«Половой ненормальностью» легко объясняется и убийство мужа. Видимо, старик Ивашкевич обнаружил пристрастие Людмилы к женскому полу, по тем временам, когда и женщина-врач была в диковинку, это давало ему возможность легко расправиться с ней — отлучить от детей, лишить наследства, засадить в сумасшедший дом. Видимо, этим он и грозил ей, и тогда она взяла в руки его собственный револьвер…
Воспоминания об этом старинном деле и вызвали у Багринцева желание подробнее изучить дело Тишиной. Уж очень соблазнительны и поразительны были некоторые совпадения. Неужели женщина могла просто так, только из обиды, начитавшись книжек, решиться на убийство мужа и целый год хладнокровно подсыпать ему яд и с любопытством ожидать, когда тот начнет действовать? Может быть, все-таки сообщник? Любовник?..
Но ничего накопать на Антонину Тишину не удалось. Тихая домохозяйка, у которой, кроме двух подруг, и знакомых-то не было. Даже муж ее, довольно-таки неприятный тип с солидным пивным животом, ничего плохого сказать про нее не смог. И в то, что она хотела его отравить, долго поверить не мог.
— Слушайте, а как вы себя чувствуете? — спросил, глядя на его красную физиономию, Багринцев. — Все-таки она вас год мышьяком кормила…
— Да вроде ничего, нормалек. Она, дура, не учла, что у нас семья вся такая… кряжистая. Мы — как дубы. В нас, чтобы завалить, надо ведро отравы влить, — хохотнул Тишин.
Он выглядел таким довольным собой, что Викентий Владиленович решил на всякий случай заглянуть в его медицинскую карту. Может, анализы что-то покажут. Ведь бывает так, что человек чувствует себя хорошо, а анализы выявляют тайную хворь. В поликлинике врач, изучив карту Тишина, сказал, что никаких поводов для тревоги нет, анализы нормальные, наоборот, он за последний год прибавил в весе. Правда, были год назад жалобы на ослабление потенции, но с тех пор новых уже не поступало. «Впрочем, вы же понимаете, — сказал врач, — мужчины не любят о таком…»
Через день Багринцев вызвал Тишина еще раз. Рассказал о визите в поликлинику. И о том, что вчера к нему заходил адвокат его жены, который обратился к специалистам в области гомеопатии, и они дали ему заключение, что в крайне малых дозах мышьяк не только не является ядом, но и может, напротив, оказать благотворное влияние на здоровье.
Тишин тяжело задумался.
— Слушайте, а что у вас с женой год назад произошло? С чего вы стали на нее руку поднимать?
— А-а…
— Ну, а все-таки?
— Понимаете, товарищ следователь, понял я, что не тянет меня к ней… Не получается ничего. Да если бы только с ней!.. Ну, я и вбил себе в голову, что ослабел я, как мужик, из-за нее…
Багринцеву вдруг пришла в голову шальная мысль.
— А сейчас как?
— С этим делом? Сейчас порядок. Проверил, и не раз! — гоготнул Тишин.
И вдруг уставился на следователя, что-то ворочая в мозгах.
— Вы что, хотите сказать, что это Тонька меня? Своей отравой вылечила?
— Не знаю, я не специалист, но совпадение по срокам — полное…
— Ну, Тонька, ну, ведьма!..
Вернувшись из суда, Моторина заглянула к Багринцеву.
— Радуйся, дали твоей отравительнице условный срок. Доволен?
— Да я тут при чем?
— При том. Адвокат только и говорил, что она мужа от импотенции вылечила! Теперь такое начнется!
— Да что начнется?
— А то, что все бабы в городе начнут своих импотентов мышьяком выхаживать. Только как Тишина жалеть не станут — сыпать будут от всей души!
1987 г.
Вальпургиево утро
— Ничего себе! — не удержался следователь Томилин. — Что тут творилось? Прямо какой-то этюд в багровых тонах… Хоть Шерлока Холмса приглашай!
— Ишь ты, какой шустрый — Шерлока Холмса ему подавай, — пробурчал я, стараясь не наступить на лужи крови, которыми был залит весь пол кухни. — А своими извилинами пошевелить… А, Томилин, что — слабо? И потом ни хрена этот Холмс не помог бы — что он в нашей жизни понимает? Ничего…
Бормоча эту ерунду, я в то же время внимательно осматривал место происшествия.
Труп лежал в углу просторной кухни. Это был мужчина лет сорока в джинсах и светлой рубашке, разорванной на груди и сплошь покрытой пятнами крови. Ран было множество, слишком много не только для профессионального убийцы, но и для нормального человека, схватившегося за нож во время драки или ссоры. Обычно такое бывает, когда убийца или маньяк пьян до безумия или находится в состоянии аффекта. К тому же несколько ран выглядели необычно — человека не били ножом, а просто полосовали.
Судя по разгрому, который царил вокруг — были содраны даже шторы и карниз, — убитый сопротивлялся, пока были силы. Правда, имелась одна странность — на кухне не было стола и валялся всего один стул. Стол и другие стулья, видимо, заранее вынесли. Зачем? К чему-то готовились?
А потом Томилин, окончив осмотр места происшествия, принялся писать протокол, и картина стала наполняться красками и деталями.
Убитый, судя по найденным при нем документам, был Садоводовым Иваном Алексеевичем, директором фирмы «Уют», занимающейся изготовлением мебели по индивидуальным заказам. Судя по тому, что здесь же нашли рулетку для измерений и блокнот с какими-то цифрами, он перед тем, как на него напали, вероятно, мирно снимал размеры для очередного кухонного гарнитура. В какой-то момент его ударили сзади по голове табуреткой и, уже оглушенного, связали веревкой — о чем свидетельствовали опухоль на затылке и следы на запястьях. Обрывки веревки валялись тут же. Рот был заклеен скотчем. Затем, скорее всего, его стали пытать — несколько резанных ран на груди показывали, что его именно пытали, а не хотели сразу убить.
Видимо, в какой-то момент Садоводову удалось избавиться от веревок, и он бросился к окну, и тут ему нанесли в спину несколько глубоких колотых ран. Но по всему было видно, что он продолжал сопротивление. И тогда ему нанесли несколько ударов в грудь и живот. Тем не менее ни одна из ран не была смертельной, Садоводов просто истек кровью… После чего убийцы скрылись.
В прихожей обнаружен странный предмет — черный островерхий колпак с прорезями для глаз и носа. Имеет ли он отношение к убийцам или принадлежал хозяевам квартиры?
Кстати, что касается хозяев квартиры — их просто не было. Владелец, одинокий пенсионер, умер два месяца назад, объяснил участковый. Наследники пока не объявились.
А потом судмедэксперт Зайцев, дяденька очень серьезный, интеллигентный, да еще с бородкой, сказал нам с Томилиным:
— Ребята, конечно, окончательное заключение я дам после того, как поработаю с телом на секционном столе, но… Сдается мне, что раны нанесены специальным ритуальным ножом.
— А это еще что такое? — удивился Томилин.
— Ритуальное оружие — одно из самых древних изобретений человека. Сначала для того, чтобы забить какое-нибудь животное с целью принесения его в жертву первобытным богам или духам, использовались обычные камни, с которыми и охотились. Но обряды становились изощреннее и все более почитаемыми, и появилось специальное оружие для них. Священное оружие. Основную роль играл внешний вид оружия — оно украшалось черепами, костями, различными узорами, символизирующими его предназначение. Но одновременно жрецы и маги старались придать ритуальному оружию особый, порой фантастический, а порой ужасающий вид. Оно не использовалось в войнах. Какой-нибудь суданский ритуальный нож «ньям-ньям» приводил в трепет жертву, но был совершенно бесполезен в бою. В общем, для большинства ритуального оружия характерны необычные формы, различного вида шипы, дополнительные лезвия, имеющие зачастую исключительно декоративные функции. Но не всегда. Бывает ведь не просто ритуальное убийство, но и ритуальное мучительство… В таких случаях ножи снабжаются специальными пилками, зазубринами, а то и крюками для вырывания плоти…
— И что, их можно купить? — поинтересовался Томилин.
— Сейчас все можно купить, — грустно улыбнулся Зайцев. — Но настоящий сатанист должен изготовить нож сам, произвести над ним специальные обряды и только тогда…
— Черный колпак тоже, видимо, из их амуниции? — решил еще проявить свои знания о сатанистах Томилин.
— Точно, — кивнул Зайцев. — Кстати, когда убили Садоводова? Вчера утром, первого мая… Утро после Вальпургиевой ночи, к которой обычно приурочивается «черная месса»… Ну, есть еще Хеллоуин, Ламес, Ночь цветения папоротника, дни зимнего и летнего солнцестояния, осеннего и весеннего равноденствия, ночь каждого полнолуния…
— То есть они могут развлекаться таким образом круглый год? — хмыкнул я.
— Да, поводов хватает. Было бы желание.
— Значит, секта, — нахмурился Томилин.
— Ну почему же, вовсе не обязательно. Есть и просто любители — насмотрелись фильмов, наслушались некоторых одиозных рок-групп, атрибутика понравилась… Тут интерес исключительно «ради развлечения». Есть «психопатические сатанисты». Это нравственно искалеченные люди, имеющие тягу к насилию, садизму… Их сатанизм привлекает потому, что он как бы «облагораживает» их патологические склонности, придает им идейную, ритуальную значительность… Ведь основа сатанистского культа обычно — принесение жертвы, иногда даже не убийство как таковое, а смертные муки любого живого существа… Приносить в жертву человека решаются немногие, конечно, но… Можно привести и массу примеров самых жестоких ритуальных убийств во всех концах света.
— И все же, как они выбирают жертву? — спросил я. Меня интересовала конкретика.
— По-разному. Это может быть случайный человек, а может быть знакомый или даже родственник. Может быть сведение счетов, месть, а может и просто желание самоутвердиться. Когда о чем-то слишком много думаешь или говоришь, то невольно возникает желание попробовать. Тем более если психика неустойчивая или просто больная.
— А при чем здесь директор мебельной фирмы, да еще утром 1 Мая?.. — вслух задумался я.
Зайцев руками развел.
— А уж это вам решать, господа сыщики. Желаю успеха.
Мы с Томилиным вышли на улицу и решили немного пройтись. День был уж очень хорош. Такой майский денек, когда хочется жить и любить.
— Чего же он там все-таки делал, этот Садоводов? — никак не мог успокоиться Томилин. — Первого мая?
— Эх, Томилин, не умеешь ты жизнью наслаждаться, — разочарованно вздохнул я. — Работал он там. Если судить по рулетке и цифрам в записной книжке, снимал размеры…
— Утром Первого мая? Директор фирмы? В праздничный день?
— Слушай, а ты знаешь, что это за фирма? Может, он там и столяр, и директор, и бухгалтер… Бывают такие фирмы. А если еще и дела идут плохо, то и утром Первого мая поскачешь за заказом. Все-таки Первое мая праздник Труда! И даже в Вальпургиеву ночь, если припрет…
— То есть его туда вызвали? Заманили? — никак не унимался Томилин.
— Откуда я знаю!.. Дай мне поработать, и все станет ясно. Пока мы ничего про этого Садоводова не знаем. Узнаем — поймем. Не журись, Томилин, и не такие дела раскручивали! — потрепал я его по плечу.
Я, разумеется, оказался прав. Причем на все сто. Убитая горем жена Садоводова рассказала, что дела у их семейного предприятия «Уют» шли из рук вон плохо: заказов нет, кредиты надо выплачивать, поставщики подводят, плата за аренду растет… Ну, и все прочие радости индивидуальной трудовой деятельности. В общем, Садоводов зубами цеплялся за любой заказ. Поэтому и помчался Первого мая на другой конец города, когда ему позвонили. Недоброжелателей у него вроде бы не было, врагов тоже, угроз не поступало.
Методично и терпеливо я задавал все вопросы, которые обязан задать опер, в надежде зацепиться хоть за что-либо. И я дождался.
Месяца три назад Садоводов уволил парня, который какое-то время помогал ему. Уволил не только потому, что нечем было платить зарплату, но и потому, что никакого толка от парня не было. Странный он был какой-то, как будто не от мира сего. При этом ленивый и необязательный, ничего его не интересовало. Одевался во все черное, носил какие-то амулеты на шее, все время смотрел в свой ноутбук, который постоянно носил с собой. Однажды, случайно взглянув на экран, жена Садоводова увидела там какие-то фигуры в балахонах, жуткие рогатые рожи в дыму и огне… Уволенный парень почему-то решил, что Садоводов ему сильно недоплатил, и бормотал, уходя, какие-то непонятные угрозы.
Жена Садоводова не знала даже его фамилии, только имя — Кирилл. Правда, нашла телефон.
Дальнейшее было делом техники. На другой день я уже звонил утром в квартиру, где проживал восемнадцатилетний Кирилл Минько с матерью. От участкового Валуева, с которым я предварительно пообщался, мне уже было известно, что живут они вдвоем, отец Кирилла погиб по пьяному делу, когда жена еще была в роддоме, — так бурно отмечал рождение наследника, что его зарезали случайные собутыльники. Мать надрывалась на нескольких грязных работах, чтобы вырастить сына. В общем, история та еще… Кирилл рос тихим, каким-то запуганным, замкнутым. В детстве ему доставалось от сверстников — дети, как известно, бывают очень жестоки к слабым сверстникам. Его убежищем стал Интернет, там, собственно, и текла его жизнь. В армию не взяли — проблемы с психикой. Если и работал, то где-то, как-то, курьером, например, и нигде не задерживался.
Дверь открыла невысокая, очень худая женщина с измученными глазами. Я представился, она тихо кивнула. И я сразу понял, что она меня ждала. Не меня лично, разумеется, а кого-то из милиции. Я вообще всегда весьма внимательно отслеживаю реакции людей. Они дают достаточно много нужной информации, потому как притворяться могут только очень немногие. Затем она произнесла явно заготовленные слова: Кирилла нет дома уже несколько дней, он уехал с друзьями на дачу, адреса она не знает, телефон не отвечает — видимо, разрядился.
Жили они в двухкомнатной квартире в панельной девятиэтажке с крохотной кухней и совмещенным санузлом с сидячей ванной. Я попросил ее показать мне комнату Кирилла. Она послушно кивнула и распахнула дверь. Едва взглянув на узкую комнатушку, сразу понял, что в ней убрано все, что могло напоминать об увлечениях сына, — со стен были явно сняты висевшие там картинки и плакаты, о чем свидетельствовали следы на обоях. Комната выходила на солнечную сторону, поэтому следы были отчетливые. На одной из стен я заметил след от массивного креста.
Хозяйка квартиры даже не спросила меня, зачем я пришел. Значит, сын ей в чем-то признался. Я прикинул, стоит ли мне прямо сейчас жестко давить на нее… Конечно, нужно было бы. Но от женщины так несло горем и страданием, что я просто пожалел ее. Пусть даже она что-то знает, хотя Кирилл вряд ли рассказал ей все, но заставлять мать выдавать своего сына… Она же потом всю жизнь будет мучиться, знаю я такие истории.
Сделав вид, что поверил ей, я как можно мягче и спокойнее сказал, что сын ее может обладать нужной нам информацией, поэтому как только объявится, пусть позвонит мне. Так будет лучше для всех. Господи, что еще я мог для нее сделать?
Я был уверен, что Кирилл болтается где-то поблизости, он не из тех, кто может уйти в бега. Так что появление его было делом нескольких дней, на сей счет я не беспокоился. К тому же участковый Валуев оказался вполне серьезным дядькой, который свое дело знает.
Думал я о другом. Если Кирилл причастен к убийству Садоводова, то вряд ли он играл там главную роль. Организовать такое дело, заманить в специально подготовленную квартиру, а потом убить крепкого мужика, который сопротивляется изо всех сил, вряд ли по силам такому хлипкому истерику, которым был Кирилл. Значит, были и другие? Более сильные и жестокие. А вот сколько их было — вопрос.
Кирилла уже на следующий день привела мать, держа за руку. Глядя на унылого парнишку, прятавшего глаза, на его хилые плечи и руки, я сразу понял, что был прав в своих выводах — у такого должны были быть сообщники, сам он мало на что годен.