Я медленно приоткрыла дверь, скользнула в темный коридор и бесшумно вернула дверь на место. Совершенно бесшумно: я помнила, что собачка замка может щелкнуть, и придержала ее. Темновато уже, но свет зажигать, пока не стоит. Что у нас тут, шкаф? Очень хорошо. Значит, осторожно двигаясь вдоль шкафа, я сейчас пройду в комнату. Там немного светлее, можно будет оглядеться. И разобраться, почему открыта дверь, которой положено быть запертой.
Собственно, вариантов ответа совсем немного. Оставить дверь открытой могла либо сама Валя, либо незваный гость, явившийся с целью… понятия не имею, с какой целью. Я вот, хотела вскрыть замок, чтобы осмотреть квартиру без помех и убедиться, что хозяйка не прячется именно здесь. От кого прячется? Не знаю. От нас с Гошей, от своих каких-нибудь друзей, или врагов. В общем, я-то знаю, что мои намерения абсолютно честны и благородны. Но дверь оставил открытой кто-то другой, а в чистоте его помыслов я вовсе не так уверена. Может, он вообще, забрался сюда, чтобы убить Валю? Может, ему это удалось и я первое, что я сейчас увижу, если включу свет, будет Валин труп? И основной вопрос: он, этот другой, уже ушел? Или, до сих пор здесь? А что, очень даже вероятно: некий злоумышленник проникает в квартиру, делает свое черное дело и собирается уйти. Но в этот момент, совершенно некстати, являюсь я. Обнаруживаю открытую дверь, захожу и останавливаюсь в коридоре. Маячу, полностью перекрывая выход.
Я затаила дыхание и прижалась спиной к шкафу. Минуту, я напряженно вглядывалась и вслушивалась, но ничего подозрительного так и не заметила. Похоже, предполагаемый злоумышленник уже удалился. Но, все равно, имеет смысл проявить осторожность. Как говорит Гошка: «лучше перебдеть, чем недобдеть». Отклеившись от шкафа, я сделала один маленький шажок, другой. Снова остановилась и повертела головой. Ничего. Темнота и тишина. В центре комнаты что-то стоит, наверное, стол. Я сделала еще шаг и под ногами что-то зашелестело. Странно. Словно газеты по полу разбросаны. На следующем осторожном шаге, я споткнулась обо что-то мягкое и объемное. Подушка, что ли? Это уже не просто странно, это наводит на размышления. Предположим, Валя вернулась домой, быстро, разбрасывая ненужные вещи, собрала чемодан и испарилась, оставив квартиру открытой. Очень похоже на правду. Тогда, я имею полное право включить свет, позвонить Гошке и шефу, пригласить для беседы и осмотра недобрую бабушку из соседней квартиры… В общем, заняться работой.
А если все было совсем по-другому? Если вещи разбросал тот самый злоумышленник? Искал что-нибудь. Тоже, между прочим, похоже на правду. Так что, пока не стоит торопиться. Лучше сделать еще один скользящий шажок… да что же это, все содержимое шкафа, что ли, здесь вывалили?
Каюсь, тряпки, в которых я почти запуталась, отвлекли мое внимание. И все равно, я очень неплохо среагировала на движение темной тени, которая до сих пор успешно притворялась частью мебели. Но и нападение, с профессиональной точки зрения, было безупречным. Человек не шевельнулся, когда я двигалась по коридору, даже не вздохнул, пока я топталась на пороге, вглядываясь и вслушиваясь в темноту. Он терпеливо выждал, пока я не выйду на удобную позицию и только тогда, когда оказался за моим правым плечом (я не проявила максимальной любезности и не повернулась так, чтобы предоставить ему возможность напасть на меня со спины), прыгнул.
Драка получилась короткой. Повторяю, на неожиданное нападение я среагировала очень хорошо. И если он рассчитывал отправить меня в нокаут с первого удара, то я его разочаровала. Гошины непрерывные тренировки не прошли даром – голова, руки, ноги, все сработало автоматически. Я не только отбила удар, но и ответила, судя по сдавленному стону, донесшемуся до меня, достаточно удачно. Моя ошибка была в том, что я тут же попыталась перейти в атаку. Все-таки, противник гораздо дольше меня находился в квартире и успел разобраться, что где расположено. Да и глаза у него к темноте уже привыкли. Когда я бросилась вперед, он просто швырнул в меня большую тяжелую тряпку. Тряпка – похоже, это было покрывало с дивана – накрыла меня с головой. Я сразу поняла, чем это грозит и, не тратя время на попытки освободиться, постаралась нырнуть в сторону. Поэтому страшный удар, который должен был размозжить мне голову, цели своей достиг только частично. Хотя мне показалось, что голова треснула и разлетелась на кусочки. Словно со стороны, я услышала собственный, страшный, какой-то булькающий хрип и рухнула на пол, парализованная невыносимой болью.
Никаких сомнений, что противник расправился со мной окончательно и бесповоротно, не было. По крайней мере, у меня. У него, к счастью, тоже. А может, просто не захотел тратить время, вот и не стал проверять. Когда я пришла в себя, в комнате никого не было. Приходилось мне уже однажды выбираться из глубокого обморочного состояния, и тогда я долго не могла понять, кто я, где я, зачем я? Правда, тогда меня неудачно попытались отравить. Сейчас, когда мне хотели проломить голову (слава богу, что тоже неудачно), все было совсем по-другому. То есть, голова болела до черно-зеленых кругов в глазах, но я помнила все, что произошло, до самой последней секунды и прекрасно представляла себе ситуацию. Паршивую ситуацию, надо признать.
Я не смогла грамотно отбиться и Гошка будет справедливо недоволен. Сначала он просто наорет на меня – на нервной почве, для собственного облегчения, а потом, до полусмерти занудит лекциями – это уже в воспитательных целях. И еще, он непременно расскажет об этом Витьке Кириллову. Тот, конечно, ничего мне не скажет, но будет смотреть на меня специальным, для дур-баб предназначенным взглядом. И его тонкие губы будут кривиться в отвратительной усмешке. Можете мне не верить, но клянусь, бывают минуты, когда я по-настоящему ненавижу Кириллова!
Я застонала от обиды и тут же, издала второй стон, от боли. Ой, как же мне плохо, как болит голова! Надо еще проверить, цела ли. А то, может, мне надо не лежать здесь, захлебываясь злыми слезами, а срочно вызывать «скорую»! Неуверенными, слабыми руками, я частично стянула с себя покрывало и, жмурясь от боли, ощупала голову. Вроде, все на месте и дырок не наблюдается. Посмотрела на свои пальцы, смутно белеющие в темноте, понюхала их. Точно, следов крови нет. После этого приятного вывода, я продолжила сложную работу по извлечению себя из под складок толстого (какая удача, что оно оказалось таким толстым!) покрывала. Выбралась и тяжело выдохнула.
– Ф-ф-ф-у-у. Наконец-то.
Теперь предстояла задача не менее сложная – подняться. Встать на ноги и заняться делом. Вызвать Гошку, осмотреть квартиру, разобраться, чем занимался тот гад, который стукнул меня. А может, я попалась ему под руку случайно, может, он хотел убить Валю? Пробрался в дом, затаился и ждал, когда она придет? Ждал, чтобы так же, как и меня, ударить по голове… а чем он, собственно, меня шарахнул? Судя по ощущениям, это было что-то вроде молотка, точнее кувалды. Никогда не приходилось видеть такие здоровые, ими еще дорожные рабочие пользуются? Ладно, если нападавший не унес орудие преступления с собой, то я его найду. Нужно только встать, включить свет и осмотреться. Что может быть проще, не правда ли?
А интересно, сколько времени я была без сознания? Наверное, недолго – минут двадцать, полчаса. Если бы больше часа, то я бы тут одна не лежала, Гошка давно уже примчался бы, проверить, что со мной, почему я не звоню, не докладываю.
Я закопошилась, старательно собирая себя в нечто единое и более или менее целое. С головой проблем нет, голова на месте, хотя и разрывается от боли. Теперь проверим руки, вот они руки, очень хорошо. Шевелятся и на них даже можно попробовать опереться, вот так. Следующее действие – подтянуть ноги. Слушаются не хуже рук, прекрасно. Упорство и настойчивость всегда вознаграждаются: через некоторое время я сумела оторваться от пола. Дрожа всем телом, испытывая страшную слабость и непрерывно облизывая шершавым языком сухие губы, я стояла на четвереньках и собиралась с силами для следующего рывка. Надо позвонить Гоше, а значит, добраться до телефона. Телефон в сумочке, сумочку я отбросила в сторону в момент нападения, значит, она должна быть где-то здесь, неподалеку. Но ползать в темноте, пытаясь отыскать ее на ощупь – нелепо, утомительно и унизительно. Гораздо разумнее подняться на ноги, включить свет и оглядеться. Если этот негодяй, убегая, не прихватил мою сумочку… хотя, вряд ли. Куда она упала в темноте, этот тип видел не лучше меня, а искать – какой смысл? Наверняка сумка вместе телефоном сейчас мирно лежит где-нибудь под столом.
Значит, нужно добраться до выключателя. Вот только встать без надежной опоры, пожалуй, не получится. Имеет смысл подползти к тому же столу или к стене. К стене логичнее – выключатель там, зато к столу ближе. Немаловажный фактор в создавшейся ситуации.
Пока я стояла, покачиваясь на слабых конечностях, на лестнице послышался невнятный шум. Голоса какие-то, что ли? Неужели я ошиблась в расчетах, и времени прошло слишком много? Так много, что Гошка забеспокоился? Сейчас он ввалится в квартиру, и сразу начнет ругаться… Я вдохнула поглубже и зажмурилась, готовясь переждать первый шквал Гошиного раздражения.
Голоса стихли, и я приоткрыла глаза. Может, обойдется? Мало ли какие люди могут ходить вечером в подъезде? Кто-то возвращается домой, кто-то понес ведро на мусорку – встретились соседи на лестнице, перекинулись парой слов. Имеют право. А мне, пожалуй, разумнее двигаться в сторону выхода из комнаты. Туда, правда, еще дальше, но зато я встану на ноги совсем рядом с выключателем. Я глубоко вдохнула и приготовилась сделать первый, если так можно выразиться о продвижении на четвереньках, шаг.
Именно в этот момент, входная дверь грохнула, словно по ней ударили ногой, и распахнулась. Следом раздался громкий топот, неожиданно включившийся свет хлестнул по глазам, заставляя зажмуриться, и грубые мужские голоса заорали:
– Лежать! Не шевелиться! Руки вверх!
Из всех этих взаимоисключающих требований, я выбрало одно, второе. Я замерла. Снова ложиться на пол, от которого я, только что и с таким трудом оторвалась, мне не хотелось, а поднять руки я не могла чисто физически – у меня просто не хватило бы сил. Поэтому я застыла на месте, мелко моргая и ожидая, что будет дальше.
А дальше я услышала смутно знакомый, безмерно удивленный голос:
– Рита? Вот кого не ожидал… Как вы здесь оказались?
С некоторым трудом, я сумела сфокусировать взгляд и поняла, что ко мне обращается Миша – оперативник из группы Володи Стрешнева. Рядом с Мишей стоял незнакомый мне парень, совсем молодой, стажер, наверное. Парень нервно сопел и, вцепившись в пистолет двумя руками, направлял его прямо на меня. Миша свой пистолет уже опустил и смотрел с доброжелательным любопытством, приправленным капелькой сострадания. Очень славный парень, этот Миша, если только он вас не допрашивает. Но я не обрадовалась, увидев его. Не особенно приятно встречать старых знакомых стоя на четвереньках и в весьма растрепанном виде. Тем более, находясь в чужой квартире и имея самое смутное представление о том, что в этой квартире произошло.
– Руки вверх! – повторил стажер, звонко, но неуверенно.
– Да что ты, Сережа, перестань, – мягко укорил его Миша. – Это же Рита Рощина, из агентства «Шиповник». Мы с ними дружим.
– Очень приятно, – Сережа с явной неохотой опустил пистолет.
– Взаимно, – каркнула я. В горле пересохло, и голос звучал отвратительно хрипло. Я перевела взгляд на Мишу и попыталась выдавить что-то более или менее похожее на улыбку, когда он вдруг нервно огляделся, обежал вокруг стола, выскочил из комнаты, через мгновение вернулся и спросил:
– Рита, а где труп?
Я прекратила бороться с судьбой и села на пол.
– Какой тебе труп нужен? Мой, что ли?
Ответить он не успел – в комнату, сердито стуча каблуками, вошел Володя Стрешнев.
– Привет, Рощина, – небрежно взмахнул он рукой и тут же повернулся к подчиненным: – Ну, что тут происходит? Где труп?
– Трупа нет, – доложил Миша. – Я обошел квартиру, ничего похожего. Есть только она, Рита.
Володя снова уставился на меня.
– Уж извини, – пожала я плечами. – Не оправдала.
– Очень смешно, – буркнул он и протянул мне руку. – Чего на полу расселась? Вставай.
Я послушно ухватилась за его ладонь, попробовала подтянуться и снова опустилась на пол, закусив губу.
– Не, Володя, я еще немного посижу.
– Тебе что, плохо? – встревожился он. – Позеленела вся, как старая картошка.
– Спасибо тебе, Стрешнев, – от смеха голова болела еще сильнее, но удержаться я не могла. – Умеешь ты сказать девушке приятное.
– У тебя с головой все в порядке? При чем здесь приятное? – Володя наклонился и пощелкал пальцами перед моим лицом. – Я говорю, может врача вызвать?
– Отстань, – я, как могла плавно, отодвинулась назад. – По голове меня стукнули, так что она болит, но ничего страшного. И перестань вертеть пальцами, меня от этого мутит.
– Раз мутит, значит, сотрясение мозга, – влез с непрошеным диагнозом Миша. – Точно, «скорую» надо.
– Не надо никакой «скорой», – я повысила голос, стараясь не морщиться (говорить тихо было не так больно). – Голова цела, сотрясения нет, все в порядке.
– Хочешь сказать, что тебя всегда от моего вида мутит? – усмехнулся Володя. Он присел на корточки и, ухватив меня за подбородок, пристально всмотрелся мне в глаза.
– Только когда ты хватаешь меня за лицо, – я снова попробовала отодвинуться, но на этот раз ничего не получилось, Стрешнев держал крепко.
– Ну, что ты пристал, честное слово! Отпусти! – взмолилась я. – Все у меня хорошо, говорю же! Мне не врач нужен, а телефон, Гошке позвонить. Володя, если я ему сейчас не позвоню, он мне шею свернет, ты же знаешь!
– Шею он тебе свернет, это обязательно, – спокойно согласился Володя и отпустил мой подбородок. Но, вместо того, чтобы подняться, уже двумя руками, слегка наклонил мою голову вперед и быстро ощупал крепкими сухими пальцами. Только после этого, видимо успокоившись, отпустил. – Ладно, черепушка, по крайней мере, цела. Но шишка классная, хоть на выставку посылай. Рассказывай, в какую еще историю ты умудрилась влипнуть?
– Сначала телефон, – заупрямилась я. – На один звонок имею право! Где моя сумочка?
Володя пожал плечами, а Миша деликатно подсказал:
– Наверное, там, где вы ее положили.
– Нигде я ее не положила, – проворчала я и заглянула под стол, мне казалось, что сумочка должна быть именно там. – Она сама улетела куда-то.
Стрешнев с Мишей переглянулись, и беспокойство за состояние моего рассудка отразилось на их, мгновенно ставших озабоченными, лицах. Только юный Сережа, не отвлекаясь на незначительные, вроде состояния моего здоровья, мелочи, старательно завертел головой.
– Вот эта, что ли? – он поднял сумку с пола и протянул мне.
– Спасибо! – я даже привстала, обрадовано, выхватила у него сумку и тут же, со стоном, рухнула на пол. – Черт!
– Эй, Ритка, ты поаккуратнее прыгай, – придержал меня за плечи Володя.
– Да уж, – я сглотнула неожиданно появившуюся во рту горькую слюну. – Похоже, резкие движения мне сейчас противопоказаны.
Я опустила сумку на колени, плавно открыла замок-молнию, не менее плавным движением достала из кармашка телефон и мягко нажала на кнопку вызова. Гошкин номер у меня всегда стоит первым. Напарник отозвался сразу. Не думаю, что он держал телефон в руке, но звонка моего явно ждал, причем ждал давно и успел начать нервничать. Это было ясно потому, что вместо дружелюбного «привет» или нейтрального «алло», я услышала резкое: «Ну?»
– Гоша, ты только не сердись, пожалуйста, – успела сказать я, после чего Володя ловко выдернул телефон из моих слабых пальцев.
– Да уж, ты, пожалуйста, не сердись, – заговорил он, на редкость, по-моему, противным голосом. – Не теряй время напрасно, а приезжай побыстрее к нам.
После короткой паузы, Гошка громко, так что даже нам было слышно, спросил:
– Стрешнев, это ты что ли, дурью маешься?
– Это я, – с достоинством ответил Володя. – Но я не дурью, по вашему, господин Брынь, вульгарному выражению маюсь, а выполняю свои непосредственные служебные обязанности. Вам ясно?
– Нет, – коротко и все так же громко ответил Гошка. – Что там с Риткой? Она в порядке?
Володя бросил на меня оценивающий взгляд и поджал губы.
– Что считать порядком. Голова у нее цела.
Короткий, но мощный залп, вылетевший из трубки, произвел впечатление на всех. Володя счастливо заулыбался, Миша удивленно приподнял брови, а у юного Сережи порозовели скулы. Я же только пригорюнилась. То ли еще мне предстоит услышать.