— А также ненавидели, — добавил Фред, разминая несуществующую сигарету.
— Не будь занудой, Фредди, — сказала Алисия. — Разумеется, были мальчики, которые его ненавидели — недисциплинированные и неподготовленные. Но эта маленькая группа, Фредди, не вернется в Пелхам-Холл, чтобы полюбоваться портретом. — Ее внимание было устойчиво сосредоточено на Джерико. — Я хочу подчеркнуть, мистер Джерико, что излишне детализированный анализ характера может породить картину, которую не признает подавляющее большинство воспитанников Пелхам-Холла.
Джерико ответил ей очаровательной улыбкой:
— Вы не учитываете сущность художника, миссис Пелхам. Я не копировщик, и мне хотелось бы думать, что, когда моя работа будет завершена, она будет нести в себе особый смысл для каждого, кто на нее смотрит. Я надеюсь на то, что вы увидите своего мужа, дети — отца, воспитанники — директора, а Берт Уолкер — старого и любимого друга.
При упоминании Берта уголки рта Алисии как бы поджались.
— И как же вы намерены справиться с этой задачей? — спросила она. — Будете расспрашивать каждого из нас по отдельности?
— Во всяком случае, не сейчас, миссис Пелхам. Давайте просто время от времени переключать наш разговор на доктора Пелхама. — Он обвел взглядом остальных сидевших в комнате.
Никто не проронил ни слова. Казалось, что на этом предложении беседа иссякла. Чтобы скрыть свое явное замешательство, Джорджиана заявила высоким, резким голосом, что ее муж приедет домой поздно вечером.
— Кажется, он говорил, что в блэгдонских конюшнях разразилась эпидемия кашля. Он уехал в Саратогу проконсультироваться с ветеринаром.
— Ты сказала Джулии, что он прибудет к ужину? — спросила Алисия.
— Мама, я и сама в этом не уверена. Ты же знаешь Артура. Вполне может заявиться посреди ночи, чтобы сразу завалиться в постель, — сказала она, густо покраснев.
— А ваш муж, миссис Фрост, посещал Пелхам-Холл? — спросил Джерико, стараясь как-то заполнить возникшую паузу.
— Нет, не посещал! — резко проговорил Фред. — Он был инструктором по верховой езде. Главным поставщиком удобрений для матушкиного огорода.
— Ну хватит уже, Фред, — усталым голосом проговорила Луиза.
— Мой муж великолепный наездник, — сказала Джорджиана.
— Кентавр Джорджианы — наполовину лошадь, наполовину человек, — невозмутимо проговорил Фред. — А будучи лишь наполовину человеком, Джорджи, он ведь не всегда доставляет максимум удовлетворения?
— Ты сегодня уже выпил, Фредди? — холодно поинтересовалась Алисия.
— Мама, я всегда выпиваю, — ответил тот. — Единственная приятная привычка, которую я разделяю с Артуром. Кстати, Джерико, отец был классным специалистом по части мартини. Никогда не пил после обеда, ну, разве что бренди, но мартини хлестал как воду. Причем всегда с оливкой, которую он, кстати, никогда не съедал. Вы не знаете почему?
— Почему же, мистер? — спросил Джерико.
— Чтобы позволить Берту съесть их на кухне после трапезы. Вот как близок был отец к своему другу. Берт всегда был большим почитателем оливок, смоченных в джине.
— Не позволяйте Фреду создать у вас впечатление, будто отец был выпивоха, — сказала Джорджиана. — Он всегда знал, когда остановиться.
— Не очень-то типично для бывшего алкоголика, — заметил Джерико.
Пожалуй, он при всем своем желании не смог бы взорвать в бледной гостиной Алисии более мощную бомбу неожиданного откровения. Старуха перевела на Луизу гневный взгляд своих серых глаз. Руки вцепились в подлокотники кресла с такой силой, что аж пальцы побелели.
— Луиза, этот слух действительно необходимо выставлять на всеобщее обозрение?
— Моя дорогая мама, это не слух, а общепризнанный факт. То, что отец мог выпить столько же, сколько и другой нормальный мужчина, лишь делало ему честь. И я рассказала об этом Джонни, чувствуя уважение к отцу.
— Джонни?
— Мое имя Джон, миссис Пелхам, — сказал Джерико. — Кстати, это именно тот факт, о котором я хотел бы знать. Он во многом иллюстрирует характер человека.
— Да уж, у отца явно был характер, — заметил Фред. — Его никак не назовешь замкнутым, аскетичным священником. Он считал, что священнослужитель должен быть «добрым и веселым парнем». Есть одна классическая история относительно его увлечения выпивкой.
— Фред! — воскликнула Джорджиана, бросив испуганный взгляд на мать.
— Как-то раз после службы к нему в часовню зашла пожилая дама, — продолжал Фред, ничуть не смущенный замечанием. — «Доктор Пелхам, — сказала она, — я считаю вашу проповедь весьма вдохновляющей. Я была по-настоящему тронута, пока моя подруга миссис Бизибоди не сказала мне, что вы пьете! Пожалуйста, скажите мне, что она ошибается». Тогда отец взял эту даму за руку и сказал: «Мадам, уверяю вас, что она совершенно права. И если вы пройдете со мной в „Манс“, я с удовольствием угощу вас мятным коктейлем, который поджидает меня в холодильнике». Постскриптум: престарелая леди не приняла его предложения.
Алисия хотела было что-то сказать, но в этот момент хлопнула дверь.
— Уолтер! — позвала она.
Из внешнего холла донеслись звуки медленных шагов, после чего в дверях гостиной появился Уолтер Фрост. По словам Фреда, ему было восемнадцать лет. Симпатичное квадратное лицо, светло-рыжеватые, коротко остриженные волосы. Внешне он совсем не походил на Пелхамов, скорее на своего отца. На нем были синие джинсы, мокрые и заляпанные грязью, и такая же замызганная майка. Он бросил на Джерико быстрый, испуганный взгляд.
— Я с-с-ейчас не в-п-п-олне в порядке, б-б-бабушка, — мучительно заикаясь, проговорил он. — На л-л-лодке плавал.
— Я бы хотела, чтобы ты познакомился с мистером Джерико, — сказала Алисия. — Он художник, который собирается написать портрет твоего деда.
— Привет, Уолтер, — с улыбкой обратился Джерико к парню.
— Зд-д-дравствуйте, с-сэр, — ответил Уолтер, после чего развернулся и бросился бежать через холл вверх по лестнице.
— Уолтер заикается, — пояснила Джорджиана. — И всякий раз сильнее, когда встречается с незнакомыми людьми.
— А для Уолтера все люди — незнакомцы, — заметил Фред.
— Не самое благоприятное начало, — сухо заметил Джерико.
— Этот чертов Фред! — проговорила Луиза. — Обожает подкалывать Джорджиану и наслаждаться маминым недовольством.
Это было уже через несколько часов после неудавшейся чайной церемонии. В промежутке состоялся столь же неудачный обед. Пелхамы не выбирали для него официальных нарядов, однако все женщины переоделись. Фред также облачился в темно-синий блейзер, на нагрудном кармане которого была вышита эмблема какого-то клуба. Уолтер привел себя в порядок и сидел за столом, не отрывая взгляда от тарелки и не произнеся ни слова. Артур Фрост так и не появился — очевидно, эпидемия в блэгдонских конюшнях оказалась действительно серьезной.
Несколько попыток Джерико повернуть во время обеда разговор на доктора Пелхама особого успеха не принесли. Фред отпустил по этому поводу несколько острот, однако Алисия Пелхам была определенно настроена не касаться в беседе всего, что связано с ее покойным мужем.
После кофе в гостиной Алисия предпочла удалиться. По ее словам, следующий день она намеревалась провести с друзьями в Литчфилде, и ей надо было перед отъездом утром написать несколько писем. Уолтер бесшумно покинул зал и исчез. Как заявил Фред, у него была назначена партия в бридж, однако, судя по взглядам, которыми обменялись Луиза и Джорджиана, эта «игровая затея» означала всего лишь свидание с женщиной, о которой миссис Пелхам знать не полагалось. Джорджиане надо было упаковать несколько свежих рубашек для Артура, которые, несомненно, понадобятся ему для очередной поездки в Саратогу.
Горничная Джули весьма поспешно убрала посуду после кофейной церемонии. Судя по всему, Берт пригласил ее и повариху Анну в местный кинотеатр.
Таким образом Луиза — отнюдь не раздосадованная данным обстоятельством — осталась наедине с Джерико. Она предложила ему прогуляться по окрестностям. Вечер выдался на редкость жарким, а со стороны озера дул хоть слабый, но ветерок. И к тому же там не было любопытных ушей. Джорджиана любила послушать, о чем говорят другие люди, да и в Уолтере тоже большой уверенности не было.
Уже сгустилась темнота, но в полнолуние все выглядело в серебристо-зеленом цвете.
— У мастера Фреда весьма специфическая манера шутить, — заметил Джерико.
— Просто это позволяет ему чувствовать себя самим собой, — сказала Луиза. — Как я полагаю, сегодня днем он прошелся по каждому из нас.
— В основном по вашему отцу. Ни слова лести или любви.
— Когда отец был жив, к Фреду никто не проявлял особого внимания. В школе он не пользовался особой популярностью. Я думаю, было вообще ошибкой то, что он пошел в Пелхам-Холл. Мальчики считали, что он пользовался привилегиями. В частности, жил он не в общежитии, а здесь, в «Мансе». По моему мнению, его считали стукачом, работавшим на отца. И Гарвард он окончил, я уверена, при определенной поддержке отца. Мальчишкой он был таким же застенчивым, как и Уолтер, разве что не заикался. После же смерти отца он превратился в язвительного, но при этом вполне симпатичного повесу.
У Джерико был довольно мрачный вид.
— Мальчик производит трагическое впечатление, — сказал он.
— Уолтер? Он перебывал во всех возможных клиниках и у психотерапевтов Джорджианы, стремясь избавиться от своего заикания. Ничто ему толком не помогло. В школе для него ад сплошной. Все смеются над его попытками заговорить. По мере приближения осеннего семестра он становится все более напряженным.
— Когда это началось?
— Давно, — ответила Луиза, — хотя, боюсь, не смогу назвать точную дату. Один из психиатров высказал предположение: проблема в том, что у нас в семье слишком много людей хотели высказаться одновременно, отчего Уолтер не мог произнести ни слова, из боязни не быть услышанным.
— Ему, кажется, было лет восемь, когда убили вашего отца? Как он отреагировал на это событие?
— Он был просто сражен. Отец очень любил Уолтера, проводил с ним массу свободного времени. Когда Уолтер достаточно подрос, чтобы держать в руках ружье, отец научил его стрелять. В летнее время они часто плавали на яхте. Если Берт куда-то отвозил отца, маленький Уолтер неизменно сопровождал их. А перед сном отец обязательно читал ему что-нибудь — уходил из своего офиса или покидал прибывших на обед гостей, чтобы сделать это. В то лето они читали «Историю двух городов». Уолтер так ее никогда и не дочитал.
— Он начал заикаться после гибели доктора Пелхама?
— Я как-то не связывала эти два события. — Она взглянула на высокую бородатую фигуру, шагавшую рядом с ней. — Думаю, что нет. Скорее, это произошло позже.
— Он потерял единственного друга, способного выслушать его, — сказал Джерико.
— Отец был не столько слушателем, сколько человеком, умевшим превосходно высказаться, — сказала Луиза.
— Глядя на парня вы, похоже, страдаете оттого, что не можете помочь ему?
— Вы ведь тоже добрый человек, Джонни?
— Ну что же, сдаюсь, — вздохнул Джерико. — Как вы сказали, другие люди делают нас такими, какие мы есть, а я с легкостью согласился с этой идеей. И этот мальчик является ее живым подтверждением. — Он глубоко вздохнул. — Ваша мать, Луиза, едва ли поможет мне в работе. Ей противна сама идея ворошить прошлое.
— Возможно, это и будет для вас подсказкой.
— Простите?
— Любой скажет вам, что отец и мать были идеальной парой. Отец был нежным, внимательным, заботливым по отношению к ней. Она же была прекрасной хозяйкой. Однако я всегда подозревала, что они — всего лишь хорошие актеры, каждый из которых ведет свою партию. Спали в отдельных комнатах. Одно из моих первейших воспоминаний это то, что дверь в комнату матери всегда была заперта. — Луиза рассмеялась. — Меня заинтересовали обстоятельства их жизни уже в восемь лет. Уже тогда я поняла, что дверь была заперта.
— Ссоры?
— Никогда. Но я не могу припомнить, чтобы они хоть раз обменялись невинными шутками. Или чтобы отец прикоснулся к ней на людях.
— Может, какая-то застарелая ссора, которую они так и не смогли решить?
— Я не знаю.
— Марго Стэндиш?