ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
В семь часов двадцать семь минут Меада отворила двери испуганной Айви.
– Айви, ты так опоздала! Твое счастье, что миссис Андервуд еще не нет дома.
Скуластое остренькое личико Айви приняло изумленно-озадаченное выражение.
– Но, мисс Меада, она прошла прямо передо мной, я видела, как она садилась в лифт. О, боже, надо торопиться! Вы включили газ под пароваркой, мисс?
Айви засуетилась. Но вышло так, что времени у нее оказалось достаточно. Миссис Андервуд вошла в квартиру лишь без двадцати восемь. Она прямиком прошла в свою комнату и закрыла за собой дверь. Айви приблизилась к Меаде.
– Мисс Меада, чудно все. Я же видела ее все время впереди себя, прямо от угла. Если бы на улице было чуть темнее, я попробовала бы проскользнуть мимо нее, но я побоялась. – И почти без паузы она продолжила: – Я подумала, раз она ушла в свою комнату, может, я выскользну на секундочку, не одеваясь, на улицу.
Но Меада лишь покачала головой.
– Нет, Айви, право, не стоит!
Айви состроила гримаску.
– Ладно, ладно, мой друг опоздал, мы и были вместе всего-то пять минут. Он такой красивый, девчонки так за ним и бегают. Ладно, ладно подожду. Но когда я заметила впереди себя миссис Андервуд, и мисс Роланд…
– Ты имеешь в виду, что они шли вместе?
Айви ухмыльнулась.
– Вовсе нет! Мисс Роланд шла далеко впереди, я видела ее белое платье. Она зашла в дом прежде, чем я подошла, а миссис Андервуд стояла в холле, поджидая лифт, поэтому мне пришлось тоже ждать, понимаете? Я ждала за углом, на крыльце, пока не спустился лифт, и миссис Андервуд поехала наверх. Интересно, где она была все это время.
Меада лукаво улыбнулась.
– Возможно, ты сама ее спросишь, Айви.
***
Ровно полдевятого, минута в минуту, Белл отправился «развлекаться» с сознанием честно отработанного дня. Едва он поднялся по лестнице из подвала в холл, как хлопнула входная дверь, кто-то только что вышел. Однако Белл не видел этого человека, так как они уже находились по разные стороны парадных дверей. Но когда он вышел на крыльцо, то успел заметить мужскую фигуру, удалявшуюся в сторону правых ворот. По обе стороны от дома было двое ворот, одни вели направо, другие налево. Дорожки к ним были посыпаны гравием, а между ними рос кустарник.
Мужчина вышел в правые ворота, тогда как Белл в левые, этот путь в город был короче. Едва Белл миновал ворота, как услышал звук работающего мотора, а затем увидел, как мимо него по дороге, ведущей вниз, промчался автомобиль. Краткое появление мужчины в темноте сильно поразило воображение Белла; и позже, когда его спросили об этом, он признался, что принял человека, уехавшего на машине, за мужчину, которого он видел вышедшим из двора сквозь правые ворота, и на вопрос, сумеет ли он опознать его, единственное, что он мог сказать по этому поводу: «Ну, вы и озадачили меня!»
Белл направился в паб «Рука и Перчатка», где, как обычно, встретил своего шурина мистера Уильяма Баркера, чтобы сыграть по-приятельски партию в дарт. До того, как Белл купил обручальное кольцо в магазине старого мистера Джексона, Мэри Белл носила имя Мэри Баркер. Овдовевший, как и Белл, мистер Баркер жил вместе со своей дочерью Адой и ее мужем, который был мясником и очень радушным человеком. В глубине своего сердца Белл жалел бедного Уильяма. «Душевное спокойствие Уильям обретает лишь по вечерам, когда приходит в „Руку и Перчатку“, а его своенравная дочь, пожалуй, могла бы запретить ему ходить сюда». Белл не очень жаловал свою племянницу Аду. Про себя он считал ее чересчур возомнившей о себе, «зазнавшаяся женщина со спесивыми замашками».
Во время игры они обсудили Аду и ее капризы. Для мистера Баркера эти разговоры были настоящей отдушиной, в беседе с другом он черпал новые силы для своего обеспеченного, но подневольного существования, выражавшегося хотя бы в том, что дочь заставляла его каждый день носить накрахмаленный белый воротник. «Если бы было возможно по воскресеньям надевать два, то она заставляла бы меня делать это», – поговаривал он.
– Дай им палец, они норовят оторвать руку целиком, таковы все женщины, – поддерживал его Белл.
Мистер Баркер нахмурился.
– Нет, ее мать была совсем иной. Ани была хорошей женой. Меня удручала только одна ее черта – любила хвастаться вещами перед родственниками. Эту черту унаследовала и Ада. Помню, как Ани подарила мне две синие вазы на мой день рождения, купленные на сэкономленные деньги от домашнего хозяйства. Они смотрелись очень впечатляюще на каминной доске, с позолоченными ручками и нарисованными букетами цветов. Но когда я взял, да брякнул, что скорее предпочел, чтобы она приготовила что-нибудь вкусное, чем покупала синие вазы в гостиную, она вскинулась и возразила, дескать, это мне подарок, и мне должно быть стыдно за то, что я не чувствую благодарности.
Мистер Баркер отпил глоток пива и продолжил.
– Да, – протянул он, – вот откуда эта черта у Ады. Мы поругались из-за этих ваз, но она всегда брала верх надо мной.
– Таковы женщины, – промолвил Белл с усмешкой в глазах.
Мистер Баркер тяжко вздохнул от таких воспоминаний.
– Ада вся в нее, – заметил он.
Полдесятого Белл отправился назад к дому Ванделера. Ровно в десять он закрыл входные двери и спустился в подвал, где все проверил перед тем, как идти спать. Везде был порядок, все находилось на своих местах. Восемь ключей висели в один ряд на стенке старого буфета, каждый на своем латунном крючке. Все ключи были на месте. Мисс Андервуд вернула ключ от квартиры миссис Спунер. Должно быть, она зашла сюда, пока он отлучался. Белл пошел спать, он проспал до половины седьмого утра – до момента, когда зазвонил будильник. Наступил четверг.
В положенное время все обитатели дома Ванделера отправились в свои постели и спокойно уснули, за исключением трех человек. Это были мисс Карола Роланд, миссис Уиллард и мисс Гарсайд. Мистер Уиллард вряд ли тоже лег спать, по крайней мере, не в своей собственной квартире и не в собственной кровати. Впоследствии выяснилось, что его вообще не было в доме Ванделера тем вечером, именно поэтому миссис Уиллард не смыкала глаз всю ночь.
Меада Андервуд тоже легла. Ей хотелось побыть одной, к тому же она очень устала. Но спала она плохо и тревожно, ей досаждали какие-то видения, которые окутывали ее рассудок, но о чем они говорили, понять было невозможно.
Внезапно ее разбудил телефонный звонок. Он звучал еще и еще раз, до тех пор пока она не сняла трубку. Раздался резкий голос Жиля.
– Меада, Меада, это ты?
– Да, я, – ответила она, – в этот миг розовые эмалевые часы на камине начали отбивать полночь.
– Что за звуки? – спросил Жиль.
– Это бьют часы, – пояснила она.
– Бог с ними с часами. Все хорошо, дорогая. Сейчас я не могу сказать тебе, но все в порядке. Больше она не будет нас беспокоить. По телефону я не могу тебе ничего рассказать. Но больше не будет никаких неприятностей. Я зайду к тебе завтра утром.
Связь прервалась, в трубке повисла гнетущая тишина. Часы как раз кончили отбивать полночь. Меада еще долго лежала с открытыми глазами, но ее рассеянные мысли были гораздо приятнее кошмаров, досаждавших ей во сне.
«Карола Роланд лежит мертвая в своей квартире», – это было первое, что она услышала на следующее утро.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Обнаружила тело Каролы Роланд миссис Смоллетт. Как всегда в восемь, минута в минуту, пунктуальная миссис Смоллетт поднялась в квартиру № 8. Впоследствии она излагала более волнующую версию: как только она сняла ключ с крючка, так сразу же у нее возникло некое гнетущее предчувствие: «Мои руки, державшие ключ, похолодели, но не так, как обыкновенно, от холодной воды, они налились холодом и тяжестью, вы понимаете, о чем я говорю. И весь свой длинный путь наверх по этим лестницам, от которого сердце бы лопнуло в груди любой женщины, но я не могла сесть в лифт, даже если бы вы заплатили мне, итак, весь длинный путь наверх, я все время думала про себя: „Что-то случилось неладное. Никогда раньше я не чувствовал ничего подобного“. И когда я увидела приоткрытую дверь…»
На самом деле в душе миссис Смоллетт ничего такого не было и в помине, разве что мыслей о лестницах, которые были весьма обшарпанными и служили постоянным поводом для высказывания ее недовольства. Она поднялась на верхний этаж, подошла к квартире № 8 и поняла, что напрасно брала ключ. Но даже в эту минуту она ничего не подозревала, а просто подумала, что мисс Роланд должно быть встала и открыла дверь перед ее приходом. Миссис Смоллетт положила ключ в карман передника и вошла внутрь. В передней горел свет, но в этом также не было ничего такого особенного. Миссис Смоллетт направилась в небольшую кухню, опустила жалюзи, немного приподняла шторы и поставила греться чайник. Затем она распахнула дверь в гостиную.
При скромном свете декоративного светильника, висевшего на потолке, она увидела Каролу, лежавшую ничком на светло-голубом ковре. На ней было надето все то же белое платье. Ее лица не было видно, но поза, неживая, мертвая, говорила сама за себя. С этого момента история миссис Смоллетт более или менее совпадала с фактами. Она ни на миг не усомнилась в том, что мисс Роланд мертва. Тусклый свет падал на ужасное темное пятно на ковре и все так же блестел на ее светлых окрашенных волосах. Пятно было красновато-коричневого цвета.
Миссис Смоллетт, пятясь, вышла из дверей с прижатыми по бокам руками, все так же задом вышла из квартиры и даже по площадке пятилась таким же образом, потом буквально скатилась по лестницам вниз в подсобку Белла.
Старина Джимми Белл проявил редкое самообладание. Велев миссис Смоллетт оставаться там, где она была, он поднялся на лифте наверх. Наружная и внутренние двери были распахнуты. Трогать их, разумеется, не стоило, правда, он и не собирался это делать. Да, это было убийство, ошибки быть не могло. Маленькая Кэрри Джексон, которую он часто видел идущей в школу с волосами, заплетенными в косу, любимица старого мистера Джексона, которой он так гордился до тех пор, пока она не разбила ему сердце. Избалованной, вот кем она была, избалованной девочкой. Нет, Белл вовсе не имел в виду что ее надо было как-то наказывать физически, пороть, что ли, вовсе нет, но детей все-таки следовало держать в строгости. Кэрри никто, никогда и ни в чем не ограничивал. Он стоял и смотрел на нее, его морщинистое, красноватое лицо побледнело. Он воевал во время последней войны и перевидал, будучи солдатом, немало убитых, но на войне от смерти никуда не денешься. Однако мертвая девушка – совсем другое дело, тем более убитая в своей собственной квартире. Это было настоящее убийство.
Белл подошел к телефону и позвонил в полицию. Пока он ждал прибытия полиции, он заметил поднос, уставленный напитками. Поднос стоял на низенькой подставке между двумя креслами-, около электрического камина. Трубки камина светились. Белл решил выключить камин, но вовремя спохватился. Безусловно, ничего нельзя было трогать до появления полиции.
Ярко-красный лаковый поднос украшал позолоченный узор по краю, в стиле подноса были и блестящие бокалы с золотистым ободком. На нем еще стояли бутылка виски, сифон с содой, граненый графин с красным вином и блюдо с печеньем. Было заметно, что пользовались обоими бокалами, в одном было виски, в другом, значительно меньшем, вино. Белл даже ощутил запах виски.
Поднос сразу привлек его внимание. Только к самому появлению полиции его поразила еще она вещь. Камин, его внешний вид, чем-то смущал его. Что бы это могло быть? Трудно было сказать что, но что-то было в нем странное и подозрительное. Сразу бросалась в глаза фотография майора Армтажа с его надписью в углу. Да, в ней может и было что-то подозрительное, но вскоре он понял, что дело было все-таки не в фотографии. Настораживало что-то еще. Как вдруг его осенило. Рядом с фото отсутствовала совершенно никчемная серебряная статуэтка почти обнаженной танцовщицы, делающей высокий батман, – на его взгляд очень неприличная на вид. Статуэтка с камина исчезла.
И тут он заметил ее на кушетке. Он подошел поближе и нагнулся. Странным было то, что она валялась на кушетке, но на этом странности только начинались. Статуэтка валялась так, как будто кто-то отбросил ее в сторону. Вытянутая нога танцовщицы была острой и блестящей, не менее острой, чем острие кинжала, и столь же блестящая, как сталь. Вся грациозная фигурка переливалась серебряным светом, сама она была чистой, но там, где она упала, виднелось безобразное пятно на голубой и серой парче. Пятно на парче было того же цвета, что и пятна на светло-голубом ковре.
В этот момент, стуча ботинками и громко разговаривая, вошли полицейские. Белл отвернулся от кушетки и пошел им навстречу.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Старший инспектор Лэмб расположился за столом в гостиной. Хотя стол был самым массивным из всех столов в квартире, Лэмб, только взглянув на него, посчитал его какой-то жалкой пародией на стол. Сам инспектор был весьма крупным грузным мужчиной с маленькими проницательными глазками и тяжелой челюстью. Волосы на его голове уже поредели, однако, несмотря на род своих занятий, в его темных, почти черного цвета волосах не было заметно ни малейших следов седины.
Началась обычная рутина на месте преступления. Фотограф и криминалист сделали то, что им полагалось сделать. Тело унесли, голубой ковер свернули. Фигурку танцовщицы аккуратно упаковали и увезли на экспертизу.
Лэмб взглянул на вошедшего сержанта Абботта. Как отличались привилегированное частное учебное заведение для мальчиков и полицейский колледж, так же отличались внешне инспектор и сержант. Абботт – высокий, сухощавый, нос тонкий с горбинкой, глаза ясные, больше голубые, чем серые, белесые ресницы и густые, зачесанные назад, волосы.
– Мне бы хотелось поговорить с женщиной, которая обнаружила тело, – сказал Лэмб.
– Да, сэр. Здесь сестра мисс Роланд.
– Сестра? И кто же она?
– Миссис Джексон» она жена ювелира.
– Хорошо. Но сначала я должен повидаться с другой женщиной. Как ее зовут?
– Миссис Смоллетт.
– Правильно, миссис Смоллетт. Введите ее!
Миссис Смоллетт вошла с важным видом. А почему бы и нет? Разве не она нашла тело? Разве ее позвали не для того, чтобы она дала показания или даже выступила на суде, если они схватят преступника? «Стоит надеяться, что они его схватят, иначе, никто из нас не сможет спокойно спать в своих постелях».
С целью подчеркнуть важность происходящего она слегка приоделась, на ней было черное пальто с потертым меховым воротником, черная фетровая шляпка с выцветшей лентой. Она назвала свое имя, Элиза Смоллетт, уважаемая вдова, род занятий – «повседневная помощь». Когда большая часть ненужных подробностей была отсеяна или даже отброшена за ненадобностью, выяснилось, что она просто моет лестницу и «оказывает услуги» в некоторых квартирах.
– Миссис Спунер из квартиры № 7, я регулярно там убиралась, но сейчас ее нет, она уехала, вступив в A.T.S. Мистер Дрейк из квартиры № 5 – там управляется мистер Белл. Еще миссис Уиллард из квартиры № 6, она пользуется моими услугами два раза в неделю, в понедельник и четверг, чтобы навести полный порядок. Миссис Андервуд из квартиры № 3, она держит собственную служанку, я туда не хожу, за исключением тех редких случаев, когда нужна дополнительная помощь. Мисс Гарсайд из квартиры № 4, прежде работа у нее занимала почти все мое время, которое я могла уделять ей, до тех пор, пока она не начала избавляться от своей мебели. Прекрасные, я вам скажу, были вещи. Она объясняла, что отдает их в починку, но ни одна из вещей не вернулась назад. Что бы там ни говорили, но их нет ни там, ни здесь. Потом, на первом этаже живет пожилая мисс Мередит в квартире № 1, я также там чищу и убираю. Она держит служанку и компаньонку, но полы мою я. Еще миссис Лемминг из квартиры № 2, там я работаю один раз в неделю почти регулярно, но не всегда. А у мисс Роланд, бедняжка, у нее я убиралась постоянно.