— Понимаю. Вы догадались, что он врач-психиатр?
— Ну что вы, нет, конечно! — не колеблясь ни секунды, ответила она и вспыхнула. — Если бы я догадалась, то, наверное, возненавидела бы Юджина за то, что он без моего ведома поместил в наш дом ищейку. Мне кажется, Бендер намеренно подавлял в себе все человеческие качества, особенно хорошие. Мужчина должен быть прежде всего человеком. Он может время от времени напиться, сделать глупость, по собственной безалаберности не использовать выпавший раз в жизни шанс. Все лучше, чем ковыряться в мозгах других людей.
— Понятно. Как Карстерс, да? — Г. М. посмотрел на Гая: — А вы раскусили Бендера?
— Я? Нет. Должен признать, что не раскусил. Я не очень к нему присматривался. Естественно, я видел, как он себя ведет, но подумал, что он просто досужий любитель психологии, из тех, что всех вокруг изводят своим увлечением. — Глаза Гая за очками блеснули мрачным озорством. — Кроме того, он показался мне надутым сверх всякой меры сосунком, и я не мог отказать себе в удовольствии так отвечать на его вопросы, что он, наверное, целыми ночами ломал голову над моими ответами. Сэр Генри, может быть, нора перейти к делу? Что вы хотели у меня спросить?
— Я спрашивал про Бендера не из праздного любопытства. Я слышал, у вас хорошее, крепкое алиби. Не стоит передо мной раскланиваться. Каждый персонаж нашей пьесы имеет алиби не хуже вашего, что очень беспокоит инспектора Мастерса.
— Мне вас жаль, инспектор, — сказал Гай и недобро ухмыльнулся.
— Еще я слышал, будто вы уверены, что в этой комнате нет никакой отравленной ловушки, — продолжал Г. М. — Мне говорили, что вы высмеивали всю затею лорда Мантлинга.
— Так она все-таки проболталась! Хм. Сказать по правде, я уже не знаю, что и думать. Я высмеивал затею Алана в основном для того, чтобы успокоить Изабеллу. Не стану утверждать, что не допускаю и мысли, будто в комнате может находиться подобное устройство. Если у всех есть неопровержимое алиби, то смертельная ловушка, которую убийца приготовил заранее, разрешает все наши затруднения, не так ли?
— Если бы! Кто-то был в комнате и выкрикивал ответы Мантлингу, подражая голосу Бендера; кто-то украл его записную книжку, положил свиток пергамента ему на грудь…
—
Г. М. обвел рукой комнату.
— Вот начало, — проворчал он. — Начало всей чертовщины, что творилась нынешним вечером. И разгадка таится в прошлом этой комнаты. Вот о чем мы хотим от вас услышать. Не голословную болтовню…
— Премного вам благодарен за доверие. Но послушайте секунду, не перебивая, — сказал Гай. Он легонько постукивал острым ногтем по столу, и слышалось: тук-тук, тук-тук. — Я спрашивал: с чего началось убийство Бендера? Бендер появляется в нашем доме. Он врач, его задача — выявить сумасшедшего садиста, свернувшего шею попугаю и перерезавшего горло собаке. — От неожиданного смеха Гая Терлейн вздрогнул. — Этакая Немезида из психушки. Он находит больного. Он должен умереть.
— Это нелепо! — воскликнула Джудит. — Гай, прекрати валять дурака! Хватит, слышишь? Как раз таким голосом ты в детстве пугал меня рассказами о привидениях.
Она с беспокойством глядела на стол, на кресла, ее лицо опять вспыхнуло румянцем. Она по-детски топнула ножкой и просительно посмотрела на Терлейна, который немедленно откашлялся, собираясь уверенно успокоить ее. Гай был вежлив.
— Но ты не ребенок, дорогая. Тебе тридцать один год. С вашего позволения, я продолжу. Итак, Бендеру вынесли смертный приговор. И во время так называемой «игры», имевшей место сегодня вечером, он — будто бы случайно — вытягивает самую старшую карту, из-за которой должен пойти в эту комнату, чтобы найти свою смерть. А теперь зададимся вопросом: можем ли мы быть уверены, что карта досталась ему