— По утрам я обычно хожу на аэробику, — объяснила она свой наряд, слегка покраснев. Затем, неожиданно для Джеффри, сделала шаг вперед и крепко его обняла. Он чуть не расплакался, почувствовав, как его захлестнула волна жалости к себе. Он даже не мог вспомнить, когда вообще кто-нибудь его обнимал. Но уже через секунду он подавил этот внезапный приступ слабости и тоже обнял Келли.
Не отпуская его рук, она отступила, чтобы посмотреть ему в глаза, потому что Джеффри был на добрых шесть дюймов выше ее.
— Я так рада, что ты пришел! — Не спуская с него глаз, она потянула Джеффри в дом. — Ну входи, входи! — Когда Джеффри оказался внутри, Келли пропустила его вперед и закрыла дверь легким ударом ноги.
Джеффри оказался в просторном холле. Из него аркообразные проемы дверей вели в комнаты. В одной он увидел небольшой сервировочный столик на колесиках и сверкающий чайный сервиз. В глубине холла, у задней стены дома, красивая винтовая лестница элегантно переходила во второй этаж.
— Как насчет чая? — спросила Келли.
— Мне бы не хотелось навязываться… — замялся Джеффри.
Келли удивленно поцокала языком.
— Что ты имеешь в виду под этим словом? — Она все еще держала его за руку. Через гостиную они прошли в кухню. Рядом с кухней, тоже у задней стены дома, оказалась маленькая смежная комната, привлекательная, как все в этом доме. За уставленным цветочными горшками подоконником виднелся садик. Вот ему-то, если присмотреться, стоило бы уделить больше внимания. В остальном придраться было не к чему.
Келли усадила Джеффри на кушетку и пошла в кухню. Он нехотя опустил дипломат на пол.
— Что там у тебя в дипломате? — спросила она, ставя на плиту чайник. — Я знаю, когда вызывают доктора на дом, он приходит с маленьким черным саквояжиком. С этим дипломатом ты больше похож на страхового агента, чем на врача. — Она рассмеялась звонким и чистым смехом и подошла к холодильнику, чтобы достать пирог с сыром.
— Если бы я показал тебе, что там внутри, ты все равно не поверила бы.
— Почему ты так считаешь?
Он не ответил, сделав вид, что не услышал вопроса. Келли достала из ящика над мойкой нож и нарезала пирог.
— Ты знаешь, я очень рада, что ты все-таки решился прийти ко мне, — сказала она, облизывая нож. — Я позволяю себе сырный пирог только тогда, когда ко мне кто-то приходит в гости. — Она положила несколько пакетиков с чаем в заварочный чайник и достала чашки.
Чайник на плите отчаянно, по-разбойничьи засвистел. Келли быстро заварила чай и, поставив все приготовленное на поднос, внесла в комнату.
— Вот так! — сказала она, усаживаясь на кушетку напротив. — Я ничего не забыла? — Келли обвела взглядом кофейный столик. — Салфетки! — вдруг воскликнула она и убежала. Вернувшись, снова уселась на кушетку и улыбнулась: — Да, я очень рада, что ты пришел. И не только потому, что это повод отведать сырного пирога.
Джеффри вдруг вспомнил, что не ел с самого утра. Сырный пирог был просто восхитительный.
—Ты, наверное, хотел о чем-то поговорить? — спросила Келли, ставя на поднос пустую чашку.
Джеффри был восхищен ее догадливостью и искренностью. Она сама облегчала ему задачу.
— Ну, сначала, я думаю, мне надо извиниться за то, что по отношению к Крису я поступил совсем не так, как настоящий друг. После того, что я пережил за последние несколько месяцев, я действительно понял, через что прошел Крис. Тогда я даже представить себе этого не мог.
— Думаю, никто не мог, — печально сказала Келли. — Даже я не могла.
— Прости, я не хотел тебе напоминать, — спохватился Джеффри, увидев, как изменилась Келли при этих словах.
— Не волнуйся. В конце концов я справилась с этим. Я тоже виновата перед тобой. Я ведь тоже не позвонила тебе, а должна бы. Как ты-то со всем этим справился?
Джеффри не ожидал, что беседа так быстро перейдет на его личные проблемы. Как он справился? В течение двадцати четырех часов пытался покончить жизнь самоубийством, а потом собрался навсегда покинуть страну.
— Трудно было, — только и сказал он. А что еще?
Келли наклонилась вперед и взяла его за руку.
— Понимаешь, Джеффри, я пришла к выводу, что люди абсолютно не понимают, какой вред и какую боль несет с собой эта формулировка — обвинение в преступной халатности. О материальном ущербе я уже и не говорю.
— Да, ты знаешь это лучше, чем кто бы то ни было. Вы с Крисом заплатили за это слишком дорого.
— Это правда, что тебя собираются посадить в тюрьму? — спросила Келли.
Джеффри вздохнул.
— Видимо, да.
— Но это же глупо! — Искреннее негодование в ее голосе потрясло Джеффри.
— Мы подадим апелляцию, — сказал он, — но у меня что-то нет доверия к этой системе. Я бы сказал, больше нет.
— И почему именно из тебя сделали козла отпущения? А другие врачи, которые тебе помогали? Их тоже осудили?
— Нет, остальных вычеркнули из числа обвиняемых. Понимаешь, несколько лет назад у меня были проблемы с морфином. Типичная история: его выписали мне как болеутоляющее после несчастного случая — я упал с мотоцикла. Во время предварительного расследования они пришли к выводу, что я ввел себе морфин во время работы. Плюс ко всему, кто-то нашел потом в корзине пустую ампулу с таким раствором маркаина, который противопоказан при родах. А ампула с нужным раствором куда-то подевалась. Ее никто не нашел.
— Но ведь ты же не использовал семидесятипятипроцентный раствор? — спросила Келли, и Джеффри подумал, что ей, как медицинской сестре, легко объяснять подробности.
— Я всегда проверяю наклейку на ампулах и на любых других препаратах, — с раздражением ответил он. — Это уже стало условным рефлексом — все проверять, так что такие вещи я хорошо помню. Никак не могу поверить, что я не заметил надпись семьдесят пять процентов! Ну да что теперь говорить. Что случилось, то уже случилось, ничего не поделаешь.
— Послушай, здесь самое страшное — это начать сомневаться в самом себе. То же было и с Крисом.
— Легче сказать, чем сделать.
—А в каких случаях используют семидесятипятипроцентный раствор маркаина?
— Когда надо при маленькой дозе достигнуть максимальной блокады на небольшом участке анестезии. В основном он идет в глазной хирургии.
— А до того, как произошла трагедия, не было ли случайно в той операционной какой-нибудь глазной или другой операции, когда мог бы понадобиться такой раствор маркаина?
Джеффри на минуту задумался, потом покачал головой.
— Не думаю… но точно, честно говоря, не знаю.
— Может быть, стоит узнать? Я не специалист в юридических пауках, но мне кажется, если бы ты смог объяснить появление этой ампулы с маркаином сначала хотя бы для себя, тебе легче было бы бороться с несправедливостью и собственными сомнениями. Я лично считаю, в тех случаях, когда дело касается таких громких фраз, как преступная халатность, врачей надо защищать так же заботливо и тщательно, как сами эти юристы готовят свои дела для рассмотрения.
— Да, это верно, — задумчиво отозвался Джеффри, все еще размышляя над вопросом Келли. Почему же, действительно, во время следствия никто не поинтересовался, были ли незадолго до смерти Пэтти Оуэн какие-либо операции в той операционной? Сам он, естественно, об этом тоже не подумал. А как быть теперь? Как снова попасть в больницу и все уточнить, при том, что туда его просто не пустят?
— А в отношении профессиональной гордости и самолюбия? Самобичеванием не занимаешься? — улыбнулась Келли, иронизируя, но Джеффри видел, что спрашивает она всерьез.
—У меня такое чувство, словно я говорю с экспертом, — сказал Джеффри. — Ты, наверное, прочитала немало учебников по психиатрии, не так ли?
— Увы, нет. К сожалению, о значении профессиональной гордости и самоуважения в жизни мужчин я узнала слишком поздно и что это такое, поняла, что называется, на собственной шкуре. — Келли сделала глоток чая и замолчала. Какое-то время она была далеко-далеко, со своими печальными воспоминаниями, отрешенно глядя в глубину буйно разросшейся за окном зелени. Когда она вышла из транса, улыбки на ее лице уже не было.
— Я убеждена: только из-за профессионального самолюбия Крис пошел на самоубийство. Теперь я это знаю. К самоубийству его подтолкнула не трагедия в операционной, не смерть пациента, и даже не чувство вины. Здесь Крис был похож на тебя — он не чувствовал себя виноватым. Ему не в чем было винить себя. Он просто в себе разуверился, в своих силах, профессионализме и жизненной позиции. Люди даже не подозревают, насколько уязвимы врачи перед лицом правосудия, особенно несправедливого правосудия, и как близко к сердцу все это принимают. Причем чем выше квалификация врача, тем больнее удар. А тот факт, что обвинения беспочвенны, оказывается для них не главным.
— К сожалению, ты так права… — согласился Джеффри. — Помню, услышав, что Крис покончил с собой, я даже не поверил этому. Я ведь знал, какой он добрый и отзывчивый, какой отличный врач. Но теперь я уже ничему не удивляюсь. После всего пережитого меня теперь больше удивляет, почему так мало врачей, осужденных за преступную халатность, идут на самоубийства. Удивляет потому, что я сам пробовал сделать это вчера вечером…
— Пробовал что? — перебила его Келли. Она поняла, что Джеффри имел в виду, но не хотела себе поверить.
Джеффри вздохнул. Он не мог поднять глаз.
— Вчера вечером я пытался свести счеты с жизнью, — просто сказал он. — Я чуть было не совершил то, что сделал Крис. Ты же, наверное, знаешь этот старый трюк с сукцинилхолином и морфином. Я уже приготовил рингер и все остальное…
Келли уронила чашку на пол. Наклонившись вперед, она схватила Джеффри за плечи и с яростью встряхнула.
— Ты не имеешь права так делать! Даже не думай об этом!
Келли смотрела ему прямо в глаза, руки у нее оказались сильными. Джеффри промямлил, что ей не стоит беспокоиться, потому что у него не хватило смелости довести все до конца.
В ответ на его слова Келли еще раз основательно встряхнула его за плечи.
Джеффри даже не знал, что ему делать, тем более, что сказать. А Келли все еще не отпускала его, правда, трясла уже не так яростно. Чувствовалось, что она не на шутку взволнованна.
— Самоубийство не требует смелости. Это не геройство! — наконец со злостью проговорила она. — Наоборот! Только трусы так поступают. И эгоисты. Это же доставляет боль тем, кто остается в жизни без тебя, тем, кто тебя любит. Пообещай мне: если тебе в голову еще раз придет такая мысль, сразу же позвони мне. Днем или ночью, не имеет значения. Подумай о своей жене. Самоубийство Криса привело меня к мысли о том, что во всем виновата я. Тебе этого не понять. Я была раздавлена. Казалось, он сделал это из-за меня, из-за моей невнимательности. И хотя я знаю, что это неправда, мне не забыть смерти Криса, не избавиться от чувства вины.
— Мы с Кэрол разводимся, — хриплым голосом проговорил Джеффри.
— Из-за этого процесса о преступной халатности? — Келли немного смягчилась.
Джеффри отрицательно покачал головой.
— Мы давно решили разойтись, еще до того, как все это началось. Кэрол оказалась слишком положительной, чтобы разделить все со мной. И беду, и вину.
— Бедняга, — вздохнула Келли. — Не представляю, как вести себя с человеком, который только что пострадал от несправедливого суда и к тому же разводится с женой.
— Семейные проблемы — не самое главное, что меня сейчас волнует. Успокойся.
— Джеффри, я прошу серьезно. Если тебе что-то взбредет в голову, обещай, что сразу же позвонишь и не наделаешь никаких глупостей, — потребовала Келли.
— Ну, я не думаю…
— Обещай!
— Ну ладно, обещаю, — сдался Джеффри.
Успокоившись, Келли стала собирать осколки чашки. Покончив с этой процедурой, она сказала:
— Ты знаешь, к моему глубокому сожалению, я не имела ни малейшего представления о намерениях Криса. Даже не догадывалась. Была ведь минута, когда он даже как-то взбодрился и пришел в себя, говорил о возможности осложнения при местной анестезии от присутствующих в растворе примесей.
Джеффри подождал, пока Келли выбросит осколки в мусорное ведро, а когда она вернулась, поинтересовался:
— А почему Крис решил, что дело здесь в примесях? Что натолкнуло его на эту мысль?
Келли пожала плечами.
— Не имею ни малейшего представления. Но он, насколько я помню, очень увлекся этой идеей, если так можно сказать. Я подбадривала его, выслушивала какие-то рассуждения… Это было как раз перед тем, как на него нахлынула та ужасная депрессия. А идея примесей действительно его очень волновала. Несколько дней он провел над книгами по фармакологии и психологии, что-то выискивал, выписывал. У него осталась куча записей. Он работал над этим даже в ту ночь, когда… Я пошла спать, а утром нашла его лежащим на полу, с иглой в вене, бутылка рингера висела…
— Ужасно, — остановил ее Джеффри.
— Да, это был самый ужасный день в моей жизни, — едва слышно проговорила Келли.
На какое-то мгновение Джеффри даже почувствовал, что завидует Крису. И не только потому, что он смог сделать то, что не удалось ему, а потому, что после его смерти на земле остался человек, который так искренне и глубоко его любил. Интересно, кто-нибудь пожалел бы о его смерти? Вряд ли. Джеффри даже вздрогнул и постарался прогнать эти мысли, направив их в новое русло — о примесях при местной анестезии. Это была интересная идея.
— О каких именно примесях он говорил, не помнишь?
— Честно говоря, даже не знаю, — ответила Келли. — Это было почти два года назад, к тому же Крис не любил обсуждать эту тему. По крайней мере со мной он не говорил о подробностях, поэтому я ничего не запомнила.
— А после ты рассказывала кому-нибудь о его предположении?
— Юристам и адвокату. А что?
— Ты знаешь, меня это просто заинтриговало, — признался Джеффри.
— Ну так у меня еще остались кое-какие записи Криса. Можешь пойти и посмотреть, если тебе действительно интересно.
— Конечно интересно, — обрадовался он.
Келли провела Джеффри через кухню и гостиную в холл, а оттуда еще в одну комнату. Там они остановились перед какой-то дверью, судя по всему, запертой.
— Для начала придется тебе все объяснить, — сказала Келли. — Здесь был кабинет Криса. Естественно, сейчас там полнейший беспорядок, не убрано, везде пыль. Но после его смерти я закрыла эту комнату на ключ, оставив все как есть. Не спрашивай, почему. Тогда мне казалось, что так он все время со мной. Поэтому ты приготовься — там довольно пыльно. — Она открыла дверь и вошла.
Джеффри пошел в кабинет вслед за Келли. Кабинет и в самом деле представлял собой разительный контраст по сравнению со всем домом. Все покрывал толстый слой пыли. В некоторых местах с потолка свисали целые лохмотья паутины. Окна были закрыты ставнями. Вдоль стен, от пола до потолка, стояли шкафы с книгами. Джеффри сразу же узнал знакомые корешки и обложки. Большинство из них были базовыми пособиями и трудами по анестезии. Остальные касались других областей медицины.
Центр комнаты занимал большой стол, весь заваленный книгами и каким-то записями. В углу стояло старое кожаное кресло; рядом высилась стопка книг.
Келли прислонилась к дверному косяку спиной и сложила руки на груди, как бы не желая идти дальше.
— Настоящий бардак! — брезгливо сказала она.
— Ты не против, если я посмотрю тут кое-что? — спросил Джеффри. Он чувствовал какое-то внутреннее единство с умершим коллегой, ему казалось, будто тот как бы общается с ним, но Джеффри не хотел больше нервировать Келли, рассказывая ей об этом.
— Чувствуй себя как дома, — кивнула она. — Я уже говорила, что смирилась со смертью Криса. Помню, даже собиралась здесь убрать. Просто руки как-то не дошли.
Джеффри обогнул стол и включил настольную лампу. Он никогда не был склонен к суевериям и считал, что ничего сверхъестественного в этой жизни не существует. Тем не менее, его не покидало чувство, словно Крис пытался что-то сказать ему с того света.
Возле лампы лежала открытая книга, которую Джеффри сразу узнал — издание Гудмана и Гиллмана «Фармакологические основы терапии». Рядом с ней была «Клиническая токсикология». Вокруг этих книг Джеффри увидел какие-то записи. Наклонившись над столом, он заметил, что монография Гудмана и Гиллмана открыта на разделе «Маркаин». Текст с описанием побочных эффектов Крис выделил и подчеркнул.