…
Во время разговора командир бригады внимательно обозревал округу и не забывал поглядывать под ноги. Скоро они без труда отыскали неглубокий овраг, где Тургеневу делали перевязку, а затем Гросс с Шипом решали дилемму кого с ним оставить. И здесь задерживаться второй отряд не стал — дорога была каждая минута. Повсюду на месте кратковременного бивака полковник находил следы чужаков — за командой Торбина упрямо шли чеченские боевики.
Группа полковника опять сорвалась в погоню и вскоре добралась до узенькой кишки изложины, петлявшей меж лесистыми холмами.
— Нет, Юрий Леонидович, я ошибался, — тяжело дыша, признался Сомов, — они тащат на себе не труп, а раненого. Там в одном месте на траве отчетливо виднелись пятна крови.
— Устал, Николаич? Говорили тебе, не надевай этот «чугунный» панцирь! Не послушал… — с нескрываемой иронией хлопнул его по титановому бронежилету Щербинин и притормозил у небольшого ответвления оврага. — А по поводу раненого… я полагал — ты пораньше догадаешься.