Николай прижался к дереву, стараясь не выдать себя случайным движением.
Нет, они не возвращались. Выждав несколько минут, он переменил позу. Жесткая кора оцарапала щеку. К дому, за которым он наблюдал, по-прежнему никто не подходил. Или он проморгал?.. Николай нервно обернулся. Чертов фонарь! Он не позволял сосредоточиться, жег затылок, вызывал необъяснимый трепет. И тени…
Они окружали его со всех сторон. Все как тогда. Атмосфера ужаса и колдовской свет, от которого невозможно отвести взор. И, освежая забытое, заныла сломанная челюсть. Николай вобрал голову в плечи и съежился. Теперь ему уже хотелось быть маленьким и незаметным. Первый из всех талантов — способность исчезнуть. В любой миг и из любой ситуации. Например, из уборной с одной-единственной уцелевшей лампой, где шестеро увечили одного. Из времени, перечеркнувшего его жизнь.
Николай провел языком по оголенным деснам. Если бы у него сохранились зубы, ему не понадобился бы нож. Разве нужен нож волку, крадущемуся к стаду? В схватке с псами ему хватает клыков. Волк ненавидит и знает, ради чего идет на риск. Николай бился за собственный рассудок…
Сверху на лоб что-то капнуло. Он испуганно вздрогнул. Подставив ладонь, жадно всмотрелся. Дождь?.. Но разве дождь не бесцветный? Влага небес не может быть темной. Он в ужасе взмахнул рукой, стряхивая кровь. Она лилась сверху уже целыми потоками. Там среди туч творилось нечто страшное. Мелькали огненные лезвия, гремели оглушительные выстрелы — кровавый ливень набирал силу. С криком спасаясь от небесной бойни, Николай бросился к подъезду, плечом распахнул дверь, ввалился в спасительную тьму. Цепко ухватившись за батарею, прислушался, как клацают немногие из уцелевших зубов. Челюсть продолжала ныть, выжимая из глаз слезы. Он чувствовал свою голову зажатой в тисках. Боль не отпускала ни на мгновение, казалось, череп вот-вот треснет. Боль… Кто выдумал это слово? Кто выдумал это страшное состояние? Николай заклинал ее ругательствами, молил растаять, уйти, но она продолжала пытать его, окутав объятиями, спеленав по рукам и ногам.
В чувство его привело фырканье двигателя. Чья-то машина остановилась у подъезда. Заставив себя отпустить трубу радиатора, Николай сунул руку в карман.
Когда дверь открылась, он уже держал нож наготове. Человек оказался в кепке, в плаще, лица его не было видно. Чертыхаясь, он стряхивал с себя дождевую воду, вытирал обувь о постеленный коврик. Дрожащей рукой Николай потянулся к вошедшему, сорвал с него кепку. Да, он не ошибся! Этого человека он помнил!
— Кто здесь? — Старый знакомый Николая всматривался в темноту перед собой, испуганно щурясь. После уличных фонарей он, вероятно, ничего не видел. — Нина, ты?
— Да, — хрипло сказал Николай. — Это я.
— Не понял. Что еще за шутки?!
Раньше, чем человек успел что-либо сделать, Николай ударил ножом. Вслепую, даже не зная, куда попадет. Всхрапнув, человек попытался ухватить его за руку, но, вырвавшись, Николай ударил повторно. Куда-то в область живота. Человек привалился к стене, медленно сполз вниз.
— Смотри на меня! — Николай порывисто склонился к лицу умирающего. — Смотри же, сволочь! Ты ведь не мог меня забыть! Не мог!..
Но глаза у человека быстро стекленели. Если он что-то и помнил, то уже не сумел бы об этом сказать.
Николай всхлипнул. Враг умер подло, в считанные секунды, не принеся ни малейшего облегчения. Суматошно опустившись на колени, он принялся вытирать нож о брюки человека. Пальцы прикоснулись к икрам покойника. Николай на мгновение замер. Все верно! Эти мускулистые ноги он помнил прекрасно! Именно они разбили ему челюсть. И они же с азартом гуляли по спине и по ребрам, топтали письма из дома, пинками сопровождали в бесконечные наряды… Стараясь больше не смотреть на лежащего, Николай двинулся к двери, чуть приоткрыв ее, выглянул наружу.
Машина, на которой приехал враг, скрылась из виду. Должно быть, он добирался сюда на такси. Дождь продолжал моросить, и тополя, превратившиеся в гигантские кисти рук, покачивались, махая вслед всему уходящему. Судорожно проглотив скопившуюся во рту горечь, Николай поднял воротник и вышел под дождь.
Отойдя на десяток-другой шагов, оглянулся.. Ему показалось, что из подъезда выпорхнуло искристое облако, покачиваясь, поплыло вверх. Навстречу ему из-за крыш выдвинулись знакомые субмарины. Они снова опоздали! Николай хрипло засмеялся. Пригнувшись, побежал через парк, не разбирая дороги, оскальзываясь в мокрой траве, петляя между деревьями.
Глава 9
Валентина разбудила до боли знакомая мелодия. Должно быть, где-то на этажах играло радио. "Утро красит нежным светом стены древнева-а Кремля!
Просыпается с рассветом вся советская земля…" Открыв глаза, он долго лежал, вспоминая, когда слышал мелодию в последний раз, а вспомнив, улыбнулся. Никогда раньше она ему не нравилась, но вот прошло время, и что-то переменилось. Должно быть, к песням детства и юности испытываешь особое снисхождение. И ничего тут не попишешь. Зыкина, Лещенко, Кобзон и даже Пахмутова — все теперь слушалось как-то иначе, сердце с легкостью откликалось на наив прошлого, на то, что когда-то казалось неискренним, откровенно заказным.
Потянувшись, Валентин сел. Солнце проникло в комнату, умудрившись превратить захламленное пространство в нечто пестрое и лучезарное. Как все-таки много зависит от того, с каким настроением встречаешь утро, с какой ноги встаешь!
Схватив полотенце, пасту и зубную щетку, он помчался в бассейн. Пробегая мимо деревянных скамеек у входа в сауну, подмигнул укутанному в простыню увальню.
Увы, в бассейне уже плескались гладкокожие русалки. Вчерашние танцовщицы отмывали ночные грехи в водах спорткомплекса «Энергия». Роль Нептуна, к удивлению Валентина, исполнял фиксатый сторож со склада. Под куполом, разрисованным гербами союзных республик, громыхал басовитый хохот, русалки нетрезво повизгивали. Валентин скользнул взглядом по разбросанным вдоль мраморного бортика трусикам и лифчикам, не задерживаясь, прошел в душевую.
Здесь оказалось тоже занято — какая-то девица, совершенно голая, разбросав по кафелю полные белые ноги, сидела под маленьким теплым водопадом и громко икала.
Валентин, поморщившись, прошел в самую дальнюю кабину. Там он с удовольствием покрутился под режущими струями, охнул, полностью отключив горячую воду и, наскоро почистив зубы, докрасна растерся полотенцем. Возвращаясь, заглянул в атлетический зал, подергал рычаги и педали силовых тренажеров, но особо утруждать себя не стал. Для кряхтения и пота час был чересчур ранний.
Однако покряхтеть все же пришлось. Карп, сторож с первого этажа, встретил его на полпути и попросил помочь. Отвертеться не удалось. В функции сторожей иногда входила и утренняя «санобработка» заведения. Начиная с десяти часов спорткомплекс переходил на легальное положение, впуская пловцов, акробатов и прочих энтузиастов, занимающихся в самых различных отделениях и секциях.
Заявлялся тренерский состав, и потихоньку подтягивались группы абонементщиков.
Таким образом, к этому часу спорткомплекс должен был иметь респектабельный вид, и голые дамы в мужских душевых, равно как и детали интима, разбросанные где попало, не должны были шокировать посетителей.
Шикнув на русалок в бассейне, они перетащили икающую красотку в женский душ, где и сдали на попечение подругам. Фиксатому дали по уху, и он вприпрыжку бросился подбирать дамское белье. Труднее пришлось с Мартынычем, человеком Малютина, ведающим бухгалтерией комплекса. Непосредственному начальнику не скажешь, что от него воняет, как от козла, а Мартыныч, будучи в подпитии, становился на редкость агрессивным. Карп получил от него оплеуху и в растерянности отступил. Рухнув на четвереньки, бухгалтер брызгал слюной и сыпал угрозами, обещая сгноить, растоптать и утопить. Никаких слов он не желал слушать.
— Чего делать-то? — Карп взглянул на напарника.
— Молчать. — Валентин наклонился к Мартынычу и тыльной стороной ладони ударил его чуть ниже уха. Бухгалтер, хрюкнув, повалился на пол.
— Ты же его убил!
— Убьешь такого кабана! Очухается, не волнуйся. Снесем в подвал, а там пусть разбираются.
— Он же потом — это!..
— Правильно. Если будешь болтать. Только ни черта он не вспомнит. А вспомнит — скажем, что упал и ударился.
На этом и порешили. Эвакуировав Мартыныча, Валентин наконец-то вернулся в каморку. И очень вовремя, потому что уже через пару минут старенький телефон взорвался хрипловатой трелью. Звонил Алоис.
— Ты будешь нужен мне, — тихо и отчетливо проговорил босс. — Завтра к трем.
Все тот же лапидарный стиль, и ни намека на панику. Валентин мысленно поаплодировал боссу. Он не сомневался, что бумаги, полученные от него неделю назад, Алоис успел изучить от корки до корки. И не только те, что касались вокзальных дел. Странно, что он не позвонил раньше. Хотя, возможно, потому и не звонил, что занимался бумагами. Было среди тех листочков кое-что интересное.
По-настоящему интересное! Еще раз мерси Юрику и его институту. БМ-2 ЕТ продавал хозяев со спокойной совестью и весьма продуктивно.
— Хорошо, к трем подойду. — Валентин спугнул усевшуюся на стол муху. — Но хочу упомянуть об одной мелочи. Вы догадываетесь, о чем я?
— Приедешь — поговорим и об этом.
— Мне не нужны слова, мне нужны документы. Весь комплект. Согласитесь, я ждал долго и терпеливо. Вспомните свое обещание.
— Я помню.
— Тогда почему бы мне не получить их завтра? Уверен, мне есть что предложить взамен.
— У тебя осталось что-то еще? Я же спрашивал тебя!
— Я ничего не утаивал. Кое-что появилось совсем недавно. Но главное — мне действительно нужны документы. Самым срочным образом.
— Что-то стряслось?
— Нет, но горячее желание стать полноправным гражданином своей родины…
— Хорошо, хорошо. Жду тебя завтра со всеми бумагами.
Положив трубку, Валентин с воплем запустил полотенцем в распахнутую сумку и не попал. Полотенце угодило в раскрывшийся дверной проем. На пороге стоял Степчик — багроволицый, с блуждающим бессмысленным взором. Для администратора бурная ночь, как видно, не завершилась по сию пору.
— Эт-т-т кто? Чапа?.. — Он икнул, тщетно пытаясь сфокусировать разбегающиеся глазки.
Третья стадия, определил Валентин, самая тяжелая, фактически — последняя перед отходом в беспамятство. Валентин брезгливо поджал губы. Ничего, кроме отвращения, главный хозяйственник спорткомплекса у него не вызывал. Длинные, зачесанные назад волосы, одутловатое лицо, в простонародье называемое ряхой, рылом или шайбой, маленькие свинячьи глазки. Все попытки администратора выглядеть мужественно завершались неудачей. Степчик был глуп, а ввести в обман окружающих, обладая подобным качеством, — вещь проблематичная. Валентин знал, что вечерами Степчик регулярно занимается на тренажерах, наращивая мускулатуру и корректируя торс, однако авторитета это ему не добавляло. Атлета Степчик по-прежнему напоминал только со спины — в профиль он был подобием обрюзгшего Наполеона. А не увольняли Степчика лишь потому, что и в мире крутых требовалась услужливая исполнительность. Умственная неполноценность сочеталась в нем с редкостной расторопностью, а большего Сулику и не требовалось. Он нуждался в преданном слуге и такового нашел в лице Степчика.
Недобро прищурившись, Валентин шагнул вперед, грубовато подтолкнул Степчика к креслу:
— Присядь, начальничек!
Администратор вяло взмахнул руками, но сопротивления не оказал. Окружающее уже не доходило до его одурманенного сознания. Валентин сгреб сидящего за ворот и остановился. Мысль, закравшаяся в голову, деловая и трезвая, напугала. Он медленно разжал пальцы. А ведь ему ничего не стоило сделать ЭТО! Валентин посмотрел в окно на колышущиеся вершины тополей, на парящую в небе голубиную стаю. Сделать так, чтобы ничего этого Степчик уже не увидел. Никогда…
Впрочем, Валентин скоро понял причину своего внезапного страха. Тот патлатый парень в светлом плаще, что выкрикнул из толпы «подонок!», был ему ненавистен не менее Степчика. Он тогда не сдержался. Как в замедленной съемке, Валентин увидел, как голова патлатого мотнулась от его удара и он, разметав полы плаща, упал на железную решетку газона. И сразу сквозь туман прорезался истошный женский крик: «Убил! Убил, гад!» Валентин тряхнул головой, избавляясь от наваждения. В кресле похрапывал, уронив голову, Степчик.
Придвинувшись к администратору, Валентин сипло приказал:
— Руки, красавчик!
Скрутив кисти сидящего веревкой, он за шиворот выволок администратора в коридор. По дороге Степчик пробовал боднуть противника, но Валентин уклонился, и лоб администратора ударил в дверной косяк. К счастью, навстречу им никто не попался. Валентин запер Степчика в одной из уборных, для верности повесил легонький замок.
Все, что он планировал на это дежурство, было выполнено. Прибравшись в каморке, Валентин оделся и, оставив сменщику записку на столе, покинул здание.
* * *
Утро на глазах теряло очарование, превращаясь в дымный прокаленный день.
Сетуя на столь невеселую метаморфозу, Валентин прошел на крытую автостоянку стадиона. Знакомый потрепанного вида «жигуленок» он рассмотрел издали. Ключи от этого старичка имелись у полутора десятка людей. В темное время суток им пользовались «бойцы». В иные часы машину брали все, кому вздумается. Штатная единица работала на износ, и Валентин был одним из многих, кто не чурался пользоваться ее услугами.
Увы, как он ни спешил, час пик все же накрыл его своей тенью. Хмуро и суетливо проснувшийся город изготавливался к восьмичасовому труду. Люди колоннами двигались по тротуарам, дороги оказались запруженными. В течение добрых пятнадцати — двадцати минут Валентин был вынужден созерцать выхлопную трубу ползущего впереди «Москвича». Метаться и обгонять кого-либо в этом плотном ревущем потоке не было ни малейшего желания.
Оставив машину неподалеку от дома, он поднялся на свой этаж и бесшумно отворил дверь. Впрочем, осторожничать не имело смысла. Дед уже проснулся. Он кашлял и крякал в ванной, бренчал тазиками, завершая утреннюю процедуру омовения холодной водой. Пользуясь моментом, Валентин завладел телефоном. Как и следовало ожидать, Юрия на рабочем месте еще не наблюдалось. Игривый женский голос поинтересовался, кто его спрашивает, и Валентин немедленно сочинил что-то про снабженцев, которые разыскивают Юрия больше недели и никак не могут найти.
Голос вежливо посочувствовал. Попрощавшись и положив трубку, Валентин вышел на лестничную площадку. Оглядевшись, сунул руку за массивную колонну мусоропровода и нащупал пакет. Наиль слово держал. Взвесив пакет на ладони, Валентин решил, что теперь Юрий нужен ему вдвойне. Все деньги хранились у приятеля, Валентин оставлял себе лишь самую малость.
Где-то наверху хлопнула дверь, по лестнице застучали каблучки.
— Привет! Валентин оторвался от перил и обернулся. Стройные ножки, короткая юбка, волосы на затылке собраны в тугой хвост — он не сразу узнал вчерашнюю гостью.
Тогда она ему показалась несколько угловатой, а вот поди ж ты — и впрямь хамелеонье племя: сегодня она была сама грация. Впрочем, если присмотреться, ножки как ножки и талия из разряда обычных. Это в кино да в книгах у авторов сплошь и рядом все от пупа да осиное, в жизни оно чуток иначе…
— Привет. — Он озадаченно улыбнулся. — По-моему, ты немножко подросла. Вот что значит хорошо питаться!
— Приглашайте чаще. — Она посмотрела на свои ноги. — А вообще-то это каблуки. Неудобно, зато красиво.
— Красиво. — Валентин кивнул. — Куда торопишься? В школу?
— К бабушке, — насмешливо произнесла она. — Пирожки вот в портфельчике несу.
Портфеля у нее не было. Кожаная сумочка с молнией — из тех, что покачиваются на каждом втором дамском плечике. Маленькие хранилища столь одинаковых секретов… Валентин неожиданно понял, что ему приятно глядеть на соседку. То есть он отметил это еще вчера, но одиночный случай еще не означает правила. И, глядя в ее задорные глаза, он впервые вдруг осознал, сколь обаятельна молодость. Собственно, дело заключалось даже не в годах. В конце концов, иные сразу рождаются стариками. Молодость — это неистребимое любопытство, это смех и большое желание жить. И все это в ней было. Энергия кипела в ней, выплескивалась наружу, и скрыть это было невозможно. Чтобы прервать затянувшуюся паузу, Валентин пробубнил: