Швейцар гостиницы четко доложил, что видел Воропаева, выходящего из гостиницы в двадцать три ноль семь. В руках у него ничего не было.
— Странно, однако, — пожал плечами Клементьев. — Вышел пустым, встретился с кем-то, получил шкатулку и тут же застрелился.
— Застрелился ли? — глядя в сторону, тихо спросил сам себя Николаев.
… Экспертиза, произведенная на следующий день, дала четкий ответ. Кирилл Воропаев был убит выстрелом из пистолета Макарова примерно с расстояния метра. Смерть наступила около двенадцати ночи.
Но самое интересное было найдено утром на месте убийства — небольшой портфель, в котором лежали парик с черными волосами, накладные усы и борода и загранпаспорт на имя Владимирова Олега Ивановича с фотографией Кирилла с черными волосами, усами и бородой.
— Как обнаружили тело Воропаева? — спросил Николаев.
— Один из сотрудников, искавших ночью Кирилла, услышал вдалеке пистолетный выстрел. Он поспешил в ту сторону, но ночь… кусты, грязь, он плутал около часа. Когда он отходил от дороги, мимо него на большой скорости пронеслись две автомашины «Жигули» светлого и темного цвета. Номера на обоих были замазаны грязью.
— Пистолетный выстрел? — удивился Николаев. — Макаров-то с глушителем… И зачем самоубийце глушитель, это я ещё ночью в толк взять не мог… Да, спешили ребятки, спешили.. Кое-чего явно не доглядели. Нет, не собирался стреляться Кирилл Владиславович, а собирался он скрыться с драгоценностями или, что вероятнее, с наличными деньгами и банковским счетом за кордон. И все бы у них сошлось, если бы не этот портфель, который они впопыхах забыли. А забыли они его потому что был сделан ещё один выстрел. А стрелял-то, очень возможно, сам Кирилл. В своего противника. Да, совершенно другим был человеком этот Воропаев, чем тем, каким хотел казаться… Под хлюпика-интеллигента работал, и очень успешно, между прочим. Надо искать гильзу на месте убийства, я уверен, что она там…
— Экспертиза все равно бы доказала, что это не самоубийство, — заметил Гусев.
— Ну и что? Мы могли бы подумать, что его убили, когда он бросал или собирался бросать драгоценности в море, ну, выследили и убили, чем не версия? А вот портфельчик всю картину портит. И звук выстрела.
— Значит, драгоценности не на дне моря? — спросил Гусев сам себя.
— Да, разумеется, нет. У него с кем-то была назначена встреча. Там ему должны были передать деньги, загранпаспорт, камуфляж… Но он заподозрил неладное и выстрелил. Но… те оказались проворнее. Дальше по плану. Шкатулку бросили рядом, а портфель, содержимое которого свидетельствует о том, что он не собирался кончать с собой и выкидывать в море сокровища, впопыхах забыли.
… Вскоре пришло сообщение, что рядом на месте убийства, кроме гильзы от ПМ, обнаружена гильза от пистолета «Вальтер». Кроме того на обочине дороги километра в семи от места убийства Воропаева обнаружены «Жигули» темно-синего цвета. На сидении пятна крови. «Жигуленок» был угнан неделю назад из Краснодарского края. Перед этой машиной эксперты обнаружили следы протекторов другой машины.
— Вот они, два «Жигуленка», — сказал Николаев. — А в этой машине сидел раненый Кириллом. Полагаю, этот господин уже кормит рыб в Черном море.
… Николаев поехал в гостиницу и зашел к Вере Георгиевне.
— Как вы? — глядя в пол, спросил Николаев. Она стояла перед ним в черном джемпере и длинной старомодной юбке, бледная как полотно.
— Как? — попыталась улыбнуться она. — Сна не было, были кошмары… Как в фильмах ужасов… На моих глазах Лена превращается из ребенка во взрослую женщину, а потом… в то, что мы вчера видели. Когда мы летим в Москву?
— Вы летите сегодня в пятнадцать двадцать.
— А как с… Ну…
— Будут транспортированы этим же самолетом. Там вам помогут. Только вот Кирилл не сможет помочь вам в похоронах Лены.
— Что? Отказывается? Нервная система на выдерживает у этого хлюпика? Наверное, уже лег в какую-нибудь правительственную лечебницу на берегу моря?
— Да нет, Вера Георгиевна…, — замялся Николаев. — Дело в том, что его ночью убили.
— У б и л и?!!! Кирилла убили?!
— Да. Его нашли часа в два ночи на берегу моря. Убит выстрелом из пистолета.
— Интересные дела. Вот этого я уже никак не могу объяснить.
— Да и я не могу ничего объяснить. И права на это не имею.
— Да я и не спрашиваю… Просто размышляю вслух… Вообще, Павел Николаевич, мне ночью стали приходить в голову странные мысли — а не организовал ли Кирилл убийство Лены и Андрея? Узнал, что они в Ялте, а меня расспрашивал, так сказать, для алиби… Но если он организовал это убийство, то кто же убил его? Кто-то отомстил? А, может быть, сам себя? Совесть замучила, ну бывает же…
— Нет, не сам себя, — ответил Николаев.
— И я его не убивала. А вообще-то, честно говоря, была бы уверена, что это он — точно убила бы, без зазрения совести…
Они спустились вниз в кафе, где к Николаеву подошел Клементьев. Отозвал Николаева в сторону.
— Проведена экспертиза почерков Лены и Кирилла. Сличили с подписями на паспортах. Они идентичны.
— Да я, в общем-то, и не сомневался. Ладно, спасибо, Гриш.
Ему стал очень симпатичен этот, на первый взгляд, мрачный и малоразговорчивый человек, о котором он знал, что месяц назад он с двумя товарищами задержал пятерых вооруженных бандитов, державших в страхе весь Крым в течение полугода. Бывший афганец-десантник, он терпеть не мог рассказывать что-то про свои подвиги и страшно злился, когда его об этом расспрашивали…
Убийство Кирилла Верой Георгиевной из мести за дочь было гипотезой совершенно маловероятной, учитывая письмо Кирилла и предметы, найденные на месте преступления, но Николаев был обязан проверить и этот вариант. Но она из гостиницы никуда не выходила и никому не звонила — телефоны номеров Кирилла и Веры Георгиевны прослушивались.
Николаев проводил Веру Георгиевну до Симферопольского аэропорта, посадил в самолет. Погрузили и тела Лены и Полещука в цинковых гробах.
Николаев и Гусев провели в Ялте целый день, а к вечеру восьмого вылетели в Москву…
— Бывай, Павел Николаевич, — крепко пожал ему руку Клементьев. — Я тут ещё с этим делом поработаю…Для души, так сказать…
— Есть какие-то соображения? Поделился бы…
— Есть, — отвел взгляд Клементьев. — Но я пустословить не люблю… Проверю… А тебе посоветовал бы одну вещь.., — замялся он.
— Какую?!
— Да никакую, ладно, проехали… Приходит в голову черт знает что…, — улыбнулся Клементьев. — Пока. Счастливого полета….
… Десятого марта на Хованском и Востряковском кладбищах состоялось трое похорон. На Хованском в совершенно противоположных его концах хоронили Андрея Полещука и Кирилла Воропаева. На похоронах Полещука собралось довольно много народу — родственники, многочисленные друзья… Несли венки, было много и живых цветов. Толстую Зинаиду Андреевну поддерживали две её сестры таких же габаритов. Рядом шел Афанасий, вытирал огромным носовым платком слезы и тут же разглаживал могучие усы. После похорон поехали в квартиру Андрея на проспекте Вернадского на поминки. Теперь эта квартира по наследству переходила к его родителям. На неё также положили глаз двое братьев Полещука, старший и младший, оба статные гарные хлопцы. Они зловеще поглядывали друг на друга и по очереди шушукались с родителями. Столы ломились от яств, над ними хлопотали бесчисленные тетушки, сестрички, племянницы, снохи, золовки, свояченицы и добрые соседи покойного. Поминки затянулись далеко за полночь.
На похоронах Кирилла Воропаева народу было довольно мало. Вику отвезли к двоюродной сестре Владислава Николаевича. На кладбище были только мать, отец и двое молодых сослуживцев Владислава Николаевича. Еще приехал старый школьный приятель Кирилла. Они вчетвером и несли гроб. Опустили в могилу, постояли молча и уехали каждый к себе. Владислав Николаевич и Нина Владимировна поехали в свою квартиру на Фрунзенской набережной. Помянули Кирилла водкой и блинами с икрой, и, немного расслабившись от напряжения, несколько часов подряд тихо разговаривали. Было о чем — Николаев передал им письмо, адресованное им и рассказал, что мог о происшедшем в Ялте. Владислав Николаевич обнял жену за плечи, прижал к себе и утешал, как мог. А она утешала его.
А вот на Востряковском кладбище нести гроб было просто некому. Вере Георгиевне для этого пришлось нанимать мужиков с кладбища. Они запросили настолько много за эту услугу, что она от отчаяния стала приседать на землю. И они поглядели на нее, худенькую, плохо одетую, убитую горем женщину и согласились нести гроб бесплатно.
Отнесли гроб к могиле, могильщики опустили его в землю. Бледная, худая, прямая как палка, неподвижно стояла Вера Георгиевна над могилой, только вздрогнула, когда ей сзади на плечо опустилась рука.
Она обернулась и увидела Николаева. Лицо её несколько просветлело.
— Извините, опоздал, — сказал Николаев. — Мы бы помогли вам нести гроб, но у меня были срочные дела, а потом… стыдно сказать, я только что купил машину, и она заглохла в пути… Примите соболезнования…
— Спасибо, Павел Николаевич. У меня ведь абсолютно никого нет. Мама вот здесь, внизу, дочка будет повыше, старшая сестра в позапрошлом году умерла в Ленинграде…
— Мужу-то вы так и не сообщили?
— Сообщила все-таки, он должен был сегодня прилететь из Новосибирска. Но что-то его нет…А хотелось бы, мне так плохо, так одиноко… — Глухой стон раздался из её груди. — Не дай Бог никому… Мне не с кем даже Леночку помянуть… Доченьку мою…
Вера Георгиевна бросила щепотку земли в эту страшную яму. Могильщики стали забрасывать могилу землей.
Постояли, помолчали. И пошли к выходу.
На выходе из ворот кладбища на них буквально налетел невысокий мужчина в черном пальто с непокрытой, совершенно седой головой.
— Верочка, ты извини меня, но самолет задержался! — крикнул он, целуя Веру Георгиевну.
— Эдик, ты все-таки приехал, спасибо тебе.. Я так одинока… Познакомьтесь. Это следователь Павел Николаевич Николаев, он очень поддержал меня в эти ужасные дни. А это Эдуард Григорьевич Верещагин, мой бывший муж, отец Леночки. Он работает в Новосибирске главным инженером завода.
— Я директор, Верочка, — поправил её Верещагин. — Уже второй год. Впрочем, все это совершенно неважно…
Верещагин протянул руку Николаеву.
— Спасибо вам, Павел Николаевич. Верочка так одинока, у неё никого нет… Да, Вера, надо же, и Лариса умерла… Я не знал… Боже мой… — Он провел по лицу рукой. — Какое несчастье, какой кошмар… пойдем к могиле, Верочка, я хоть цветы положу…
— Ладно, Вера Георгиевна. Еще раз мои соболезнования. Хорошо, что вы сегодня не будете одна, — сказал Николаев и направился к своим товарищам, стоявшим у остановки. Но, подходя к остановке, Николаев почему-то обернулся. И в этот же момент обернулся и Верещагин, внимательно поглядев на Николаева. И почему-то, совершенно непонятно почему, Николаеву стало страшно от его пристального взгляда, он почувствовал в нем нечто неестественное, какая-то ледяная усмешка таилась в этих глазах, прятавшихся за роговыми очками. Мигом припомнились загадочные слова Клементьева при прощании. Но Верещагин быстро отвернулся, взял Веру Георгиевну под руку, и они медленно пошли к могиле…
5.
Когда человеку уже сорок шесть лет, время летит для него быстро. Работа, каждодневная, кропотливая, порой опасная, но всегда сложная, домашние заботы, жена, дети… Так и проходил у Павле Николаевича Николаева 1993-й год. К лету он привел свою «шестерку» в идеальный порядок, и они с семьей поехали отдыхать в Крым. С Ялтой у Николаева были связаны известные воспоминания, и он остановил свой выбор на Алуште. Когда-то в детстве он отдыхал там с покойными родителями.
До Крыма доехали за двое суток, сняли в Алуште за вполне приемлемую цену две комнаты в уютном домике, со всех сторон окруженном зеленью, и потянулись дни отдыха, с купаньем, прогулками, свежими дешевыми фруктами и другими незамысловатыми радостями. Наличие автомобиля делало отпуск гораздо более красочным. Они ездили в Гурзуф, Ялту, Алупку, собирались сгонять и в Севастополь, и в Феодосию. Заехали и в Симферополь. Николаев позвонил Клементьеву.
— Приехал… Рад, — говорил в трубку Клементьев. — Заходи ко мне вечерком, посидим. Останетесь ночевать, выпьем хоть с тобой, как мужики. А то, тогда, в марте, один сигаретный бычок пополам делили, не до выпивки было тогда. Не дело это, надо исправлять положение.
Вечером всей семьей нагрянули в гости к Клементьеву. Он жил на окраине города в небольшом уютном домике. Гостеприимная веселая жена, двое симпатичных пацанов двенадцати и десяти лет сразу окружили Николаева и начали рассказывать им каждый о своем. Верочка сидела с женщинами, а Коля с важным видом стоял между двух резвых мальчишек Гришки и Петьки и слушал их небылицы о самых разнообразных вещах.
Григорий и Павел присели на маленькой веранде. Клементьев вытащил из холодильника трехлитровую банку разливного пива, порезал жирного соленого леща.
Выпили по огромной кружке ледяного пива, закурили, вспомнили свои мартовские приключения.
— Так ничего и не обнаружилось? — спросил гостя Клементьев.
— Пока ничего, — с горечью вздохнул Николаев. — Увязло дело. Я доказал, что Мызина и Юркова убил Кирилл Воропаев, да он и сам это в письме подтвердил. Ну а что у вас здесь новенького?
— Да так, ничего особенного, — вяло ответил Клементьев, отхлебывая пива. — Никаких особенных дел не было.
Николаев знал, что где-то с неделю назад Клементьев принимал участие в обезвреживании ещё одной банды, которое сопровождалось оголтелой перестрелкой, в результате которой Клементьев убил наповал главаря банды. Остальные были задержаны.
— Я слышал, — усмехнулся Николаев, — про вашу крымскую тишину.
— Да ну их, — махнул рукой Клементьев. — Втянули нас, в эту бойню. Веришь, Павел, его пуля по волосам прошлась, причесала одним словом. Видишь, какие патлы отрастил. И я в ответ… Но причесать его не удалось, бритый он наголо… А, ладно, скучно это, давай ещё по пиву… А вон там на мангале, мы с тобой шашлычки пожарим.
Выпили по рюмочке водки и пошли к мангалу жарить шашлыки. Потихоньку начало темнеть.
— Одно, разве что, дело может тебя заинтересовать, — равнодушным тоном произнес Клементьев. — В Феодосии девушка пропала. Где-то в начале марта. Она поехала в Ялту к жениху своему в гости. Так вот, из Феодосии-то она выехала, а к жениху так до сих пор и не добралась. Все ищем.
— А что за девушка?
— Да обычная девушка. Ей двадцать два года, зовут Галей, рост где-то метр шестьдесят пять, волосы русые. Работала в морском порту, в конторе секретаршей. А жених её в Ялте живет, он ночным охранником работает. Девушка сирота, детдомовская она, жила одна, комната у неё в Феодосии. Выехала четвертого марта на междугороднем автобусе. Он её не встречал, она должна была к нему прямо домой приехать. Не галантный человек этот охранник. Все ждал, ждал, но она так и не приехала… Интересно, Павел Николаевич?
Николаев сунул себе в рот сигарету другим концом и поджег зажигалкой фильтр. Повалил вонючий дым.
— Ты что, Павел Николаевич, ты ж с другого конца сигарету зажигаешь. Брось… Ну что, интересно тебе.
Почему-то Николаеву вдруг припомнились похороны Лены Воропаевой и тот странный взгляд её отца, та таившаяся где-то в глубине души ледяная страшная усмешка, которой он одарил неожиданно обернувшегося Николаева.
— А если интересно, то у меня и фотка этой девушки имеется. Сейчас принесу, в розыске она уже пятый месяц…
Клементьев зашел в дом и вынес Николаеву маленькую фотографию. Николаев взял фотографию и вздрогнул — сходство с Леной Воропаевой было разительное. Абрис, во всяком случае, совершенно тот же.
— А кто подал в розыск?
— На работе. Она взяла за свой счет две недели на обустройство, так сказать, личных дел. А не возвращается и не возвращается. В принципе, дела-то до неё могло никому не быть, но девушка она добрая, общительная, подруги и забеспокоились, съездили в Ялту и нашли этого жениха. А когда он сказал, что она к нему и не приезжала, всполошились и заявили в милицию.
— Поговорить бы с ним, Григорий. Можно было бы… Только будет ли он на твои вопросы отвечать, кто ты есть ему такой? Мне-то толком ничего не отвечает, хотя я местный уголовный розыск и моя прямая обязанность искать пропавших людей. А с этим тюфяком дурковатым прежде, чем разговаривать надо каши хорошенько наесться. Где сядешь, там и слезешь. Ладно, устроим вашу беседу…