— Понятия не имею, — я сунула открытку в телефонную книгу, и взяв цветы, с удовольствием вдохнула свежий аромат. Казалось, их только что срезали с куста, а крохотные капли воды на лепестках походили на живую росу. Кое-какие подозрения по поводу происхождения букета у меня имелись, но их следовало проверить. Пока же я пристроила букет в хрустальный сосуд и постаралась успокоить Лешку.
— Ты же не даришь мне цветов, — не нашла я лучшего способа оправдаться. Но увидев, как драгоценный еще больше потемнел лицом, добавила — собственно, и не надо. К чему семейные деньги транжирить?
— Насть, ты считаешь, что мое к тебе отношение надо подкреплять всеми эти пошлостями? Букетики-конфетики, усики-пусики? Ты зерна то от плевел отделяй.
— Зай, не дуйся. Плевать я хотела на эти розы. Но если уж подарили, то и пусть себе. Мы сейчас несколько мелких дел удачно скинули, может кто-то из благодарных клиентов расстарался. А тебя я люблю и без цветов. Притянув Лешкину голову к себе, я поцеловала его в нос, и он удовлетворенно вздохнул.
— Я надеюсь, ты понимаешь, что после этого мне и вовсе странно дарить тебе букеты?
Мужскую логику порой понять ничуть не проще, чем женскую.
Предложение посетить свинг-клуб Лешка принял с подозрительным энтузиазмом. Сказал, что если для дела надо, то он готов. Хоть сейчас, не откладывая мероприятие в долгий ящик.
* * *
Но в очаг разврата мы собрались только на следующий вечер. И по причине моего неумеренно употребления кваса и из оперативной целесообразности. Весь день накануне сотрудники нашего Бюро крыли меня нехорошими эпитетами.
По правилась заведения, которые я внимательно изучила на сайте «Пантеры» посетителям вменялось в обязанность являться в клуб в эротичной одежде. Кто бы знал, что это такое. Джинсы — эротичный наряд?
— Насть, ты меня убиваешь? Ну какие джинсы в свинг-клубе? Там же четко написано, что те, кто приходят в обычном костюме, должны будут переодеться в простыню. Ты хочешь ходить в простыне?
В простыне я ходить не желала. Но и быть похожей на диву, рекламирующую заведение, не улыбалось. Чулки, километровые каблуки, провокационный корсет… В моем гардеробе подобные вещи не приживались. Нет, я не ханжа, я допускаю мысль, что мужчинам нравятся пояса, номинальные трусики и эфемерное кружево, ничего не скрывающее, но прозрачно намекающее на готовность получать и доставлять наслаждение. Ради бога, но я то тут при чем? Ни чулок, ни корсетов я никогда не носила. Сама мысль напялить всю эту амуницию казалась мне запредельно абсурдной. Лешка часто стонал по поводу моей непрошибаемой дремучести. Но я упорно стояло на том, что истинная страсть в ухищрениях не нуждается. Все эти красивости я оставляла женщинам легкого поведения и престарелым сладострастницам, вынужденным скрывать потрепанные в ходе долгой эксплуатации тела.
И вот обломилось Настеньке счастье. Чулки я купила в ближайшем переходе, корсет со шнуровкой в секс-шопе, красный туфли на шпильках на случайной распродаже с хорошей скидкой. Видимо, продавцы уже и не чаяли сбыть «роскошную» обувку с рук.
Крутясь дома перед зеркалом, я вынуждена была признать — на панели легко сойду за свою. Одежда способна на самые чудовищные превращения. За десять минут я превратилась в похотливую самку, в пошлую кокетку, в дитя порока. Мое интеллигентное лицо преобразилось. Куда подевались умные глаза? А мудрая ироничная улыбка? Она сменилась блудливым оскалом. В этой женщине никто, ни одна живая душа не заподозрил бы тонкого, в меру образованного и эрудированного человека.
— Ох, — простонал Лешка, — красота какая.
Могу биться об заклад — сказано это было почти серьезно. Мужчины — низкие примитивные существа. Ты можешь быть семи пядей во лбу, цитировать наизусть Басе и Бродского, легко ориентироваться в истории Древнего Рима и в авангардном кино. Все это прах рядом с ажурной резинкой чулок и рискованным вырезом на груди. Не спорю, в жизни есть место и тому, и другому. Но при прочих равных второе не просто перевешивает, оно одерживает сокрушительную победу.
Идти в красных каблукастых босоножках по улице я решительно не могла. Костюм куртизанки, пустившейся во все тяжкие, я сложила в пакет и всю дорогу обиженно дулась на Лешку. Он причины моей обиды не понимал, да я и сама ее не понимала.
«Пантера» оказалась небольшим и весьма дискретным заведением. На первом этаже раздевалка, душ, сауна. В бар можно было попасть, только в переодетом виде. Заплатив за вход три тысячи рублей, мы побрели в гардероб. Там на низком кожаном пуфике сидела дама, из всей одежды на ней был чулок, второй он она несколько суетливо натягивала на пышное бедро. Рядом мялся ее спутник, неприметный мужик, похожий на партийного работника среднего звена. Обычные московские буржуа. Где, в каком месте кроется суть их разнузданности? При виде нас, женщина судорожно собралась в комок. Тоже мне, развратники, да таких дальше нудистского пляжа нельзя пускать. Стыдно сказать, с какой целью пришли, а стесняются точно школьники.
— Эээ, добрый вечер, — проблеял мужчина, пытаясь повернуться к нам как-нибудь так, чтобы не видели ни его мягкого пузика, ни испуганных кроличьих глаз.
Пришлось ретироваться и долго искать место, где можно переодеться, никого не смущая и не смущаясь самим.
В бар я выходила нетвердой пьяной походкой. Огромные каблуки цеплялись за все, что только можно — за ступени, за ковровые дорожки, за кадку с пальмой. Чулки подлым образом скатывались и дабы не опозориться, я придерживала их руками. Кое-как добравшись до высокого стула, я неловко вскарабкалась на него и перевела дух. За входные деньги нам полагался «дринк».
— Виски, — выдохнула я бармену, — двойное, с колой.
На небольшой эстраде в глубине зала крутилась вокруг шеста девушка, чьи изможденные недоеданием мощи должны были вызывать скорее жалость, чем похоть. Рядом толпились зрители, человек пятнадцать. Выражение лиц многих гостей можно было истолковать примерно так: «А что я здесь собственно делаю?» В роли циничных развратников столичный бомонд чувствовал себя неуверенно. Возможно, тяжелое наследие тоталитарного прошлого и здесь сыграло злую шутку с соотечественниками. Они хотели свободы, но не очень понимали, что с ней делать.
— Вы первый раз? — к нам подсела приятная чуть полноватая девушка. Из одежды на ней были только трусики и серебристые сапожки.
— Ага, — кивнул Лешка. Его кураж кончился аккурат на пороге клуба, он дико стеснялся.
— Так и поняла, — улыбнулась она, — знаете, к этому надо привыкнуть.
— К чему? — уточнила я.
— Ну… коллективный секс, как и коллективный разум, отражает течения времени одновременно в усредненном и утрированном варианте. Свинг — квинтэссенция нынешнего дня.
— Чего? — напрягся Лешка.
— Понимаете, — словно неразумного дитяте, втолковывала ему барышня, — нельзя относиться к этому просто как к экзотическому досугу. Это — особая стихия, где объединяясь, наши души порождают и монстров, и райских птиц.
— Хм, — я допила виски. Девушка начинала слегка двоиться в моих глазах, — о каком единстве душ идет речь? Вы полагаете, здесь собрались, чтобы общаться духовно?
— Нет, но разве возможен секс без участия сердца? Да, конечно, сюда приходят получить удовольствие, но с другой стороны, из общности тел рождается огонь человеческого тепла. Или вы думаете, что все мы порочны?
— Ну… в некотором роде… Хотя… Я знаете, не готова делать оценки.
— Ах, если ход ваших мыслей не сменит направление, вам надо бежать отсюда, это не ваша стезя! — высокопарно молвила девушка и томно закатила глаза.
Я исподлобья оглядела праздно слоняющихся по бару гостей заведения, прислушалась к характерным протяжным стонам, доносящимся из темного коридора… На языке крутилось сто и один ехидный комментарий по поводу родства душ и человеческого тепла, в поисках которого страждущие постепенно разбредались по «нумерам», но промолчала. Девушка была из завсегдатаев, она могла нам пригодиться.
Мы разговорились. Когда Люся, так звали новую знаекомую, забывала о своем высшем, обремененном кандидатской степенью образовании, ее речь становилась почти внятной. Она не без юмора поведала об особенностях здешней публики, рассказала о негласных правилах заведения. Здесь по ее словам, никому не надо было говорить два раза слово «нет». А симпатию и готовность к контакту можно обозначить всего лишь взглядом — кому надо, поймет.
— А что? Одинокие мужчины сюда заходят? — спросила я девушку.
— Не то слово, — скривилась она, — налетают как мухи. Конечно, в этом есть своя прелесть, но… Просто хозяевам выгодно — с мужчин, пришедших без пары, берут больше денег.
— Наверное, озабоченных много?
— Да как вас сказать, неозабоченные сюда в принципе не ходят. Но что есть озабоченность? Если рассматривать данное состояние дущи…
— И тела…
— Пусть так. Если рассматривать это как неудовлетворенность, желание найти некие новые грани существования…
Ну понеслась, нелегкая. Минут пять мы с тоскливой гримасой слушали философский бред Люси.
— Я хотела уточнить, не опасно ли это? Не бывает так, что некий одинокий мужчина кладет глаз на некую пару и потом начинает ее преследовать?
— Да что вы? — искренне удивилась Люся, — такого я не припомню.
— А вы знакомы с владельцами «Пантеры»?
— С владельцами? Да. Администрирует здесь Альберт Валевский. Но есть еще один хозяин — Дмитрий Коньков, он начинал этот проект, а Альберт присоединился уже потом.
Видимо, слухи про трагическую смерть Альберта и его жены еще не достигли тусовки. Но уже очень скоро это произойдет и паники, конечно, не миновать. Скорее всего, клуб ждут не лучшие времена.
Неожиданно хорошенькое Люсино лицо исказила гримаса, которую фанатка коллективных игр машинально нацепила на лицо. Со стороны приватной зоны к нам подошел ее муж в сопровождение жгучей брюнетки с совершенным и гибким телом. Уже через секунду Люся мило ей улыбалась, но я не смогла забыть выражение отчаянной ненависти, мелькнувшее и так и не растаявшее до конца.
Познакомившись с ее мужем Вадимом и обменявшись телефонами, мы с Лешкой под шумок ускользнули из гостеприимных, но довольно опасных объятий «Пантеры»
6. В объятиях Патолса
— Конечно, эта история очень быстро выйдет наружу. Такое шило в мешке не утаишь. Накрылся мой бизнес. Большим цинковым корытом накрылся.
Дмитрий Коньков назначил нам с Гришкой встречу у себя дома, в роскошном пентхаусе. Последние пару дней на работе он даже и не появлялся. Допросы, допросы, допросы… Он состоял с Валевским не только в деловых, но и отчасти в приятельских отношениях.
— Но близкими друзьями мы не были, — настаивал Коньков, — да Альберт вообще близко ни с кем не сходился. Слишком уж себе на уме.
— Если можно, конкретней.
— Меня с ним познакомил один немецкий партнер. Представил как надежного товарища, с которым можно иметь дело. Так оно и оказалось. Деловые качества Валевского — вне критики.
— А как человек? — Гришка порылся в папке с бумагами и извлек вопросник, который мы составили накануне.
— Как человек… — Коньков огляделся по сторонам, словно в поисках подсказки, обвел глазами украшенную коллекцией самого разнообразного холодного оружия стену, вгляделся в чрево облицованного серым камнем камина, скользнул по открытому окну, за которым чирикал воробышек, — в разведку я бы с ним не пошел. И детей крестить не стал бы. Это исчерпывающий ответ?
— К сожалению, нет, — констатировал Григорий.
— Ну хорошо. Он был злым, жестоким. Он был немного …странным. Порой мне казалось, что он ненавидел наших клиентов, за счет которых сам же и богател.
— А вы своих клиентов любите?
— Я их понимаю. Возможно, вы думаете, что я создал гнездо разврата, что пытаюсь пополнить свой кошелек за счет человеческих слабостей. Знаете, сколько раз я все это слышал? А наркотикам торговать нравственней? А оружием? А строить ядерные могильники? Мне кажется, что человек, живущий в современном мире, пользующийся благами цивилизации, не впадающий в депрессию от того, что каждую секунду на земле кто-то умирает от голода, просто не имеет право на ханжескую мораль. Мой бизнес вполне в логике этой жизни, он ничуть не ужастей торговли бензином или соевым мясом. Есть спрос, я обеспечиваю предложение.
— Красиво, — искренне сказала я.
— Искренне, — уточнил Дмитрий, — я в отличие кстати от Альберта, сам услугами клуба никогда не пользовался. Мне эта сторона жизни не очень интересна. А вот Альберт и его жена очень часто знакомились с парами по нашей базе. Но при этом, представьте, он презирал тех, кто к нам приходит. Не считал их за людей.
— Любопытно, — хмыкнул Гришка, — скажите, а враги у него были?
— Враги? Если я правильно понял, что именно вы имеете в виду, то нет. Конкурентам мы были не интересны. Это специфичная ниша, здесь общие правила бизнеса не работают.
— Скажите, но ведь к вам разные люди приходят. Далеко не все с женами и мужьями. Могло получиться так, что кто-то из членов семьи клиентов затаил на вас зло, решил, что вы подтолкнули вторую половину в пучину разврата?
— Честно говоря, маловероятно. Визиты сюда скрывают даже тщательнее, чем любовниц. Любовниц общество осуждает меньше, чем свальный грех. Так что нет, это ерунда какая-то… Признаюсь, по моим личным наблюдениям, к нам идут скорее за зрелищем за возможностью окунуться в особую атмосферу. Редко кто действительно так уж горит желанием погрузиться в порок.
— Подозрительные личности?
— У нас довольно жесткий фейс-контроль. Если человек ведет себя хоть чуточку странно, то второй раз охрана его уже не пустит, это гарантированно.
— И что, были те, кого не пускали?
— Не так часто, но были. Обычно, всех подозрительных отсекаем еще до первого визита. Лица кавказской национальности, маргинальные элементы, быки… Таким под благовидным предлогом отказываем сразу. Погодите… Помню, была девушка, приходила сюда, крутилась, ужинала, а потом уходила, даже не завязав попытку с кем-то познакомиться. Такая очень милая девушка, но мне показалось, что визиты к нам ей не в удовольствие. Очень напряженно держалась, как будто брезговала. Зачем тогда ходила? Раза три была… А так… проблем ни с крышей, ни с вашими коллегами у нас не было. Наш бизнес совершенно легален.
Про прошлое своего делового партнера Коньков знал совсем немного. Брак у него был первый, несмотря на то, что женат Валевский уже пять лет, жену стал активно презентовать в свете около года назад. До этого она практически не появлялась ни в клубе, ни на совместных вечеринках.
— Альберт говорил, что Арина очень нелюдимая. Но знаете, когда мы познакомились с ней поближе, оказалось, что это совсем не так. Уверенная в себе, раскрепощенная женщина. Настоящая светская львица. И заметьте, совершенно без комплексов.
— Постойте, год назад он стал часто бывать с ней на людях, до этого куда реже. Но все-таки вы видели ее раньше?
— Да, пару раз буквально.
— Вам не показалось, что с того времени она изменилась?
— В каком смысле?
— Может быть, она похорошела, стала иначе себя вести?
— Может и стала. Говорю же, фактически я узнал ее всего лишь год назад. До этого она как-то не отложилась в моей памяти. Ничем тут не могу помочь.
— Но вас не удивила эта ситуация. Четыре года Альберт держал свою жену взаперти и вдруг стал активно демонстрировать публике. Не показалось это странным?
— Да нет, — Коньков задумался. Внешне он напоминал мне актера Дэвида Духовны. Беспроигрышный типаж для романтических особ от двадцати и выше. Интеллигентный, но мужественный. Не красив, но обаятелен, вкрадчив. Как кошка.
— Вы что-то еще хотели нам сказать? — Гришка поднялся с кресла, прошелся до окна и обратно и пытливо посмотрел на Дмитрия, — или я ошибаюсь? Во время своего променада Гришка умудрился незаметно закрыть окно, и в комнате стало пронзительно тихо. Так тихо, что можно было расслышать движение стрелки наручных часов.