Хотя он-то как раз правильно рассудил танкиста сколько учить надо? Отож! А нас, специалистов, причём не военного ускоренного выпуска, а полнокровного курса танкового училища, вместо пехоты в окопы. Дурость! Так что спасибо ему огромное, сообразил.
А в расположении нас снова на машины и на следующий день — на поезд. В Ленинград, на Кировский завод, новые «КВ» получать. Так что едем почти комфортно, из теплушек на народ смотрим. Страшное, я вам скажу, зрелище: беженцы бесконечной чередой, колонны солдат, истребительные отряды на мостах.
И налёты. Пока от фронта не отъехали — раз по десять-пятнадцать за день из вагонов прыгали, нескольких ребят прямо возле насыпи похоронили. Меня Бог миловал — может, посчитал, что мне пока землянки с гранатами с лишком хватит, а может… нет, не буду задумываться, а то и жить не захочется.
И вот еще что страшно на каждой станции беженцы в вагоны рвутся, НКВДэшники и охрана их отгонять не успевают. Лезут все подряд, но я их понимаю: кому же охота под врагом оставаться Всякого насмотрелся, пока по тылам немецким шёл…
Но иногда и откровенная мразь в пути попадалась. Раз стоим где-то под Лугой, вдруг слышим — шум, крики. Бежит один фраер. В пиджачке кургузом, в кепочке, фиксой золотой сверкает. А в руке — нож. Финка, лезвие ещё такое хищное. Не понял вначале, что эшелон воинский, и к нам в теплушку с разбега вскочил. А как разобрался, сразу этим пером дневального в спину. И назад. Далеко, правда, не ушёл успел я ему свою «камбалку» знаменитую в спину вогнать…
Тут и милиция подбежала. Оказывается, какой-то «блатной», и немалой иерархии у них. Мне начальник уголовного розыска даже благодарность объявил. Ну, а от Луги до Ленинграда — совсем рядом, шесть часов на поезде. Почему так долго? Так все пути составами забиты, да и бомбёжки тоже своё дело делают, так что это еще и не долго.
Добрались, наконец. В городе нас прямо на вокзале в грузовики — и на Кировский. Новенькие танки получили, на платформы загнали и без задержек — обратно. Танки отдельно, мы в теплушках. Едем — и прямо в дороге танки до ума доводим. Да нет, какой саботаж, просто обычная военная спешка там болтик не до конца завернули, тут рацию забыли подключить. Да и дорога быстрее движется, когда делом занят.
Ночью паровоз шурует, только искры из трубы летят, а днём где-нибудь на полустанке становимся, сети маскировочные натягиваем, и начинается ПХД, парко-хозяйственный день по-нашему, по-военному.
Крутим, чистим, проверяем. Чтобы сразу с платформ — в бой. Чтобы — смерть фашистам! Ну, а кроме всего прочего, ещё и учимся владеть новыми машинами. У нас ведь как? Половина на «Т-26» обучена, кое-кто — как я, например — с двадцать восьмых пересажены. Ну а остальные — и того хуже с плавающих «Т-37» да «Т-40» направлены.
По пути и по подразделениям разобрались. Командир наш комбриг Григорьев. Почему комбриг? А его из лагеря только перед самой войной выпустили, оправдали. Так что он даже переаттестацию пройти не успел, как война началась. Но мужик — грамотнейший! С Тухачевским не раз по поводу идиотизма маршальского спорил, за что и пострадал — успел тот, сволочь, донос написать. А теперь разобрались, что не виноват, вот и оправдали полностью.
Так вот, он мне начальником штаба предлагал стать, но я отказался. Не моё это дело бумажки перебирать, уж лучше я с ребятами, под бронёй. Тогда он мне опять батальон дал, только первый на этот раз. И машинку я сразу себе присмотрел, ещё на заводе. Отошёл, извиняюсь, отлить, да заплутал. И попал на задний двор, где образцы новой техники стоят.
Меня, конечно, охрана сразу за жабры — ходи сюда! Ну, разобрались, слава Богу. А я как его, танк мой будущий, увидел, так и ахнул обычный вроде «КВ», только пушечка у него того, нестандартная. «Эф-34». Их там всего два стояло, ну я один и выпросил…
Так что, держитесь, фрицы, русские идут! Поскольку агрегат сей не в пример мощнее обычной «Эльки», что на остальных машинах стоит. Ну, а снаряды всегда найти можно…
В общем, едем и думаем, куда попадём. Бои везде страшные идут, в сводках каждый день только и слышно оставили один город, отошли от другого. Ломит немец со страшной силой, ни секунды передышки не даёт, чтобы задержать его, отдышаться да в ответ ударить. А состав, чем ближе к фронту, тем медленнее ползёт… С начала войны уже почти месяц, а я только два дня и воевал…
И, главное, куда едем непонятно — сведений-то никаких. Это уже потом выяснилось, что направили нас, согласно директиве Верховного Главнокомандующего от 14.08.1941, в распоряжение вновь образованного Фронта резервных армий под командованием генерала Богданова.
Но, как бы ни было, добрались, 16-ого в Ельню прибыли. Прибытие нам всем очень даже хорошо запомнилось, поскольку выгружали нас под бомбёжкой. Немец тогда к Смоленску изо всех сил рвался, вот и старался, бомб не жалел.
Одним словом, прибыли мы с почетным эскортом и салютом сверху «юнкерсы» и «хейнкели» бомбят, снизу зенитки и пулемёты захлёбываются. Только нам не до того было, нам главное эшелон успеть разгрузить, танки не потерять… Удалось! Только две машины потеряли, прямое попадание, тут уж ничего не поделаешь…
Прямо с вокзала рванули через весь город в леса, где нам район дислокации отвели. И только на месте нам приказ о создании Можайской линии обороны и зачитали. Давно я ничего подобного не видел: столько народу и техники согнали!
Сами посудите: раньше одна, максимум две свежие дивизии придут — их сразу в бой! Не разбирая, стоит ли их вообще туда посылать, и есть ли в этом смысл? Без авиационного прикрытия, без артподготовки, цепями на пулемёты или под гусеницы. Доходило ведь до того, что солдатики на танки в рукопашную шли! Мне один лейтенант пехотный рассказывал, как их с полком послали немцев задержать, и даже гранат не дали. И чем им фашистов останавливать? На штыки панцеры нанизывать? Или прикладами глушить?
Хорошо, командир их с испанским опытом оказался! Послал ребят на местную нефтебазу и стекольный завод. Привезли ему бензина, бутылок пустых несколько грузовиков. Только так и выполнили приказ: в бутылки бензин разливали, да этой стеклянной «артиллерией» танки останавливали.
А сколько народу положили… Лейтенант сказал, что за каждый подбитый танк взвод пехоты свои жизни отдавал… Идиотизм… Ничему наших командиров Финская не научила!
А я вот кое-что понял, не зря меня батя дрессировал, стараюсь с умом воевать. Потому и с командиром своего первого полка общего языка не нашёл, ершистый больно был. И комиссар наш в особый отдел всё время на меня капал, потому и косился на меня Моисей, царствие ему небесное. Всё-таки, хороший он мужик был…
Ну да ничего, война сейчас всё по своим местам расставит, всю накипь смоет. Только сколько придётся за это народа положить! Ведь не бывало ещё в истории такого нашествия — если с чем и сравнивать, так только с татарским игом, что на триста лет нас назад в развитии откинуло. Зато уж за годы Советской власти мы не только всё это отставание ликвидировали, но и вперёд ушли! Так что не победить нас фашистам. Сначала остановим, потом назад попятим, ну а там, глядишь, и до Берлина доберемся…
* * *
Вечер. Уставшие за день как собаки, укладываемся спать. В землянке нас четверо, почти весь батальонный штаб за исключением политрука и особиста. Они в отдельной землянке, братья как-никак. Серьёзно! Родные братья!
Ну, а я обитаю вместе с начальником штаба батальона и заместителем по тылу. Старший лейтенант Пильков и лейтенант Бабкин. Хорошие ребята, молодые, правда. Старший лейтенант с Кавказа переведён, лейтенант — прямо из училища. Говорит, только документы получили, а на следующий день — война…
Ну да, ничего, оботрутся. На войне это быстро. Да я ним, в принципе, претензий-то и не имею: всё, что положено, вовремя делается. Бойцы сыты, боеприпасы и ГСМ — по норме и даже сверх того. Так что дождёмся боя, если переживут — значит, будут воевать, как положено.
А пока Бабкин лежит на нарах и слегка похрапывает — умаялся, бедняга. Пильков не спит, пишет жене письмо. Она у него москвичка, так что парню повезло. Говорит, ездил в отпуск и познакомился. Только расписались, как его на Кавказ отправили, а она институт заканчивала, поэтому он её с собой брать не стал. Хвастался, фотокарточку показывал. А что, ничего… Глаза огромные, худенькая, стрижечка короткая, комсомольская. Симпатичная.
А мне и показать некого. Таня погибла, главное, не пойму, как она там вообще оказалась?! Наверное, эвакуироваться решила да не успела далеко отъехать. Хотя… я же её с нашими отправлял, они на грузовиках должны были ехать до станции, а там организованно отправлены военным комендантом. Выходит, что и остальные тоже ТАМ?!
Достаю из трофейной сумки папиросы и лезу за спичками. Предательски подрагивающая рука натыкается на фотографию обер-гефрайтора. Машинально извлекаю карточку и рассматриваю при свете «летучей мыши». Кто ты? Что тебе понадобилось здесь, в моей стране?
— Ой, товарищ капитан, какая красивая! Это ваша невеста?
Молча убираю карточку обратно. Но Пильков не отстаёт:
— Честное слово! Очень красивая, вам повезло!
Эх, парень, знал бы ты, КТО она такая… Ладно, пусть считает невестой, так проще. Но Богом клянусь: если не убьют, если до Германии дойду — зайду к тебе в гости на Фридрихштрассе, дом 7276, город Эберсвальде, обер-гефрайтер Бригитта Вайс! Зайду и спрошу, что ты у нас забыла и чего ты искала на моей Родине…
— Пильков!
— Я, товарищ капитан.
— Ты вроде немецкий знаешь неплохо?
— Так точно, товарищ капитан. Закончил иняз на гражданке.
— Так ты что, не кадровый?
— Почему, товарищ капитан? Кадровый. Сначала университет закончил, потом в училище пошёл, так что кадровый. А что?
— Кадровый… Хм. Ладно, слушай, Пильков, натаскаешь меня по языку противника?
— Так точно, товарищ капитан! Когда начнём?
— Да прямо сейчас и начнём, пока Гена спит…
Глава 14
— Столяров, собирайся! Тебя комполка с вещами требует!
Не понял? К командиру части, да ещё с вещами? Непонятно. Ладно, беру свой тощий вещмешок, пилотку на голову, сапоги посмотрел, вроде чистые. Иду. Время уже двадцать один ноль-ноль, темнеет. У землянки часовой, как положено.
— Стой, кто идёт?
— «Тайга».
— «Тарнополь». Вы, товарищ старший лейтенант?
— Я.
— Проходите, вас уже ждут.
Пожав плечами, вхожу. В землянке — накурено, дым столбом, хоть топор вешай. Вытягиваюсь, кидаю руку к козырьку, а сам смотрю, кто есть из начальства. А все, собственно, и есть. Командир полка Забивалов, туча тучей. Новоназначенный начальник особого отдела Таругин, бывший следователь. Комиссар наш, Штокман, и ещё двое. Незнакомые. Один наш, в смысле, летун, две шпалы в петлицах, второй в кожанке, но фуражка с малиновым околышем. Осмотрелся я, честь отдал и докладываю:
— Старший лейтенант Столяров по вашему приказанию прибыл, товарищ полковник.
Главный наш смотрит на меня исподлобья, потом кивает в сторону незнакомого НКВДэшника:
— Это майор Чебатурин из особого отдела фронта. По твою душу прибыл.
Майор внимательно смотрит на меня. Затем улыбается:
— Здравствуйте, товарищ старший лейтенант. Я вот по какому вопросу — вы тут намедни отличились, прибыли на немецком трофейном бомбардировщике. «Хе-111», кажется?
— Так точно, товарищ майор!
— Выяснилось, что самолёт этот не совсем обычный, товарищ Столяров. Стоят на нём не только моторы новой модификации, но и прицел бомбовый последнего образца. Так что, поскольку вы его сюда сумели доставить, то и дальше сможете…
Тут я смекаю, что не всё так плохо, как поначалу показалось, и слегка расслабляюсь:
— Дальше, это куда?
— В Горький, товарищ Столяров. А сопровождать вас будут, чтобы по дороге не сбили случайно, истребители подполковника Уварова. Всё понятно?
— Так точно, товарищ майор.
— Вопросы есть, товарищ старший лейтенант?
— Так точно. Даже два.
Нахмурился малиновый околыш — не ожидал — потом всё-таки кивнул:
— Спрашивайте.
— Вопрос первый, когда летим. Вопрос второй — стрелком со мной кто пойдёт?
Оттаял. И тоже расслабился. Вопросы-то по существу, не подкопаешься.
— Летим утром. В шесть ноль-ноль вылет. А стрелок зачем?
— Так сами говорите, на всякий случай, товарищ майор!
— Действительно.
И командиру полка:
— Вы, товарищ Забивалов, машину к утру подготовьте. Залейте полностью, патроны для пулемётов вам подвезут. А стрелка, — это уже мне, — я вам предоставлю. Отдыхайте. Вон на улице грузовик стоит. Так вот, отдыхайте в кузове.
Отдал я честь по-новой и пошёл, куда сказано. Грузовик тентованый, внутри стоит обычная армейская койка. С матрасом, подушкой, одеялом. И чего было городуху городить? Все же свои, ну кому какое дело, что я этот «Хейнкель» куда-то гоню? Ещё и часового догадались поставить, совсем кино устроили…
С этими мыслями я засыпаю. Утром меня будят, очень тихо и очень аккуратно. В командирской землянке стоит завтрак. Поскольку он невиданно плотный, я соображаю, что лететь далеко и долго, поэтому впихиваю в себя всё. Запиваю горячим крепким чаем, какао давно нет.
Самолет уже практически готов к вылету. Возле него собралось всё начальство, нет только сопровождающего.
— Товарищ Столяров, вот ваш бортстрелок.
Поворачиваюсь — мамочка моя! Это что, шутка? Передо мной стоит немаленьких размеров девица моего возраста. Нет, всё честь по чести форма НКВД, петлицы сержанта, пилотка, галифе. Но женщина в самолёте, что на корабле…
— А мужика найти не могли?
— Приказы начальства не обсуждаются, товарищ старший лейтенант.
Тут на меня два чёрных глаза так сверкнули, что мне и говорить-то расхотелось — похоже, нажил я себе врага на всю оставшуюся жизнь. Ну да ничего, один перелёт вытерпеть можно…
Дамочка лезет в кабину, я следом, на своё пилотское место. Механики подтаскивают специально изготовленную стремянку и с молодецкими посвистами начинают раскручивать винты. Включаю питание. Ого! Кто-то постарался, и когда успели только! Под всеми приборами аккуратно приклеены бумажки с их названием на русском языке. Одеваю гарнитуру, включаю тумблер.
— Эй, стрелок, готов?
В ответ тишина. Поворачиваю голову и натыкаюсь на ненавидящий взгляд.
— Когда я спрашиваю, надо отвечать! Готов к полёту?
Она нехотя разжимает губы:
— Готова.
Отворачивается, начинает демонстративно проверять оружие. И то ладно, пусть хоть чем-то займется… Между тем стартёр набрал обороты. Контакт! Тресь! Механики кубарем валятся с лестницы, отчаянно чихая от едкого дыма и матерясь. Один из них поднимается с земли и торопливо захлопывает лючок. Затем процедура повторяется. Машет флажками дежурный. Качаю рулями — вроде всё нормально. Отпускаю тормоза и потихоньку выруливаю на полосу.
Роса, обильно выпавшая на поле, вздымается настоящим водяным вихрем. Из-за леса вылетает тройка «И-16», ведущий качает крыльями. Полный газ! Тяжёлый бомбардировщик на удивление легко разгоняется, буквально через десять метров вздёргивает округлый хвост. Ещё немного и он отрывается от земли и плавно ползёт вверх. Беру курс на Восток, «ишачки» пристраиваются по бокам и сзади. Всё, полетели…
* * *
…Нет ничего скучнее, чем просто идти по маршруту. От ориентира к ориентиру, от приметного изгиба речки к одиноко стоящей колокольне. Мой стрелок молчит, словно набрал в рот воды. Немудрено, так обидел девицу!
Замечаю в зеркальце заднего вида, как она возится с турелью, гоняя её из угла в угол. Задний истребитель внезапно выходит крыльями и пилот показывает знаками, что пора идти на снижение. Сказано — сделано. Опять неприметный лесной аэродром.
Короткий отдых, пока все машины вновь заправляют. Снова процедура запуска, взлёт. Томительно ползёт время, внизу проплывают чёткие квадраты полей, неровные пятна лугов, иногда извилистой полоской вьётся речушка.
Местные водоёмы у меня всегда вызывали только смех. Назовут какую-нибудь вонючку гордым именем реки, они бы нашу Тулому видели, или родную Уру во время прилива. Вот там — река. А это так, ручейки дистрофического вида…
Города стараемся оставлять в стороне. На всякий случай, мало ли чего… Вновь посадка, кроме дозаправки и осмотра — обед. Это приятно. Макароны по-флотски и щи с говядиной. Возле трофейного «Хейнкеля» целая куча аэродромного народа. Все с жадностью осматривают, задают вопросы, а что я могу ответить, если толком сам ничего не знаю? Да, летит. Довольно шустро. Разбег маленький. Скороподъёмность для бомбардировщика приличная. Вооружение? Спарка сзади, один спереди. Очень послушный и, по-видимому, вёрткий. Рычагов слушается отлично. Бустерные усилители на рулях. На этом всё, что я могу рассказать, и заканчивается. Впрочем, град вопросов и так быстро стихает, когда появляется мой стрелок. Не любят у нас НКВД. Взлёт. Дальше…