— Правый рог, быстро!
Руки Ферда Зогбаума заплясали над пультом.
— Пьер! — крикнула Елена.
Шарики, один за другим, выскочили из руки Пьера. Комната наполнилась треском коротких замыканий и дымом сгоревшей изоляции.
Елена подошла к Зогбауму и сказала:
— Неужели тебе не стыдно?
Он посмотрел на нее:
— Сказать по правде, стыдно. Но я ничего не мог поделать. Раньше у них был другой техник, с Земли, но он умер. Здесь у них нет людей, умеющих работать с этими устройствами, а они используют их при каждом значительном бое.
Хорстен выглянул в окно, предварительно отбросив офицера к противоположной стене.
— Я предполагал что–нибудь в этом роде с самого начала. — сказал он. — Управляемая коррида. Электроды вставлены в мозг животного и радиосигнал с контрольного пульта приказывает ему бежать прямо, ударить вправо или влево.
Позади Пьера появились Марта и Гверро.
— Что вы обнаружили? — спросила Марта.
— То, что и думали! — воскликнула Елена.
— Хосе, — безучастно произнес Гверро. — Он серьезно ранен и удален из корриды.
— Значит… значит мы не сможем победить.
— Нет, — раздался новый голос — голос полковника Сегуры. — Вы не сможете победить — ни партия Лорки, ни агенты Секции «G». Вы проиграли. Через пятнадцать минут все будет закончено. Или Карлитос, или Перико будет объявлен новым каудильо и вы все предстанете перед судом.
— Еще не все закончено, сеньор торопыга, — презрительно сказала Елена. — Марта, Пьер, Дорн, идемте к столу судей.
— Зачем? — с надеждой спросил Лоранс.
— Потому, что я вспомнила кое–что из древнего закона, который читала нам Марта.
Дорн как ледокол раздвинул кольцо полицейских у входа. Толкаясь в шумной толпе, они добрались до судейского стола.
Пара людей из Гражданской Гвардии попыталась задержать их, но Дорн отбросил их, как котят. Тоненькая фигурка Елены предстала перед тройкой судей. Она сказала:
— Я заявляю себя в качестве участника фиесты!
На лицах судей отразилось замешательство. Тут за их спинами появился полковник Сегура и, наклонившись, что–то им прошептал.
Один из судей сказал:
— Сеньорита, это очень серьезное дело. Сейчас не время для шуток. Хосеито удален из корриды, но два быка еще остались.
— Я не шучу, — заявила Елена. — Я требую, чтобы мне позволили участвовать.
— Эй, — вклинился Хорстен. — А как насчет меня?
— Ты, неуклюжий увалень, — бросила Елена через плечо. — Пропусти меня. У меня есть идея! — и обратилась к судьям: — Мы ссылаемся на древний закон. Марта? Часть, касающаяся открытия обмана в Национальной фиесте брава.
Марта, закрыв глаза, продекламировала:
— Кодекс фиесты брава, статья восьмая, часть вторая. Если участник докажет обман в Национальной фиесте брава, он может вступить в корриду, даже если он был до этого удален.
— Вот! — торжествующе заявила Елена. — Я заявляю себя в качестве участника. Доказательства обмана вы можете найти в так называемом «лазарете». Быки управлялись по радио, через электроды, вживленные им в мозг.
Судьи поглядели друг на друга. Сегура снова что–то прошептал им и один из судей обрадованно сказал:
— Но ведь вы женщина!
— Марта!
— В кодексе ничего не говорится против участия женщин в фиесте брава. Женщины–матадоры были известны. Можно сослаться, например, на июньский, 335 года по летоисчислению Фаланги номер журнала «Коррида»: «Сеньорита Октовиана Гонзалес завоевала два уха на корриде в городе Нуэва Мадриде на Плаза дель Торес».
— Но вы преступники, да к тому же еще и инопланетники!
— В законе Фаланги нет ничего, что запрещает преступникам участвовать в корриде. Я — временная гражданка Фаланги и, следовательно, могу в ней участвовать.
— Да, но ведь вы даже еще не женщина, — возразил другой судья.
Ноздри Елены раздулись от гнева:
— Я — нормальная женщина и гражданка планеты Гандхарвас, где мой рост обычен. Но сейчас я гражданка Фаланги и требую участия в фиесте.
Тут заговорил третий, молчавший до этого судья:
— Очень хорошо, сеньорита. Однако вы должны знать, что существуют некоторые ограничения. Наше национальное представление — это высокое искусство. Участник должен сражаться согласно канонам одной из школ. Какую школу вы выберете?
— Школа? — растерянно переспросила Елена.
Судья, казалось, лучился от удовольствия:
— Мы не можем позволить, чтобы фиесту брава превратили в политический фарс. Вы будете бороться в стиле Ла Ронда, Севильском или Мадридском?
Елена поникла. Ее глаза вопросительно посмотрели сначала на Хорстена, потом на Лоранса, но те отрицательно покачали головами.
Судья решил закрепить свой триумф:
— Ну же, сеньорита! Какой стиль вы выбираете?
— Я буду сражаться в критянском стиле!
Все в изумлении уставились на нее.
Она пояснила:
— Я сомневаюсь, чтобы кто–то из вас знал о том, по каким законам осуществлялась коррида в Миноанском дворце Кноссоса на острове Крит. Ведь это было за 2000 лет до того, как в Испании только начали мечтать о корриде.
Глухой ропот удивления прокатился по трибунам, когда они увидели костюмы в «критянском стиле», сымпровизированные Мартой и Еленой. Они постарались, чтобы все выглядело как можно воздушнее.
Дорн Хорстен выступал в качестве ассистента. Елена шла по арене, сопровождаемая неуклюжим на вид доктором.
Некоторое время она оценивающе разглядывала разъяренное животное, не сводившее с нее налитых кровью глаз. Теперь она уже не казалась ребенком. Это было заметно во всем.
Елена направилась к быку, и тот, как будто ждал этого момента, бросился на нее со скоростью локомотива.
В толпе послышались крики ужаса.
Быку оставалось всего несколько футов до цели, а тоненькая фигура Елены все еще находилась на его пути. Бык наклонил рогатую голову и, казалось, через секунду они сольются.
Маленькие руки взметнулись вверх, схватив быка за рога. Он взбоднул и Елена перекувыркнулась на его спину. Затем она сделала еще одно сальто и соскочила на землю.
Зрители сначала затаили дыхание, восторженно вскрикнули и бешено зааплодировали. Бык развернулся и снова бросился на тоненькую фигурку. Представление повторилось. И еще один раз. И еще.
Наконец сбитое с толку животное выдохлось и остановилось. Бык стоял, понурив голову, и глубоко дышал, загнанно поводя боками.
На трибунах царила неразбериха.
Больше с загнанным быком ничего нельзя было сделать. И Елена пошла по кругу перед трибунами, как шли ее предшественники с ушами, хвостами и копытами убитых жертв. Только с небольшой разницей: она не просто шла, она делала сальто и прочие чудеса акробатики, которых Фаланга не видела до сих пор.
А позади нее, так же, как прежде шли другие ассистенты, шел Дорн Хорстен. Только с небольшой разницей: он не нес наград вроде ушей, хвостов и копыт, подобно ассистентам Карлитоса и Перико. Он нес на плечах загнанного быка.
ЭПИЛОГ
Они сидели в немного переделанном номере «Посада Сан–Франциско»: агенты Секции «G», Бартоломью Гверро, перевязанный Хосе и верхушка некогда подпольной партии Лорка.
Дорн Хорстен читал маленькую лекцию:
— Правительство не может устоять перед осмеянием. Правительство не может существовать без сохранения чувства собственного достоинства. Любое правительство, ставшее посмешищем, перестает существовать. Нерон со всей своей властью, со всеми традициями обожествления Цезарей, стоящих за ним, погиб, когда позволил себе стать клоуном.
Гверро кивнул, соглашаясь:
— Как быстро пало правительство каудильо, ставшее посмешищем, когда маленькая девочка раскрыла истинный механизм игры и превратило в издевательство национальный спектакль.
Елена вошла в комнату, одетая уже не как восьмилетняя девочка, а в стиле фламенко и с накрашенными губами.
Хорстен взглянул на нее и строго спросил:
— Где ты была?
Она беззаботно ответила:
— А тебе какое дело, большой увалень? Но если уж ты хочешь знать, Ферд Зогбаум назначил мне свидание. Сначала я собираюсь напрочь отказать ему, а потом смягчусь. В конце концов, он единственный мужчина моего роста в радиусе сотни световых лет.
Она весело засмеялась и добавила:
— Я надеюсь, что он получит новые впечатления о маленькой Елене после того, как видел ее в критянском костюме.
Пер. изд.: Reynolds M. The Enemy Within: Analog, April 1967. c перевод на русский язык, Кузнецов К. Э., 1993.
ГАЛАКТИЧЕСКИЙ ОРДЕН ПОЧЕТА [15]
Дон Мазерс вытянулся по стойке «смирно», бодро отсалютовал и отрапортовал:
— Младший лейтенант Донал Мазерс докладывает, сэр.
Коммодор смерил его взглядом, козырнул и взглянул на лежащий на столе рапорт.
— Мазерс, Одиночная Разведка, У–сто два. Сектор А–двадцать два–Ка–двести двадцать три, — пробормотал он.
— Да, сэр.
Коммодор вновь взглянул на него.
— Вы были на посту всего пять дней, лейтенант.
— Да, сэр, на третий день мне показалось, что испортилась форсунка. Пару дней я терпел, но затем решил, что лучше мне вернуться и проверить, в чем дело. — Затем добавил: — Согласно инструкции, сэр.
— М–да, конечно. Разведчик вряд ли сможет ремонтироваться в космосе. Если возникают какие–то сомнения, инструкции предписывают вернуться на базу. Рано или поздно это случается с каждым.
— Да, сэр.
— Однако, лейтенант, с вами это было четыре раза из шести.
Дон Мазерс ничего не ответил. Он казался невозмутимым.
— Механики доложили, что с вашим двигателем все в порядке.
— Иногда, сэр, следов не остается. Может, это была порция плохого топлива. Она сгорела в конце концов, и все стало на свои места. Но в этом случае тоже следует вернуться на базу.
Коммодор нетерпеливо прервал его:
— Лейтенант, не надо объяснять мне недостатки Одиночной Разведки. Около пяти лет я сам был пилотом. Мне известны все недостатки — и машин, и пилотов.
— Сэр, я не понимаю.
Коммодор посмотрел на кончик своего большого пальца.
— От двух недель до месяца вы проводите в открытом космосе. Совсем один. Высматривая корабли крейденов, которые практически никогда не появляются. В истории войн я могу припомнить лишь одну подобную ситуацию. Во время Первой мировой войны летчики также летали в одиночку. Но они летали всего лишь пару часов или около того.
— Да, сэр, — бессмысленно повторил Дон.
Коммодор продолжал:
— Здесь, в штабе, мы понимаем, что в открытом космосе можно поддаться внезапному страху и, вообразив, будто с кораблем не все в порядке, вернуться на базу, но, — Коммодор откашлялся, — четыре раза из шести? Лейтенант, вы не думаете, что вам надо сходить к психиатру?
Дон Мазерс вспыхнул:
— Нет, сэр, я так не думаю.
Коммодор по–военному сухо ответил:
— Очень хорошо, лейтенант. У вас будет обычный трехнедельный отпуск. Вы свободны.
Дон энергично козырнул, повернулся и вышел из кабинета.
В коридоре он тихонько выругался. Что знают эти медноголовые бюрократы о космическом страхе? О бездонной черноте, о гнусной невесомости, о волнах первобытного ужаса, что охватывает тебя, когда мысль о том, что ты оторван, оторван, оторван от Земли, вдруг пронзает до самого нутра. Что ты один, один, один. В миллионе, миллионе миллионов миль от своего ближайшего сородича. Летать в корабле, который чуть больше нормального шкафа? Что знает об этом Коммодор?
Дон Мазерс весьма предусмотрительно забыл, кто прослужил в разведке пять лет.
Из штаб–квартиры Космического Командования он направился к Гарри, в «Нуово–Мексико бар». В это время дня там было пусто.
— Привет, лейтенант, — поздоровался Гарри, — а я думал, ты патрулируешь. Как это ты так скоро вернулся?
Дон холодно ответил:
— Суешь свой нос в дела безопасности, Гарри?
— Ну вот! Нет, лейтенант. Ты же меня хорошо знаешь. Я знаю всех парней. Я просто так болтал.
— Слушай, как насчет кредита, Гарри? На этой неделе у меня нет денег.
— Нет проблем. Мой мальчик служит на легком крейсере «Нью–Даос». Я открываю кредит для любого космонавта. Что закажешь?
— Текилу.
Текила была единственной уступкой, которую «Нуово–Мексико бар» сделал своему названию. В остальном он выглядел так, как выглядит любой бар в любом месте и в любую эру. Гарри налил, добавил лимон и соль.
— Слышал сегодняшние утренние новости? — спросил он.
— Нет, я только что вернулся.
— Колин Кэзи умер. — Гарри покачал головой. — Единственный человек, награжденный Галактическим орденом Почета. Согласно Президентскому обращению, в память о нем каждый в системе должен помолчать пять минут в два часа по солнечному времени. Знаешь, сколько раз вручался этот орден, лейтенант? — И, не дожидаясь ответа, продолжил: — Всего тридцать шесть раз.
Дон сухо добавил:
— Двадцать восемь из них — посмертно.
— Да–а, — Гарри, наклонившись к своему единственному клиенту, вдруг изумленно проговорил: — Галактический орден Почета, награжденный которым не может сделать ничего дурного. Вообрази. Приезжаешь в какой–нибудь городишко, идешь в самый большой ювелирный магазин, берешь бриллиантовый браслет и выходишь. И что тогда?
Дон фыркнул:
— Хозяину магазина возместят убытки с помощью пожертвований от граждан. И, может быть, мэр напишет тебе благодарственное письмо за то, что ты прославил их городишко, соблаговолив заметить один из увиденных в магазине товаров.
— Да–а, — Гарри благоговейно покачал головой, — а представь, ее, ли ты убьешь того, кто тебе не нравится, то и ночи не просидишь в тюряге.
Дон возразил:
— Если бы у тебя был Галактический орден Почета, ты не должен бы был никого убивать. Слушай, Гарри, ты не возражаешь, если я позвоню?
— Вы же знаете, где телефон, лейтенант.
На экране телефона появилась Диана Фуллер; очевидно, она собирала чемоданы. Она обернулась и удивленно произнесла:
— Ой, Дон, я думала, что ты на дежурстве.
— Я там и был. Но случилась поломка.
— Опять? — спросила она, слегка нахмурив брови.
Он нетерпеливо перебил:
— Слушай, я хочу встретиться с тобой. Завтра ты улетаешь на Каллисто. Это наш последний шанс. Я хотел поговорить с тобой о чем–то очень важном.
Она ответила слегка раздраженно:
— Я собираю вещи, Дон. Для встречи с тобой у меня просто нет времени. Мне кажется, мы уже попрощались пять дней назад.
— Это очень важно, Ди.
Она бросила два свитера на кресло или во что–то не видимое на экране и, уперев руки в бока, взглянула ему прямо в лицо.
— Нет, Дон, не для меня. Это все уже было. Зачем мучить себя? Ты не готов к женитьбе. Дон. Мне не хочется обижать тебя, но ты просто не можешь жениться. Увидимся через несколько лет, Дон.
— Ди, всего лишь пару часов, сегодня днем.
Диана повернулась к нему и произнесла:
— Колин Кэзи умер от ран сегодня утром. Президент просил почтить его память пятью минутами молчания. Дон, я собиралась провести это время одна, немного всплакнула бы, вспомнив человека, который умер и за меня, и за всех нас. Того, который был так отважен, что удостоился высшей чести, какой когда–либо удостаивался человек. И я не хочу, чтобы в это время рядом со мной был солдат, покинувший свой пост.
После того как экран погас, Дон Мазерс вернулся и на негнущихся ногах подошел к стойке. Он рухнул в кресло и решительно приказал:
— Еще текилу, Гарри. Двойную. Без лимона и соли.
Час спустя или около того чей–то голос произнес:
— Вы — младший лейтенант Донал Мазерс?
Дон поднял глаза и прорычал:
— Ну и что? Пошли вон.
Их было двое. Близнецы или очень похожи. Без выражения на лицах, крепко сложенные. Такие обречены охранять удовольствия людей богатых или умных, но сами не способны стать ни тем, ни другим. Один из них повторил:
— Босс хочет тебя видеть.
— А кто ваш босс, черт побери?
— Может, он скажет, когда тебя увидит, — рассудительно и терпеливо сказал другой.
— Ну, можете передать своему боссу, чтобы он отправлялся к…
Второй из вошедших стоял спокойно, засунув руки в карманы пальто. Потом он вытащил левую руку и положил перед Доном Мазерсом чек.