— Вы так хорошо в этом разбираетесь, — Аня нервно водила пальцем по краю чашки с остывшим чаем. Она его так и не выпила. Просидела все время с открытым ртом, пока Брежнев выкладывался перед ней, как перед тысячной аудиторией. Но сейчас она внезапно почувствовала, что момент пришел. — А генетическую экспертизу сделать вы бы могли?
— Что? — он как будто свалился на землю из своего парения. Наклонил голову набок, словно плохо расслышал. — Какую экспертизу?
— Генетическую, — прошептала Аня, испугавшись его реакции. — Чтобы знать… Наверняка.
— У тебя какие-то сомнения? — спросил он, подойдя поближе и пристально заглядывая ей в глаза. Потом, похоже, прочитал в них ответ и переспросил. — Да?
— Я не знаю… Но хотелось бы узнать точно.
— Процедура установления отцовства, Анечка, не дает удовлетворительного результата. Если отцовство исключается — гарантия сто процентов. Но обычный ответ — отцовство не исключается. Это значит, что человек может быть отцом. А может и не быть. Очень раздражающий ответ. Но если тебе это необходимо, я могу сделать это сам. Правда, придется сдавать кровь. Тебя это не пугает?
— Нет. Не пугает, — ответила Аня с пионерской готовностью. — Кому сдавать?
— Да можно прямо мне. — Но потом он задумался и сказал. — Нет. Пожалуй, сам я этого делать не стану. Попрошу в лаборатории. Результат ты узнаешь сама. Мне это, Анечка, совершенно безразлично!
Часть четвертая
НОША ХРИСТОФОРА
Глава 19
— …Оставайтесь с Богом, ваши милости, и скажите герцогу, что голышом я родился, голышом весь свой век прожить ухитрился: я хочу сказать, что вступил в должность губернатора без гроша в кармане и без гроша с нее ухожу.…
Аня смотрела на свои новенькие права и не верила, что теперь она может садиться в свою машину и ехать куда угодно, главное не очень быстро.
Они достались ей легко. А потому не верилось в их реальность. Но желание их получить во что бы то ни стало она почувствовала еще тогда, когда встретилась в электричке с Риткой.
Аня тогда возвращалась от родителей после эвакуации Светы Перейкиной. Они с Риткой случайно встретились на платформе. И бросились друг другу на шею. Восторги были искренними. Ритка была ее подругой детства. Настолько близкой, что и предположить было сложно, что однажды наступит день, когда они больше не будут встречаться каждый день и рассказывать друг другу все.
Аня уехала в город. Поступила на журфак. Вышла замуж раз. Вышла замуж другой. Ритку видела мельком, когда приезжала к родителям. Да и говорить им было как-то не о чем. Аня уже не помнила, на чем они остановились. А начинать вдруг с середины ее городской жизни не имело смысла. Все равно пришлось бы вытягивать из памяти всю цепочку ее жизненных событий. А потому она почти ограничилась общеизвестным: «Ничего».
Ритка же так и горела желанием поговорить о себе. Да это и понятно. Теперь и она жила в городе. Теперь и она приезжала в родной поселок только на редкие выходные. Теперь и она училась. Ей все это казалось невероятным и потрясающим. И эта ее провинциальная восторженность и значительность очень Аню насмешили. Ей-то уже жизнь показала, что от перестановки слагаемых сумма не меняется. Но больше всего Ритка хотела водить машину. Она прямо бредила, как она сама поедет на свою работу, где она работала кассиршей. Как все поймут, что она личность.
— Представляешь! Мне Толя обещал машину купить. Мне! Личную! Анька! Как я ее хочу! — сжимала она кулачки и даже дрожала от желания.
— Да… А права у тебя есть? — спросила Аня.
— У меня нет прав, — ответила Рита так, как если бы они у нее были. Даже кивнула утвердительно. — Но я их получу. Не хуже других!
— А у меня машина уже есть. Стоит во дворе. Вот только я ее боюсь, — призналась Аня. — Я на курсы уже отходила. Правда, экзамен сдавать не пошла.
— Да ты что?! — Ритка откинулась и смотрела на Аню взглядом художника, решающего, какой бы штрих сделать завершающим. — У тебя есть? Ну ты молодец. Хорошо поработала.
— Да нет. Мне ее подарили, — махнула рукой Аня.
— Вот я и говорю. Хорошо поработала. Я на всех девок за рулем смотрю и понимаю — все они где-то отличились. Наверное, в койке.
Аня засмеялась.
— Ты это серьезно? А мне вот подруга подарила. Так что твоя теория не работает.
— Ну, тебе могла бы и не подруга, — в качестве комплимента высказалась Ритка. — А мне кажется, машина — это признание того, что ты — супер-женщина. А у кого ее нет, значит, не заслужили. И потом, какая разница, кто тебе ее подарил. Главное, что все будут на тебя смотреть… У тебя какая?
— «Фольксваген».
— Все будут смотреть на девочку в «Фольксвагене» и думать про тебя всякие вещи. А ты будешь оттуда смотреть и поплевывать. Пусть себе думают. Зато потрогать тебя никому нельзя, потому что ты теперь не в набитом вагоне метро. Вот так!
Аня посмеялась от души. Но права захотела получить как можно скорее. Не потому что про нее тогда будут думать. Это ее не волновало. Просто ей вдруг передалась провинциальная жажда формальных показателей успеха. Она подумала, что ее желания в последнее время какие-то вялые. А как когда-то мечталось о всяких пустяках! Вот так примерно, как великовозрастная дурочка Ритка мечтает сейчас о своем авто.
С Корниловым она договорилась быстро. Внутрисемейный экзамен назначили на десять вечера в среду. Михаил считал, что вечером, когда машин уже меньше, Аня будет чувствовать себя смелее. Условие было одно — ехать Аня должна была в очках.
— Трусить в этом деле совсем нельзя, — накачивал он ее. — Почти во всех ситуациях на дороге лучше быть решительной и жесткой. Решила ехать — поезжай. А то, знаешь, дамы на дороге склонны проявлять нерешительность. Выехала на левый поворот — поезжай. А то встанет какая-нибудь, так стоит полдня. Боится. Ты ведь у меня так не будешь?
— Ну… — неуверенно начинала Аня. — Не уверена. Я тоже побаиваюсь.
Выехали они вечером. Корнилов ей все-таки безбожно подсказывал. Она даже разозлилась.
— Корнилов, а если я без тебя поеду? Кто мне тогда будет говорить три раза — снимись с ручника? Кто обещал мне, что будет строг, но справедлив? Мне в поддавки неинтересно. Ну что, куда ехать? К Марсову полю давай. Всегда мечтала через мост переехать.
На некоторое время Корнилов замолчал. Аня справлялась. Но когда впереди замаячил отсвечивающий в свете фонарей, как призрак, гаишник, Аня растерялась.
— Чего он хочет от меня? Миша! Останавливаться или нет? — в панике обернулась она к Корнилову.
— Останавливайся… Приехали, кажись, — обреченно вздохнул Михаил.
— Ну что ты сидишь? Скажи ему что-нибудь! — взмолилась Аня.
Полосатый дядька вразвалочку подошел к их машине, ткнул рукавицей себе в висок и скороговоркой выпалил свой пароль. Отзыв Анна не знала, а потому, продолжая глядеть на Корнилова, выжидающе молчала.
— Ваши документики! — неприязненно сказал блюститель порядка.
— А у меня, — начала было Аня, но Корнилов перебил и сунул ей в руки какие-то бумаги. Аня не поняла. — Это что такое?..
— Твои права, — ответил муж невозмутимо.
Аня сунула права в окошко и через пять минут, счастливая и довольная, уже ехала дальше.
— Поехали, Аня, домой. Экзамен потерял всякий смысл, — сказал ей Корнилов. — Дай я сяду за руль. Отдохни. Я уже вижу — ездить ты будешь, так что все в порядке. — Они вышли из машины, чтобы поменяться местами. Корнилов порылся у себя в кармане и вынул блестящую шоколадную медаль. — Вот тебе медалька за экзамен. Помнишь, Зощенко? «И каждый раз, дети, когда вы будете есть сладкое, я хочу чтобы вы спрашивали себя, заслужили ли вы его?»
С этого вечера Аня понемногу начала передвигаться на машине сама. Правда, сначала только до магазина дворами и задами. Потом научилась добираться до «Пионерской» карманами. Задача была непростой, как у шахматиста, в распоряжении которого осталась только пара коней. Там, на стоянке, она машину оставляла и садилась в метро, как примерная студентка. Но понемногу практика брала свое, и Аня неумолимо становилась нормальным «чайником».
В пятницу с утра Аня была в приподнятом настроении. Корнилов сказал, что в гости к ним сегодня заедет Коля Санчук, бесславно закончивший свою политическую карьеру.
— А давай их всех вместе позовем? — загорелась Аня. — Я ужин приготовлю. У нас так редко бывают гости…
— Вместе? Я не думаю, что Санчо обрадуется, — Корнилов поморщился. — Для него это — возможность куда-то из дому слинять. Там ему, как я знаю, несладко живется. Может, пусть лучше один приходит. Валя такая шумная. Да еще и Аня… Сколько ей сейчас, кстати?
— Не знаю, — задумалась Аня. — Чужие дети быстро растут. Давай я ему позвоню и спрошу. Ты ведь не совсем против? Это ты за него вступаешься?
— Ну, считай, что я не против. Хотя… — Корнилов нерешительно почесал затылок.
— Ладно, Медвежонок. Если я тебя буду слушать, то у нас гостей никогда не будет, кроме тех, которых ты в дом не пускаешь.
— Ну, они ж не гости, как ты не понимаешь, — запротестовал он.
— Ты тоже многого не понимаешь. Например, того, что я хочу видеть в своем доме людей. Зачем он мне вообще тогда такой огромный?
— В своем доме?
— В нашем, конечно, в нашем.
Коле Аня позвонила сразу же, как только уехал муж.
— Спасибо, Анечка. Постараюсь. Анька будет счастлива.
— Ну… Жду.
Отложив до понедельника тяжелую умственную работу по разработке рекламы теплых полов, Аня принялась готовиться к приезду гостей. С теплыми полами никак не ладилось. На этих полах Анин творческий потенциал с визгом тормозил. Мысли вертелись в одной плоскости: «Теплый пол — неслабый пол». «Половая теплота» и тому подобное, что сразу можно было списать со счетов. Кое-какие перспективы давало слово «бесполый». Но какие именно, Аня еще не поняла. Просто чувствовала. Например, «Без теплого пола дом бесполый». Можно было пойти и по пути отрицания: «Отморозь свой пол». Но двусмысленности избежать было просто невозможно. Здесь уже рукой подать до «полового бессилия» и прочих неприятностей холодного пола. Хотя, если задуматься над словом пол, как имеющим значение «половина», это открывало необозримые просторы рекламных возможностей. Правда, какие именно, Аня тоже пока не поняла.
Обо всем этом думала Аня, перемешивая в миске будущее мексиканское блюдо, название которого она давно забыла. Все-таки приготовление еды — это глубокая медитативная практика. Голова начинает вырабатывать неожиданные идеи. И один творческий процесс подстегивается другим.
Для дочки Санчуков, Анечки, было куплено мороженое. Взрослым — испанское белое вино. А в кипящем масле обжаривались креветки по-мексикански.
Времени хватило даже на Сажика. Аня вывела его во двор и полчаса расчесывала большой щеткой. Сажик сходил от этого с ума. Он просто валился на Аню всей своей тяжестью, потому что ноги подгибались от удовольствия. Облик пса поменялся кардинально. Лохматая шерсть превратилась в ухоженный пух.
— Ну, смотри! Если не изваляешься в грязи до прихода гостей — будешь молодец!
Сажику всего надо было потерпеть полчасика.
— Ты представляешь, Коленька, вожу. Понемногу привыкаю, — возбужденно говорила Аня, когда все они уже немного расслабились и выпили вина. Не пила только Аня. Но ее это совсем не тяготило. Потому что ей предстояло вечером отвезти Санчуков домой. Такого ответственного поручения автомобилиста у нее еще никогда не было.
— Ну, ты Ань, молодчина! Вот это я понимаю! Кто смел, тот и за руль сел! — и, оглянувшись на жену Валю, по глазам понял, что градус его восхищения ей не очень нравится.
— А меня, тетя Аня, покатаешь? — спросила подросшая Анечка-первоклассница.
— Ну конечно! И Сажика с собой возьмем. Хочешь? И маму! — добавила Аня, заметив, что в Валиных глазах промелькнул вопрос.
В этот вечер все у них было хорошо. Аня зажгла в гостиной свечи. Накрыла стол. Все получилось просто здорово. Да и сама Аня постаралась: надела недавно купленное ей Корниловым платье. Прямое, синее, без рукавов. Оно прекрасно подчеркивало фигуру и при свечах эффектно поблескивало отделкой из синего же атласа. На вешалке его можно было не заметить, настолько оно было выдержанным, но на Ане это было Вещью. Она надела его впервые. И честно говоря, даже не надеялась на то, что сможет надеть его в ближайшее время. Поводов в ее жизни для этого платья почти что не было. Но теперь Аня была уверена, что будет сама их искать. Главное-то у нее есть — платье. Иногда такая ерунда, как одежда, может изменить в жизни очень многое.
— Ну расскажи нам, Коля, — попросила Аня. — Как оно там?
— Где, Аннушка? — недоуменно моргнул Коля.
— В большой политике! — рассмеялась Аня. — А как тебе, Валечка, все это время жилось? Не страшно было?
— Да не страшнее, чем в ментах, — ответила грубоватая Валя. — А по мне так, Ань, лучше бы он в мясники на рынок шел. Отработал свои часы и домой. Руки от крови умыл — и чист. А тут, с политикой этой, век не отмоешься.
— С тобой, Санчо, все понятно, — улыбнулся Корнилов. — У всех маленьких мужчин комплекс Наполеона. И желание обладать властью. Гитлер, Ленин, знаменитый гунн Атилла были просто крошками.
— Ну да… Властью… Я ему покажу, кто у нас властью обладает, — беззлобно проворчала Валя.
— Да, и у кого из нас двоих комплекс маленького мужчины? — засмеялся Санчук. — К тому же в ширину я побольше некоторых семейных пар вместе взятых…
— А пойдемте чай пить в сад! — предложила Аня в лучших театральных тардициях.
Ее поддержали. Мужчины вынесли журнальный столик на лужок. Расставили стулья. Валя накинула на себя плащик. А Ане почему-то холодно совсем не было. Или просто ей не хотелось прятать свое новое платье от восхищенных взглядов Корнилова и, что уж скрывать, Санчука.
Маленькая Анечка стала играть с Сажиком. Они бегали друг за другом по траве. Аня радостно визжала, а Сажик задиристо лаял. Но заметно было, что морда его улыбается, и лай этот выражает полный собачий восторг. Валя подошла к Ане и они, прислонившись к дубу, завороженно смотрели на Сажика с Анечкой.
— Ты ребенка заводить не собираешься? — вдруг спросила Валя.
— Да нет пока, — ответила Аня, которая не очень любила разговоры на личные темы.
— А чего так? — не унималась Валя. — И Корнилову пора. И дом заселять нужно. Вон сколько окон — в каждом чтоб по ребеночку!
— Ну, а ты сама ведь остановилась на достигнутом? — вопросом ответила ей Аня.
— Так мне от Санчука рожать. А тебе-то от Корнилова, — глубокомысленно заметила Валя.
— Логично, — рассмеялась Аня. — Надо будет подумать.
— Подумай, подумай. А то вдруг потом поздно будет.
— Ну, я так долго, наверное, думать все-таки не буду, — успокоила ее Аня.
— Жизнь такая штука. Неизвестно, что с нами будет завтра, — на Валю явно напало философское настроение.
— Да ладно, Валюш! Пойдем, я тебя тортом угощу лучше. Подсластишь себе жизнь, — и они подошли к мужчинам, которые беседовали о своем.
— Как ты был прав, Михась, ведь вся эта история с выборами оказалась полным фуфлом. И все дорожки в тот «желтый домик» тоже желтые, да и то их две-три только. Остальные просто черные. Одна радость — жизни поучился, посмотрел, как эти технологии работают нынче. Вот еще много слов иностранных выучил. Любил дед чужой обед…
— А говоришь все одно по-старому, — Корнилов подлил себе и Коле вина. — Ну, давай, рассказывай, чему ты там научился.
— Ну, во-первых, от тебя отдохнул. От, понимаешь, даже запахов наших управских. Другие вот только поднадоесть успели. Ну, конечно, на митингах слегка отъелся. Посмотри, даже мешки под глазами рассосались.
— Ну да, синие рассосались, зато красные наполнились! — засмеялся Корнилов. — От этого белая горячка бывает, знаешь?
— Сэкономил на транспорте и на жратве. Ну, то есть удалось подкопить немного.
— А что, тебя все время возили, Санчо? А на чем? Уж не на коленках ли, и как за малую дитятю не платили? — Санчо зыркнул на него и незаметно показал на стоящую неподалеку Валю, которая как раз в этот момент кричала что-то дочке. — Ты вообще чем там занимался?