— Все они говорили верно, но есть одна деталь, которую они не заметили, — выдавила она.
Коронер глубоко и протяжно вздохнул.
— Так что же это за деталь, мисс Мур?
— Когда я подавала Люку коньяк, он открыл рот, словно собирался сказать что-то… Но прошептал только одно слово…
— Какое?
— «Отравлен…»
В зале произошло заметное шевеление публики, и слово это зашелестело эхом…
Коронер черкнул что-то в своих бумагах.
— Что было потом?
— Он стиснул зубы… И я думаю, больше ему ничего не удалось сказать.
— А стакан, в который вы налили коньяк, был именно его стаканом?
— Да, я заметила его стакан и налила коньяк именно в него. Из бутылки, которая стояла на стойке бара.
— Вы не заметили, чтобы кто-нибудь трогал стакан мистера Уочмена до того?
— Нет, этого я не заметила.
— Хорошо, — заключил коронер. — Есть у вас еще что-нибудь новенькое сообщить суду?
— Ничего, — ответила Дессима и вернулась на свое место.
Билл Помрой приносил присягу с невероятной торжественностью и даже боязнью, но на поверку вышло, что его показания ни единым словом не отличались от других.
Когда был вызван Роберт Легг, публика в зале снова встрепенулась. Свет из высокого окна падал на Легга. Кьюбитт с интересом вгляделся в грубое лицо, обрамленное седыми уже волосами, посмотрел на огромные руки, покрытые чудовищными мозолями. Кьюбитт все думал, отчего Уочмен так бросался на Легга — интересно, сколько тому было лет? Какая жизненная история стояла за всем его обликом? Но Легга не так-то просто было вычислить, классифицировать. Одет он был хорошо, немного старомодно, но все же хорошо. Говорил как интеллигент, а двигался как грузчик. Поймав на себе взгляд Кьюбитта, он приветственно поднял руку, как это часто делают наемные солдаты-легионеры. Сейчас Легг был сумрачен, пальцы его легонько постукивали по столику, но держался он собранно. Коронер сцепил перед собой руки и уставился на них с некоторым омерзением.
— М-м-м, а вот этот ваш эксперимент, м-м-м, с дротиками, — начал он, — когда впервые возникла эта мысль?
— Наверное, в тот первый вечер, когда приехал мистер Уочмен. Я сказал, что умею делать такое, а Уочмен заявил, что ему ничего не стоит подставить собственную руку. На следующий вечер я сделал этот трюк при нем, и он сказал, что если я выиграю у него в «круглые сутки», то он готов положить свою ладонь на мишень…
— А что это такое — «круглые сутки»? — раздраженно спросил коронер.
— Это когда вы бросаете дротики поочередно во все сегменты круга, начиная с единицы. Если вы промахнулись, право метать дротик получает соперник. У вас есть три дротика на первую попытку, а уж если попали, то надо продолжать до первой ошибки. Закончить надо на пятидесяти.
— И вы все играли в эту игру?
Легг призадумался.
— Ну, пожалуй, все, за исключением мисс Даррах. Начинала мисс Мур. Когда она промахнулась, продолжил мистер Кьюбитт. Потом был я. И я не промахнулся.
— М-м-м, вы хотите сказать, что прошли весь круг целиком?
— Да.
— И что потом?
— Ну, мистер Уочмен решил, что при моем мастерстве мне можно доверить свою ладонь…
— И вы продемонстрировали свой трюк?
— Нет. Я побоялся и предпочел перевести разговор. Но позже, в общем зале, я выполнил этот трюк.
— А на следующий день вы повторили эту штуку на покойном?
— Да.
— А почему вдруг снова возникла такая идея?
Легг с хрустом сжал пальцы.
— Ну, в сущности, при тех же обстоятельствах, в баре. Мы все были в отдельном зале. Уочмен опять предложил сыграть в «круглые сутки» и объявил, что если проиграет мне, то подставит свою руку… Я снова выиграл, и он настоял на этом эксперименте.
— А вам не хотелось?
— Мне — пожалуй, нет. Я делал этот фокус раз пятьдесят и ошибся лишь однажды. Дротик тогда задел палец, но слегка. Так, сущая царапина. Я рассказал о том случае, но мистер Уочмен настаивал на своем. Тогда я согласился. Он растопырил свои пальцы на доске-мишени так, что между каждыми двумя пальцами был промежуток ровно в два сегмента. Так что, как видите, целиться мне было проще, чем в «круглых сутках». Вдвое проще. Я попробовал дротики, они были новые, а потом начал игру…
— И четвертым дротиком задели палец мистера Уочмена?
— Да.
— И как вы это объясните?
— Сперва я подумал, что он двинул пальцем. Я и сейчас этого не исключаю.
Коронер поднял брови:
— А почему вы словно не уверены в этом? Вы ведь целились, и пальцы его должны были видеть отлично!
— Я смотрел не на пальцы, а
* * *
Старина Эйб был явно не в своей тарелке — встрепан и нервозен. Природная веселость покинула его, и на коронера он глядел со смесью почтения и ужаса, словно на ангела, записывающего в чистилище прегрешения каждого… Когда дошли до эпизода с коньяком, коронер спросил, сам ли Эйб откупоривал бутылку. Эйб отвечал утвердительно.
— И вы же разливали?
— Да, сэр…
— Скажите суду, откуда вы взяли стаканы и сколько было налито в каждый стакан.
— Стаканы я взял из буфета, откуда же еще. Это мои лучшие стаканы. Поскольку мистер Уочмен собирался выпить бутылку в два глотка, я понял это так, чтобы разлить сперва полбутылки, а потом еще половину. То есть два раза примерно по два пальца. Как только мы это приняли на грудь, они принялись играть в дартс. Но по чести сказать, к своей второй порции я так и не притронулся. Я вообще не привык много пить, — добавил Эйб голосом невинного агнца. — И я предпочитаю пиво.
— А вы сами раздавали стаканы с коньяком?
— Сейчас и не вспомнить, сэр, — отвечал старый Эйб. — Послушай, Билл, сынок, ведь в первый раз стаканы разносил мистер Уочмен, так?
Билл, сидящий в зале, кивнул.
— Вы не должны советоваться с другими свидетелями, прежде чем отвечать, — строго заметил коронер. — А во второй раз кто раздавал стаканы?
— Второй-то раз я разливал прямо у себя на стойке, а компания уже так здорово разошлась к тому моменту, что я думаю, каждый сам взял себе свой стакан, — отвечал Эйб Помрой.
— Можете ли вы сказать, что в тот момент присутствующие были трезвы?
— Ну, нельзя сказать, сэр, что совсем уж трезвы, но и не сказать, чтобы кто-то был пьян в стельку. Пожалуй, за исключением Джорджа Нарка. Он-то напился до поросячьего визгу, это точно…
В публике засмеялись, судьи тоже позволили себе улыбнуться. Коронер обвел зал нехорошим взглядом, и смешок затих.
— Верно ли, что вы травили крыс в своем гараже, мистер Помрой? — спросил мистер Язвент.
Старик побелел и еле слышно пробормотал:
— Да, сэр…
— Чем вы их травили?
— Да какой-то пакостью, купленной в аптеке…
— Ага… Вы сами покупали?
— Нет, ее купил для меня мистер Периш… Я его просил, и он любезно привез мне эту отраву. И надо сказать, сэр, когда он привез мне ту бутылочку, она была чин-чинарем запечатана, как у аптекарей это водится…
— М-м-м… Так-так… И знаете ли вы, какое там было вещество, в этой самой отраве?
— Думаю, сэр, это была как бы
* * *
Оставалось выступить представителю фирмы-производителя игровых дротиков. Лощеный достопочтенный джентльмен подробно и убедительно рассказал, что ни на одной стадии изготовления дротиков не применяются те или иные соединения синильной кислоты.
Коронер мистер Язвент выступил с заключительной речью, которая оказалась на удивление понятной, хотя и несколько затянутой. Из манеры его речи явствовало, что сам суд он полагает сборищем недоразвитых кретинов, но его превосходное воспитание не позволяет высказать это вслух, а принуждает лишь максимально подробно излагать очевидные вещи…
Коронер указал, что слово «отравлен», якобы вылетевшее из уст покойного по словам единственного свидетеля, не должно слишком уж занимать суд. Кроме того, остается непонятным, почему покойный мог произнести это слово и на чем он при этом основывался, поскольку, как достопочтенному суду известно, покойный, к сожалению, умер.
Однако тот же достопочтенный суд должен обратить самое пристальное внимание на тот факт, что в крови покойного найдены следы синильной кислоты. Суд должен отметить также, что яд хранился в доме крайне неаккуратно, без должных мер предосторожности.
Кроме того, коронер напомнил суду об аллергии покойного Уочмена к ядам. Кроме того, он изложил краткую справку о возможных формах подобной аллергии. Кроме того, он заметил, что, если в желудке покойного не обнаружено синильной кислоты, это значит, что тот ее не глотал.
К этому следует присоединить и тот факт, что в бутылке коньяка также не обнаружено признаков синильной кислоты, как и во флаконе из-под йода. Осколки стакана, из которого пил покойный, тоже дали отрицательный результат на присутствие синильной кислоты, но суд должен помнить, что осколки те были весьма мелкого размера, а химический анализ имеет свои количественные пределы. То есть не исключено, что весьма летучее вещество, а именно синильная кислота, испарилась с этих осколков раньше, чем их исследовали в лаборатории. Следовательно, результаты этого анализа нельзя считать окончательными.
Конечно, важнейшим для суда является тот факт, что дротик, который поранил покойного, нес на себе следы синильной кислоты. Дротик был новым, и до мистера Легга его касались только три человека. Коронер объявил, что, по его мнению, смерть наступила от отравления синильной кислотой, однако в настоящее время не представляется возможным сказать, каким образом яд попал внутрь организма, и, следовательно, суд должен учесть эту незавершенность следствия…
После этого намека суд удалился на совещание, но через десять минут вернулся и вынес решение, слово в слово повторяющее заключение мистера Язвента. Кроме того, судьи вынесли частное определение о недопустимости хранения в доме синильной кислоты.
Таким образом, суд был завершен, а кузен покойного, Себастьян Периш, получил право захоронить тело…
Глава седьмая
Жалобы трактирщика
— Лето наступает, — говорил суперинтендант Аллейн задумчиво, — и у меня кровь словно сворачивается… Словно длительность светового дня, дорогой Фокс, связана в моем организме с длительностью моих реакций на всякие внешние раздражения… И вообще, лето отвратительно по многим причинам…
— Вам что же, не нравится теплая погода? — вежливо переспросил инспектор Фокс.
— Нравится, Братец Лис, но только не в Лондоне. И не в Скотленд-ярде. Тут лето приобретает просто чудовищные черты. Чувствуешь себя запыленным, как античная статуэтка, только что выкопанная из земли. Да еще не говоря об одежде, которая вся сплошь пахнет бензином… Ужас, только что от меня вышел джентльмен, так от него несло бензином, словно от дешевого щеголя одеколоном… Итак, Фокс, что вас привело ко мне?
— Видите ли, сэр, ко мне в приемную ввалился некий мужичок и рассказал странные вещи, и… Я не думаю, что в этом есть что-то этакое, но я все же решил вас известить.
— Так в чем же дело? — слегка оживился Аллейн.
— Я уже чуть было не послал его ко всем чертям, — неспешно повествовал Фокс, — и сказал парню, что у нас ему нечего делать, а пойти ему надо к участковому суперинтенданту, который примет меры, если сочтет нужным…