Скоро слайд был готов. Фаготин запихнул его еще сырым в рамочку для проекции.
— Значит, берем всю эту красоту и идем смотреть кино.
— Пошли. — Турецкий подхватил бутылки и стаканы, а Фаготин тарелки.
Они расположились в маленькой комнатке, где перед небольшим экраном стояли два автоматических слайдпроектора.
Фаготин вывел на экран изображение пули, которой был убит Варганов, зарядил стопку слайдов в другой проектор и, взяв с него пульт, уселся за маленький столик рядом с Турецким.
— Ну погнали наши городских? — сказал следователь.
— Он сказал «поехали», он взбрыкнул ногой, — пропел эксперт и нажал на кнопку.
Перед глазами Турецкого замелькали изображения совершенно одинаковых, на его взгляд, стреляных пуль. Фаготин смотрел на экран с азартом футбольного болельщика и нажимал на кнопку пульта с такой силой, что Александр всерьез опасался за его сохранность.
— Расслабься, Мишель! Выпей, закуси. — Турецкий протянул эксперту стакан.
— Судя по всему, оружие было короткоствольным, понимаешь? — Фаготин залпом выпил коньяк. — Видишь, ствол «нарезан» чаще, чем обычно. Пуля получает более сильное вращение. Улучшается точность попадания.
— Но все равно стреляли с близкого расстояния? — спросил Турецкий.
— Да, и раз никто не слышал выстрела, значит, был мощный глушитель. «Съесть» звук карабинного патрона не так просто. Убийца ведь был совсем рядом.
— Насколько? — уточнил следователь.
— Трудно сказать. Нужно точно установить тип оружия, — объяснил Фаготин.
— А это что такое? — удивился Турецкий.
На экране появилась фотография человеческой головы, развороченной пулей.
— Вот гаденыш! — воскликнул Фаготин и принялся яростно нажимать кнопку пульта.
Одна кровавая картинка сменяла другую. Все слайды были цветными, и на несколько секунд лица следователя и эксперта стали красными. Наконец рядом со статичной картинкой вновь возник слайд с пулей.
— Понимаешь, есть тут один патологический анатом. — Фаготин потер пальцами глаза и продолжил: — Он считает меня изнеженным интеллигентом и постоянно подсовывает всякие свои, расчлененки. Шутки у него такие. А я правда крови не терплю.
Фаготин виновато посмотрел на Турецкого.
— Ну ты же баллист. Не обязан в трупах ковыряться.
— Ты тоже думаешь, что я не знаю, что такое смерть? Что для меня люди похожи на того человечка в компьютере?
— Конечно нет. Просто у вас разные задачи.
Турецкий разлил остатки коньяка по стаканам.
Фаготин обиженно сопел и жевал шоколад.
— Смотри-ка, по-моему, очень похоже, — сказал Турецкий, указывая стаканом на экран.
— Да что ты понимаешь! — Фаготин залпом осушил стакан. — «Похоже»! «По-моему»! — передразнил он следователя и уставился на экран.
— Ладно, действительно похоже, — нехотя согласился эксперт. — Номер восемьсот двадцать шесть. Запомни. Давай дальше.
Они просмотрели еще полсотни слайдов, но ничего более схожего с пулей, которую принес Турецкий, обнаружить не удалось.
Фаготин выключил проекторы и вместе со следователем вернулся в свой кабинет. На экране монитора цветные пунктиры пробивали тело жертвы.
— Пусть работает, — сказал эксперт. — Я в старый архив, загляну.
Он открыл пыльный шкаф и вытащил оттуда толстый фолиант в обложке из серого картона и положил на стол.
— Вот нашел, — сказал он, пролистав несколько страниц. — Экспериментальная модель. Короткоствольная автоматическая винтовка для спецподразделений. Снабжена оптическим прицелом и штатным глушителем. Складной приклад. Длина в боевом состоянии восемьдесят сантиметров, со сложенным прикладом и свинченным глушителем — пятьдесят сантиметров. У нас только образец пули, — закончил Фаготин и посмотрел на Турецкого.
— Такую малютку куда хочешь пронести можно.
— Да, очередной подарок тульских левшей. Пока все ищут стрелка на расстоянии выстрела обычной снайперской винтовки, он спокойно орудует внутри зоны поисков, — пояснил эксперт.
— Ясно. Ты мне очень помог, спасибо, друг, — молвил Турецкий.
— Рад стараться, ваше прокурорское благородие! — Фаготин неумело вытянулся во фрунт.
— Вольно, твое экспертное преподобие. Где у тебя телефон?
Фаготин отрыл аппарат из-под горы бумаг, а сам углубился в изучение сведений об экспериментальной модели.
Турецкий позвонил знакомому из ФСБ. Он попросил его о встрече и консультации. Тот согласился и назначил встречу на завтрашнее утро.
— Сделаешь мне копию своих документов? — Следователь обратился к Фаготину, положив трубку.
— Само собой. Когда это нужно?
— Давай к завтрашнему утру, часам к одиннадцати. И изложи свои соображения по поводу блика на лице жертвы, — попросил Турецкий.
— А у меня нет пока никаких соображений, — признался Фаготин.
— Но до утра же могут появиться?
— Возможно. Инквизитор! — повысил голос эксперт.
— Ладно тебе. Ты же знаешь, за мной не заржавеет.
— Знаю, — махнул рукой Фаготин. — Иди уже. Мне надо подумать.
Повторную встречу майор ФСБ Торяник назначил Турецкому на вечер того же дня, в который получил материалы, составленные Фаготиным.
«Молодец все-таки Гордеев, — думал следователь, подходя к дверям ресторана «Шеш-беш» на Пятницкой. — Если бы не он, я бы и внимания не обратил на показания испуганного репортера. Солнечный зайчик на лице жертвы… Чушь романтическая! А оказалось, все не так-то просто».
Турецкий оглядел полутемный зал с низкими потолками и заметил Торяника, сидевшего за столиком в самом центре.
— Здравствуйте, Александр Борисович. — Майор протянул руку.
Следователь пожал ее и молча сел напротив.
— Я просмотрел ваши бумаги, — тихо произнес Торяник. — Там изложены очень интересные факты.
— Вы можете что-нибудь добавить? — с нетерпением спросил Турецкий.
— Могу, конечно. Закажите что-нибудь, а то на нас официанты уже косятся.
Турецкий заказал, как всегда, кофе по-турецки, купил втридорога пачку сигарет, и навязчивый персонал оставил их в покое.
— Значит, так, первое и самое важное. Для вас. Некоторые люди из нашей конторы живо интересуются ходом расследования и вашей персоной — в частности.
Турецкий отхлебнул обжигающего кофе и посмотрел в глаза собеседнику.
— Нет, это была не наша акция, — майор спокойно выдержал взгляд. — Но, видимо, человек, убравший Варганова, имеет, скажем так, знакомых среди больших чинов.
— А что это за человек? — осведомился Турецкий.
— Этого я вам сказать не могу. Не знаю. — На этот раз Торяник смотрел мимо лица следователя.
— Хорошо, я понял. Что еще?
— Теперь об оружии. Таких винтовок выпушено всего пятнадцать штук. Это было в начале девяностых.
Первые испытания прошли как раз в канун приснопамятной встречи в Беловежской пуще.
— Как интересно. Пятнадцать винтовок — пятнадцать лидеров союзных республик…
— Это простое совпадение, — перебил Турецкого майор. — В общем, Союз распался, начались всякие пертурбации. Сменилось руководство заводом, да и страной правили уже другие. Короче говоря, когда про винтовки вспомнили, оказалось, что вся экспериментальная партия исчезла. Вместе с технической документацией.
— Ловко. И что, искать не пытались? — удивился Турецкий.
— Нет. Дело замяли. И потом, на территории России это оружие не применялось. До вчерашнего дня, — сыпал информацией майор.
— На территории России? А за границей?
— Недавно в Берлине для устранения двух коммерсантов русского происхождения, возможно, применялось подобное оружие. Это последнее, что я имею вам сообщить, — подытожил майор.
— А по поводу светового блика на лице жертвы? — не унимался Турецкий.
Майор пожал плечами и допил остатки пива из высокого стакана.
— Возможно, ошибка в конструкции прицела. А может, просто случайное обстоятельство, которое вывело вас на нужный след. Провидение, так сказать.
— Бумаги вы мне вернете? — спросил следователь.
— Они на стуле рядом с вами. Постарайтесь забрать их незаметно, — попросил майор.
Турецкий поднялся из-за стола, протянул Торянику руку и неловко просыпал бумаги из своей папки.
Они разлетелись по столу и вокруг него. Следователь быстро собрал их, заодно прихватив и листы со стула.
Торяник с одобрением посмотрел на Турецкого. Они пожали друг другу руки, и следователь незаметно покинул зал ресторана.
Весь следующий день Александр Борисович потратил на то, чтобы через Интерпол снестись с полицией Германии и получить разрешение на встречу с берлинскими коллегами. К вечеру было дано добро. Турецкий понимал, что от быстроты его действий сейчас зависит сама возможность раскрытия заказного убийства. Расследование таких преступлений редко приводит к положительному результату. Но в данном случае имелись все предпосылки для того, чтобы завершить дело как минимум поимкой исполнителя.
Перед отъездом Турецкий позвонил Гордееву и попросил отвезти в аэропорт. Юрий заехал за ним в точно назначенное время.
Машина адвоката неслась по дороге в Шереметьево. Турецкий дремал на переднем сиденье. За последние два дня ему удалось поспать не больше шести часов, и сейчас он намеревался наверстать упущенное. Но сначала ему надо поговорить с Гордеевым. Александр Борисович с трудом разлепил смыкающиеся веки, потер пальцами глаза.
— Значит, так, господин адвокат, — сказал он. — Я, собственно, почему попросил тебя приехать? Чтобы предупредить о возможной опасности.
Гордеев мельком взглянул на следователя и вновь перевел взгляд на дорогу.
— Ну к этому нам не привыкать. Однако какие могут быть опасности, когда моего подзащитного уже убрали?
— Это даже не опасность еще. Просто мне стало известно, что убийцы Варганова следят за ходом расследования. Пока что мы их опережаем. Это хорошо. Но с другой стороны, они могут запаниковать и начать устранять свидетелей. Всех.
— Что-то мне в это не верится, — покачал головой Гордеев, спокойно ведя машину по Ленинградскому шоссе, — им бы сейчас притаиться, вместо того чтобы за свидетелями охотиться.
— У меня есть основания так считать. И ты, и Лиза Варганова не последние в списке свидетелей. Конечно, я думаю, что до такой бойни дело не дойдет…
— Спасибо, утешил! Особенно обнадеживает слово «бойня», — взорвался Гордеев.
— Ну извини, это у меня от недосыпа. Старею, наверное. Короче говоря, я советую тебе быть настороже, — предупредил Турецкий.
— Я понял. Ты когда вернешься?
— Надеюсь, что удастся все сделать за сутки. Или даже быстрее.
— Я не смогу тебя встретить. Завтра похороны Варганова… — напомнил Гордеев.
— Встретят кому надо, не переживай.
Машина подкатила к зданию аэровокзала. Турецкий забрал спортивную сумку с заднего сиденья.
— Дальше меня не провожай. Вылет через полчаса. И погода вроде вполне приличная.
— Счастливо! — Гордеев пожал руку Александра Борисовича, перегнувшись через сиденье.
Он проводил Турецкого взглядом до стеклянных дверей. Понаблюдал за движением людей внутри огромного «аквариума» аэровокзала и тронул машину с места. Следом за ним от стоянки рванула черная иномарка.
Берлин встретил Турецкого нудным зимним дождем и плюсовой температурой. В аэропорту следователя из России встречал представитель Интерпола — сорокалетний немец с говорящей фамилией Штазиманн. Он довольно прилично понимал по-русски, потому что был из восточных немцев.
Штазиманн и Турецкий расположились на заднем сиденье «фольксвагена».
— Герр Линдеманн примет меня? — спросил Александр Борисович, когда машина отъехала от аэропорта.
— Да. Он вас ждет, — кивнул интерполовец.
— Он знает, что меня интересует?
Штазиманн на этот раз лишь кивнул в ответ.
— Я получу всю необходимую информацию? — Турецкого начало злить высокомерное молчание немца.
— Я не могу знать. Это решает сам господин Линдеманн.
Турецкий отвернулся и уставился в окно. Скоро машина въехала в черту города.
— Далеко еще? — спросил Турецкий.
— Нет, не очень. Это в центре.
— Надо бы поскорее решить вопросы. У меня заказан билет на завтрашний самолет. Я должен либо снять заказ, либо выкупить билет.
— Вы снимете, — уверенно сказал немец.
— Почему? — удивился Турецкий.
— Вы гость германских властей. Все русские любят халву.
— Какую халву? — переспросил следователь и тут же до боли сжал кулаки, глядя на ехидно ухмыляющегося немца.
— Я хотел сказать — хальяву…
— Вы хотели сказать — халяву… — тихо произнес Турецкий.
— Именно так, — разулыбался Штазиманн.
Турецкий ничего не ответил. Да и не было никакого смысла спорить с этим фрицем…
Машина проезжала мимо Трептов-парка.
— Иногда мы предпочитаем платить дорогую цену. — Турецкий указал взглядом на огромную статую солдата. — А потом дарить оплаченное побежденным.
Штазиманн мельком взглянул в окно, что-то буркнул себе под нос и уставился в затылок водителя.
«Молодец, Турецкий! Срезал колбасника», — похвалил сам себя следователь и, пряча улыбку, отвернулся к окну.
Тиль Линдеманн, шеф криминальной полиции Берлина, принял гостя из России радушно. Его секретарша подала кофе на маленький столик у окна. Сюда же были доставлены две тонюсенькие оранжевые папки, уголовные дела по двум убийствам.
«Немного они наработали за два месяца!» — с неодобрением подумал Турецкий, разглядывая папки, лежащие на середине стола.
— Это все материалы? — спросил он у Штазиманна, который исполнял на переговорах роль посредника и переводчика.
Линдеманн, выслушав толмача, посмотрел на Турецкого и утвердительно кивнул. А потом произнес еще несколько фраз. Александр Борисович в ожидании перевода не спеша смаковал прекрасный кофе.
— Герр Линдеманн говорит, что такие дела очень сложно раскрыть. Говорит, что убитые были компаньонами и их смерть имеет связь с коммерцией.
— А чем они занимались?
— Импорт в Германию и Австрию русской водки, — перевел ответ полицейского Штазиманн.
Турецкий присвистнул. «Опять водка… Может быть, просто совпадение? Если я поделюсь с немцами своими мыслями, они наверняка скажут: там, где русские, — обязательно водка. Поэтому лучше промолчать».
— Герр Линдеманн говорит, что начала этих убийств нужно искать в России, — продолжал переводчик.
— Это понятно. Но что-нибудь конкретное выяснить удалось? Или расследование не проводилось вообще, в силу национальной принадлежности жертв?
Турецкому показалось, что в глубине белесых глаз шефа берлинской полиции промелькнул гнев, как-будто он понял вопрос без перевода. Но это длилось долю секунды. А затем Линдеманн, доброжелательно и выжидающе улыбаясь, вальяжно вытянулся в кресле и поглядел на Штазиманна.
— Я не буду переводить этот вопрос, — сказал тот. — В нем много эмоций и мало ума. Вы получите вред.
— Первый раз слышу, чтобы переводчик переводил вопросы по собственному выбору, — заметил Турецкий.
— Я не просто переводчик, — сухо возразил Штазиманн, — я есть участник процесса.
— Хорошо, — согласился Турецкий, которому меньше всего хотелось дискутировать с немцами. — Сформулируем иначе. Что удалось узнать берлинской полиции об убийстве?
— Герр Линдеманн говорит, что убийства совершены одним человеком, — переводил ответ Штазиманн. — Из одного и того же ружья. На это есть улики, пули. И еще одинаковые раны…
Штазиманн замялся, не зная, как перевести трудную фразу, и просто показал пальцем на свой глаз.
— Пули попали в глазницу? — Турецкий подался вперед.
— Да, абсолютно, — кивнул переводчик.
— Отлично! Это просто здорово! — Турецкий вскочил с кресла. — А контакты?! Спросите! Они не пытались отследить контакты этих коммерсантов, хотя бы незадолго до убийства.
Линдеманн наблюдал за гостем из России с улыбкой, на переводчика даже не смотрел. Услышав вопрос, взял одну из папок, пролистал ее и ткнул пальцем в один из отпечатанных на машинке абзацев.
— За три дня до смерти Ковальчук и Андросов встречались в Бонне с двумя близнецами, приехавшими из России, — читал и переводил интерполовец. — Встреча эта оказалась зафиксированной в полицейском протоколе, потому что в ресторане между ними произошла драка.