— Одна живешь? — спросил Егор, усаживаясь за стол, уже довольно богато накрытый к приему дорогого гостя.
Валя кивнула.
— А родители где?
Хозяйка разлила водку и положила Егору полную тарелку соленых грибов, картошки и сала.
— Отца по пьянке в драке зарезал какой-то тип из соседнего поселка. Кухонным ножом. Отсидел пятнадцать лет. Сейчас вернулся, живет где-то один, вдали от всех. Нервы, видать, сорваны, и сам как обвисшая тряпка. У меня уже зла к нему нет: получил свое сполна — и пусть доживает! Бог ему судья! Да и отца я не помню, маленькая была… Но когда отец погиб, его уже похоронили, в нашем доме остались мамины друзья и подруги, что пришли на поминки. Ночью замученная мама уснула. А некоторые не спали. И вдруг подруги услыхали: под окном голос моего отца отчетливо позвал три раза: «Зоя! Зоя! Зоя-я!» Так мою маму звали. Померещиться им не могло. Зов слышали несколько человека, и уверяли, это точно кликал мой отец. Как вы думаете, это правда?
Егор пожал плечами:
— Все может быть…
— Но больше крики не повторились, — продолжала рассказывать Валюша. — Наступило утро. Подруги маму разбудили, спросили: «Ты ничего не слышала?» Она говорит: «Нет, а что?» Ей рассказали. Говорили: боялись — за собой уведет. Но нет, обошлось. А мама с тех пор заболела. Сердцем все мучилась, у окна сидела, словно отца ждала… Умерла два года назад. От сердечного приступа. Болела сколько… давно… Или вправду отец забрал?.. Скучал без нее, поди… А ваши родители?
— Живы-здоровы, — пробурчал Егор. — И еще две младшие сестренки на выданье… Ну, выпьем за удачу! Чтобы нам с тобой всегда и во всем везло! И за собой пока на Небо никто не звал! До поры до времени!
Звякнули, сталкиваясь, рюмки. Егор от волнения немного плеснул на скатерть и смутился.
— Вот неуклюжий… — пробормотал он. — Со мной одна нерва…
— Все нормально, не переживайте! — утешила Валюха. — От водки и пятен не бывает. Высохнет! А правда, что у вас на двадцать третье февраля солдатики так напились, что все окна перебили?
Егор помрачнел. Командир взвода, он не любил это вспоминать, да и вообще терпеть не мог постоянных пьянок — офицерских и солдатских — на праздники.
— Было дело, — буркнул он. — Просто позор…
— Нормально! — утешила Валюша.
Ровная и спокойная, как полированный стол…
— А третьего дня Тихонов бегал за Угаровым, а потом его об стенку стукнул, — злобно продолжил Егор. — Тоже небось наслышана? На вопрос, что мы делаем в праздники, есть лишь один ответ: боремся с зеленым змием! Наверное, мы его победим. Но скорее он нас. Ведь «пораженье от победы ты сам не должен отличать»!
— Нормально! — повторила привычное веселуха. — Вы на сколько ко мне вырвались? Вам назад скоро?
— Да н-нет… н-не очень… — запнулся Егор. — Могу посидеть…
Сообщать более конкретное время ему не хотелось. Водка на него, как на человека здорового, выносливого и малопьющего, действовала слабо. Поэтому в редких случаях общения с бутылкой он всегда, даже много выпив, почти не пьянел. И угадать по нему количество выпитого тоже было затруднительно.
А Валюшка-веселушка захмелела моментально. И еще больше развеселилась.
— Выпьем на «ты»! — предложила она.
— Это называется на брудершафт! — объяснил Егор.
— Откуда вы столько знаете? — почтительно спросила Валечка. — О вас в гарнизоне вообще такая слава идет!.. Будто вы прочитали уйму книг и выучили наизусть всю энциклопедию!
Егор растрогался и застеснялся.
— Ну, уж и всю… — польщенно и немного растерянно протянул он. — А читать я действительно люблю. С детства. В молодости мы все накапливаем впечатления. А потом их как бы расходуем, ими живем. Но ведь они исчерпаемы! И довольно быстро и легко. С чем ты потом остаешься? Пусто… Поэтому я хочу смотреть и учиться… Всегда. Постоянно. Чтобы жить по-настоящему.
— А я нет! — заявила Валюня. — Мне бы телевизор смотреть, да и все! И в кино ходить. Еще очень хочется магнитофон купить. Песни записывать… Это лучшее!
Егор пренебрежительно, скептически взглянул на нее. Девчонка, что с нее взять… Глупая, бестолковая, неопытная…
Валечка сидела рядом, смотрела на него во все глаза, слушала… Такая близкая, доступная, податливая… Егор осторожно протянул внезапно отяжелевшую руку и опустил ее на Валечкино плечо. Она охотно, радостно придвинулась поближе, почти прижалась… Всегда в боевой готовности…
— Это лучшее! — весело пропела девушка, ничуть не смутившись.
Да и вообще она ждала лишь этого… Егор все понимал как-то запоздало. Вечно опаздывающий поезд, метко называла его Верка.
Они с Валюхой зацепились локтями и выпили.
— Все, теперь только на «ты»! — оживленно объявила Валя. — Ты, наверное, чересчур порядочный! Я угадала? У тебя всякие там морали и принципы! Верно? А я живу по-простому: один день — да мой! Это лучшее!
В какой-то степени она права. Жить проще, ничего не усложняя и не накручивая, излишне не запутывая, на самом деле — великое искусство. Но для Егора простота всегда казалась пограничным состоянием с упрощением, примитивностью, опошлением…
— Я раньше, — начала весело рассказывать хмельная и оттого еще больше расковавшаяся Валюша, — была совершенно тупая и необразованная в области секса. И про всякие там эмоции и этикет даже слыхом не слыхивала. В чужом доме, у подруги, могла снять чулки, сидела, задирая юбку на людях… Все думали — вот развязная! Как откровенно завлекает и соблазняет, как заманивает! Открытей некуда! И конечно, на меня начинали реагировать парни. Как же иначе? Это я только теперь стала умная! А тогда искренне возмущалась, давала отпор, двоим или троим мужикам даже по морде съездила. Кулачок у меня будь здрав! — Она протянула руку и положила ее на стол, чтобы гость сам убедился в Валиной правоте. — Ну, никак я не понимала, чем все это вызвано. Сама же их подначивала… Они удивлялись-удивлялись, а потом все-таки докумекали, что я просто еще недоразвитая, не смыслю, что передо мной — человек другого пола. Маленькая еще, объяснить толком мне все эти дела некому… Потом дозрела, сама себе ужаснулась. — Валечка расхохоталась. — А вот тебе другой пример, только с женщиной лет сорока. Она недавно пришла по совместительству убирать мастерские. Тут недалеко. Мне о ней ребята знакомые рассказывали. Наденет наголо или на белье халатик — и ну щеткой размахивать! В мастерской приостановилась работа, все рабочие глядят на нее и перешептываются, прикольно шутят. Она заметила, возмутилась, но не понимает, что это, мол, они? И стала ходить убирать вечерами, когда все тамошние сотрудники уже уходят и мастерская заперта. А ведь женщина зрелых лет, не молодая… Как думаешь, отчего такое бывает?
Егор не собирался обсуждать с ней вопросы секса и мусолить проблемы противоположных полов. Не для того он сюда шел… А для чего?.. Простой, незамысловатый вопрос сразу выбил его из колеи. Хотя в привычной ему колее он сегодня не находился ни минуты. Но искать любовь ему было негде. Казалось, что уже поздно, да и не хотелось. Сама она как-то не находилась… И он положился на волю судьбы — пусть будет Валюха-веселуха! Это лучшее, как она говорит, чем ничего. А потом… Вдруг у них что-нибудь путное и получится… Ведь Валя явно тянется к нему, льнет, пытается прислониться… Кто знает, глядишь, и он отогреется рядом, оживет, изменится…
Только как же без любви? Но он не знает, что это такое… И вполне вероятно, может не узнать.
Ему двадцать с небольшим. После училища командует взводом. Накапливает впечатления. Хочет смотреть и учиться… Всему, что предложит жизнь, что подсунет ему в качестве нового урока… И Валечка в роли учительницы, конечно, выглядит смешной и нелепой, но за ее спиной прячется в тени куда более серьезная и значимая фигура. Значит, на время Егору сгодится и Валюха…
Когда он собрался уходить — давно пора! — веселуха высунулась из-под лоскутного, пестрого, очень теплого одеяла (оно очень понравилось Егору, пожалуй, больше всего остального) и сонно, чуточку неуверенно, боязливо спросила:
— А ты еще придешь?
Егор молча кивнул, натягивая брюки.
— А когда? — осмелела Валюня.
— Сейчас точно не отвечу, — отозвался Егор. — Служба! Хотя завтра — прекрасное слово… Благоухающее надеждой…
— Ну-у-у-у! — недовольно протянула Валюта.
— Не «ну», а «так точно»! — отрезал Егор. — Учись не выть, а отвечать по всей форме!
— Чего я, в казарме, что ли? — недовольно проворчала Валечка. — Ну ладно, я буду к тебе подходить в столовой! — Она взглянула хитро и радостно. — Не отстану, пока не скажешь когда!
Егор нахмурился. Да, эта не отстанет… Но может, все лучшее, как любит повторять Валюня?..
— Жизнь распоряжается нами по своему усмотрению! — пробурчал Егор.
И поспешил в часть.
Снег к ночи морозно поскрипывал под ногами. Пощипывало лоб и щеки. У проходной Егор на минуту остановился. Подумал: а как же она все-таки пахнет — весна?.. Еж твою еж… И задумчиво машинально отдал честь дежурному, удивившемуся временному отсутствию в части такого всегда прикованного к ней верного службиста Одинокова.
12
Врачи в клинике, куда Одиноков отправился по рекомендации и предписанию знаменитого академика, замучили Егора анализами и обследованиями. Он множество раз собирался все бросить, взять положенную путевку в санаторий и уехать, плюнув на дальнейшую службу. Но никак не мог на нее, забодай ее комар, наплевать… Мечтал вернуться. И поэтому, мрачно стиснув зубы, продолжал бесконечные обследования, надеясь все же возвратиться в строй в полном смысле этого слова.
— Строевик! — смеялась когда-то Валюня. — Ты здорово умеешь чистить картошку! Даже лучшее меня!
— Ну да, — бурчал Егор, проворно забрасывая в кастрюлю картофелину за картофелиной. — Армия — она всему научит!
— Верно! — кивала веселуха. — А у меня был тут как-то один… Я, говорит, в армии не служил, поэтому картошку чистить не умею! И ты ко мне с этими картофельными глупостями не приставай!
Егор всякий раз темнел лицом, слыша об очередном своем предшественнике. Сколько же их насчитывалось у разухабистой веселушки? Похоже, и она сама не знала.
— Не считала! Некогда! — развязно отвечала на его робкие вопросы Валюха. — А чего это ты вдруг так ошарашился?
Они несколько месяцев жили почти настоящей семьей. Валечка была очень довольна и почти счастлива. Неужели на ее долю выпал фартовый билет в виде домовитого непьющего мужика? Хозяйственный Егор колол дрова, мыл полы, кухарил на кухне, колдовал возле печки…
Валя обнимала его сзади. Она любила неслышно подкрадываться со спины, ластилась, висла на нем… Целовала в шею. Ныла привычное, напрашиваясь на ответную ласку:
— Ну-у-у-у!..
— Не «ну», а «так точно»! — отзывался Егор. Она злилась, только когда Егор отправлялся в часть. Не отпускала, ругалась. Весьма выразительно и образно: «Ты, ударенный пыльным мешком! Опять тебе пора в часть, будь она неладна!» Или: «Ты, бешеный пес!! Когда же, наконец, ты останешься здесь, со мной?!»
Выходило у нее всякий раз громко и резко, но при этом не зло, даже весело. Не зря же она имела такое прозвище…
И снова тесно к нему прижималась.
— Совсем не шуршавый!.. — пела Валюня. — Гладкий! Щеки бритвой прямо выскоблены!.. Выдраены до блеска!
Егор всякий раз хмуро отмалчивался. Но однажды, когда она совсем одолела, не выдержал:
— Валя, ты постарайся понять одну очень простую вещь! Я служил, служу и буду служить! Я военный, и меня устраивает — во всяком случае, пока! — такая жизнь! И другой я себе не ищу! Так что или примирись с ситуацией, или давай разбежимся навсегда! Иначе у нас получается одна нерва.
— Изверг рода человеческого! — отчаянно завопила Валюня. — Измыватель и издеватель! Чтоб ей провалиться в тартарары, твоей армии! И чего ты в нее вцепился, как идиот последний?! Возвращение по часам, без опоздания даже на минуту! Что за житуха?! По сигналу вставать, по сигналу ложиться! Все всегда по чужой команде! Как прикажут! Безгласный и безвластный! Тебе нравится?! Да что в том хорошего?! Это раньше девки, всякие там барышни в кружевах, были падки до военных! Гусары, лошади, дуэли!.. Одни завлекалки! А теперь даже простые, деревенские, вроде меня, стали разбираться! Кому охота всю жизнь мыкаться по гарнизонам?!
Егор совсем захмурел и затемнел лицом.
— Кому-то и охота! А если бы я тебе сейчас сделал предложение, ты бы мне отказала исключительно из-за моей профессии?
Валюня сразу орать перестала, притихла и всерьез занялась обдумыванием нового варианта. Словно Одиноков уже сделал ей предложение.
— Вишь ты… — наконец неуверенно пробормотала веселуха. — Ты мне, конечно, очень даже мил и люб… Нравишься ты мне, умом недоделанный… Хотя говорить с тобой — как с телеграфным столбом. Толку не добьешься! Но жить я хочу здесь. На одном месте. В своем доме! Это лучшее… И как тебе только не надоест мотаться туда-сюда…
— Учту! — буркнул Егор. — Когда надоест мотаться, сообщу…
— Валяй! Не забудь! — через силу захохотала Валюта. — Но на всякий пожарный учти: можешь опоздать! Не ждать ведь мне тебя всю жизнь! Надоест сидеть вековухой, и выскочу за кого ни попадя. Найду себе мужика, заведу семью, детишек нарожаю… Штук пять! Пока ты будешь новые звездочки на погоны заслуживать, лейтенант!
Егор промолчал. Пришел лишь попрощаться перед отъездом на учебу в Москву, в академию.
Валя была на редкость грустна и неразговорчива. Смотрела печально, едва поднимая глаза и ничем не подтверждая своего прозвища.
— Ты не вернешься? — спросила она, машинально переставляя на столе посуду.
Егор мотнул головой:
— После учебы мне должны дать новое предписание…
— А снова сюда ты не можешь попроситься?
— Нет, Валя, так обычно не бывает. Отправят служить в другое место…
— Ну и катись!
Егор сидел скованный и словно отчего-то уставший, чувствуя себя препаршиво.
— Валечка! — пробормотал он. — Родная… Валюха, впервые услышавшая от него такую нежность, тотчас оживилась и глянула с интересом и вновь пробудившейся надеждой. Егор почувствовал себя еще гнуснее.
— Давай продолжай, говори быстрее! — поторопила его Валя с нарочитой раздраженностью.
Он прекрасно видел: на самом деле она абсолютно не злится на него, даже почти понимает или, во всяком случае, пробует понять.
Что он мог сказать ей, что пообещать?! Зачем вообще связался с женщиной? Он повязан на всю жизнь с армией, и это единственное слово женского рода, с которым ему захотелось породниться.
По взгляду Вали Егор догадался — она также хорошо представляет, что он скажет…
Егор молча встал и вышел во двор. Протопал к калитке. Не обернулся. Сзади хлопнула дверь…
О Вале он вспоминал редко. Только когда становилось совсем одиноко, почти невыносимо. И думал, что, наверное, ошибся, промахнулся, что ему без нее плохо, но, с другой стороны, переделать себя невозможно… Так что все правильно. На гражданке ему не место. Как и Валюне нечего делать среди преданных и безропотных жен военных.
— Я хочу служить! — упрямо твердил Егор врачам.
Очевидно, предупрежденные академиком, они сосредоточенно кивали и продолжали бесконечные обследования.
Тем временем Егор пил потихоньку траву по рецепту бабы Дуни. И ему день ото дня становилось легче. Лучшее, как говаривала Валюня…
Наконец вся эта медицинская ерунда закончилась, и врачи вынесли вердикт: после санатория и отпуска служить можно. Хотя теперь еще в этом предстояло убедить другую, более строгую, медицинскую военную комиссию. Но, вооружившись данными новых обследований и документами, Егор надеялся сломить ее неприступность.
Очень довольный, он позвонил вечером из квартиры троюродной сестры матери по телефону, оставленному ему Кристиной. Трубку сняла Маша и обрадовалась, услышав его голос.
— Егор Степаныч! — заворковала она. — А мы ждали, когда же вы позвоните! Мама даже стала волноваться…
Волноваться? Вот новости! Егор удивился. В человеческую доброту и бескорыстную заботу он верил слабо. Тогда что же? Дочка академика влюбилась в простого грубоватого служаку в погонах? Чушь! Еще большая, чем вера в отзывчивость и помощь людскую…