«А он тебя»? Я не задала этот вопрос вслух, потому, что знала ответ. На тех, кто безразличен, не обижаются так, что и через месяц голос дрожит от обиды. Вот, например, я – разве я обижаюсь на Кириллова? Времени у него нет, чтобы к нам заглянуть, или желания – я не знаю и знать не хочу. Наплевать мне на Витьку, я его и не вспоминаю вовсе. А Маша в Володю влюблена откровенно и по уши. Я посмотрела на девушку с симпатией и улыбнулась.
– Этого молодого человека, я к сожалению, не видела, но глядя на вас… – я сделала длинную выразительную паузу. – Можно предположить, что это у него проблемы со вкусом.
– Спасибо, – розовые пятна на ее щеках стали алыми. – Что вы еще хотели спросить?
– Еще я хотела спросить про вчерашний день. Расскажите, пожалуйста, чем вы занимались?
– Вчера? – удивилась она. – А разве вчера что-нибудь произошло? Впрочем, ладно, мне не трудно. Вчера я тоже к девяти пришла на работу – я живу недалеко, поэтому всегда вовремя прихожу, не опаздываю. До одиннадцати, снова сидела здесь. Понимаете, это самое творческое время, самое продуктивное. Потом Зинаида Григорьевна позвала меня пить кофе. Все начальство было на месте, поэтому мы не задержались, ну, может, на пять минут только. Около половины двенадцатого меня вызвал Петр Кириллович – хотел одну куколку, пупсика-голыша, обсудить. Понимаете, куколка очень хорошая, но за последний год стала хуже продаваться. Вот Петр Кириллович и поручил мне подготовить план работ по ее спасению.
– Спасти рядового пупсика, – усмехнулась я. – И что же вы предложили?
– Обычный набор мероприятий, – пожала она плечами. – Немного поработать над лицом – челочку на лоб спустить, сменить глазки с черных, на ярко-голубые, пухлости на щечки добавить. И, конечно, хватит этого пупсика голеньким держать.
– Одеть голыша? Пеленки-распашонки-ползунки?
– Не только. Можно еще дополнительные комплекты предлагать – ванночку, бутылочку, кроватку.
– А, понимаю, – оживилась я. – Еще погремушек можно наделать, таких, знаете, крохотных!
– Таких нельзя, – покачала головой Наташа. – Пупсик предназначен для маленьких детей, значит, все предметы меньше трех сантиметров, под запретом. Запихает ребенок такую погремушку в нос или в ухо, что тогда делать?
– Об этом я не подумала, – призналась я. И получила в ответ снисходительный взгляд специалиста, разговаривающего с дилетантом.
– Я, когда начинала работать, тоже о таких мелочах постоянно забывала, Петр Кириллович долго меня школил. Зато теперь, весь список запретов, на автомате. Я над ними даже не задумываюсь.
Вот как? Черников, несмотря на то, что является владельцем «Игрушечной страны», не гнушается «школить» начинающего дизайнера? Совсем, как Сан Сергеич меня? Что ж, дай бог Петру Кирилловича здоровья, а его фирме – всяческого процветания. Именно такие бизнесмены нужны стране.
– С Петром Кирилловичем мы сидели довольно долго, даже обед захватили немножко. Он посмотрел мои рисунки, ванночку и бутылочку одобрил, а над кроваткой и личиком велел еще поработать. Потом обед. После обеда я сидела у себя, кроватку доделывала. А в четыре часа, когда мы снова кофе пили, вы пришли.
– Это я помню. А кстати, куда вы так срочно убежали? Словно вспомнили про какое-то важное дело?
– Так про кроватку же и вспомнила! Петр Кириллович велел показать ее не позже пяти, а у меня там не все было прорисовано. Вот я и побежала заканчивать. Нормально, и дорисовала, и Петру Кирилловичу показала. Он одобрил, так что, следующий выпуск голышей пойдет уже с кроватками в комплекте.
– Рада за голышей, – пробормотала я. – А чем вы занимались потом?
– Рабочий день закончился, и я пошла домой.
– То есть, в течение дня, вы из здания не выходили?
– Нет, зачем? Я вообще, редко выхожу.
– А звонил вам кто-нибудь?
– В течение дня? Звонили, конечно, – Маша покосилась на раскрытый блокнот, в котором я делала пометки. – Сказать, кто?
– Было бы желательно.
– Утром никто не звонил, а ближе к обеду – мама, она всегда мне звонит около двенадцати. Но я, как раз была у Петра Кирилловича, поэтому не стала с ней разговаривать. Перезвонила ей сама, уже в перерыв.
– Вы живете отдельно от родителей? – я постаралась спросить это нейтрально, чтобы зависть не была слишком заметна. Я очень люблю маму с папой, и даже Маринку, несмотря на все наши ссоры, тоже, по большому счету, люблю! Но, наверное, день, когда у меня появится собственная квартира… ладно, пусть не квартира, пусть комнатка, комнатушечка самая крохотная – этот день станет самым счастливым днем моей жизни. Родственники, даже самые любимые и любящие, при ежедневном личном общении, очень утомляют.
– Нет, мы все вместе, – грустно ответила Маша. – Мама, бабушка, мамина родная сестра, ее дочь и ее дочь, моя племянница, то есть. И я.
Ничего себе! Шесть человек семейка и все женщины!
– А квартира у вас какая? – ошарашено спросила я.
– Трехкомнатная, – девушка обреченно вздохнула. – Ничего, мы умещаемся.
Да, похоже, это Маше впору позавидовать моей роскошной жизни. Хотя, у нас тоже по два человека на комнату приходится. Сложный это вопрос, квартирный.
Я на мгновение зажмурилась, чтобы собраться с мыслями и вернулась к основной теме:
– Хорошо, с мамой я поняла. Еще кто-нибудь звонил?
– Один заказчик. Он из новых олигархов, хочет своей дочке эксклюзивную игрушку заказать. Пантеру, но такую, какой еще ни у кого не было. А с цветом никак не определится.
– Не поняла, – снова отвлеклась я, – какие тут могут быть проблемы. Пантера черная.
– Он черную не хочет, говорит, что это мрачно и заронит в формирующуюся нежную душу зерно пессимизма, – равнодушно ответила Наташа. Заказная пантера явно волновала ее гораздо меньше, чем ванночка для голыша.
– Гм. А сколько лет доченьке? – уточнила я.
– Три месяца.
– Ох. – Я поняла, что разговор опять вильнул в сторону. Что со мной сегодня происходит, почему я все время отвлекаюсь? Или это Маша так хитро ведет беседу, все время перескакивая с важных для меня вопросов, на обсуждение игрушек? Я нахмурилась.
– Ладно, заказчик к делу не относится. Рассказывайте дальше.
– Что рассказывать? – не поняла она. – Рабочий день закончился и я пошла домой. Про вечер, что ли, рассказывать?
– А чем вечер хуже дня?
– Не знаю, – она пожала плечами. – В смысле, ничем не хуже, просто я не понимаю. Петра Кирилловича ограбили позавчера утром, при чем здесь вчерашний вечер?
– Давайте я скажу так: вчера произошли некоторые события, которые, возможно, связаны с ограблением. Поэтому нас интересует и вчерашний вечер тоже.
– Но я, действительно, не знаю, что рассказывать. Пришла домой поужинала, с бабушкой поговорила, с мамой. С племянницей поиграла… Кстати, ей мой енот тоже нравится.
– А из дома вы куда-нибудь выходили? Или, может, вам звонил кто-нибудь?
– Нет, не выходила, и не звонил никто. Понимаете, Рита, – Машины щеки снова порозовели, – вам, конечно, трудно в это поверить, но то, что называют личной жизнью, у меня отсутствует. Я ни с кем не встречаюсь, и мне никто не звонит домой, разве что, по работе. У вас таких проблем нет, поэтому вы вряд ли поймете… я бы и рада встречаться с парнями, но как-то все не получается. Не слишком высоко я котируюсь, – она вымучено улыбнулась. – Да и где встречаться? По улицам бродить – возраст не тот, на кафе-рестораны – никаких денег не хватит, а домой… обстановка не способствует.
Я слушала, глядя на Машу во все глаза. Это я-то не поверю? Я не пойму? Это у меня нет таких проблем? Можно подумать, мне, кроме Тамарки, кто-нибудь звонит, да и та, все реже. А парни? Я, что ли у них котируюсь? Ага, то-то Витька Кириллов больше месяца глаз не кажет! И насчет домашней обстановки – у меня, конечно, получше, не будем кривить душой, старые бабушки и малолетние дети, по крайней мере, отсутствуют, но честное слово, мне и мамы с Маринкой хватает, выше крыши! Я уже открыла рот, чтобы объяснить Маше, что она встретила товарища по несчастью, можно сказать, родственную душу, но тут же закрыла его. И посмотрела на девушку с подозрением. Опять? Опять соскальзываем на разговоры очень интересные, но не имеющие ни малейшего отношения к основной теме? Я кашлянула и строго спросила:
– А вчера кто-нибудь из сотрудников при вас разговаривал по телефону?
– Петру Кирилловичу жена звонила, когда я у него была, – Маша немного подумала и добавила: – Еще Варвара с кем-то по телефону разговаривала. Только не помню когда, до обеда, или после. Но разговор был неприятный, ее просто перекосило всю. А больше я никого с телефоном не видела. Я ведь, в основном, здесь сижу.
Дверь приоткрылась и в кабинет заглянула Зинаида Григорьевна.
– Маша, ты что обедать не идешь? А, Рита, вы тоже здесь! Здравствуйте! Присоединяйтесь к нам, у нас сегодня суп с фрикадельками.
– Нет, спасибо, – отказалась я, доставая телефон. – Ниночка, Сан Сергеич уже на месте?
– На месте. И не против с тобой пообщаться, – ответила Нина. – Если ты минут за десять свои дела свернешь, то Гошка может заехать, забрать тебя.
– Очень хорошо! Здесь все равно, перерыв начинается, пусть люди пообедают спокойно. А я пока к вам смотаюсь, – я убрала телефон и улыбнулась Зинаиде Григорьевне: – Надо съездить в офис, начальство хочет на меня посмотреть.
Все-таки, я человек консервативных взглядов и приверженец традиций. Новшества и перемены меня нервируют, а когда все идет привычным, заведенным порядком, то у меня и настроение сразу улучшается. Вот как сейчас – обычное, сто раз мы уже так собирались, совещание: шеф за столом, мы с Гошей на стульях у стены и Нина, прислонившись к дверному косяку, постукивает карандашиком по корешку рабочего блокнота. У нас в руках чашки с горячим кофе, а на столе – тарелка с бутербродами, приготовленными все той ж заботливой Ниночкой, дай ей бог здоровья! Я не буду подробно описывать, как мы, по ходу дела, уничтожали бутерброды, просто имейте в виду: к концу совещания, и тарелка, и чашки, были абсолютно пустыми.
Даже то, что наша секретарша хмуро поглядывает на Гошу, меня не особенно огорчает. Ниночка поймет, что Гошка ничего плохого не хотел, просто пытался, как умеет, защитить ее. И тогда они окончательно помирятся. Хотя, если бы напарник такие фокусы со мной проделывал – прежде чем помириться, стукнула бы его хорошенько. Два раза.
– Рита! – судя по тону, Баринов окликнул меня не в первый раз. – Ты о чем так размечталась? Докладывать будешь или нет?
– Ой! Буду, конечно, а как же!
Я коротко повторила суть разговора с Черниковой и подвела итог:
– По-моему, теперь все встает на свое место. За воровство Валя отсидела и пришла к выводу, что оно себя не оправдывает. А шантаж – дело прибыльное и вероятность угодить в тюрьму, гораздо меньше. Я почти уверена, что к ограблению сейфа Валя отношения не имеет.
– Черникова сказала, что если бы Валя попросила у нее драгоценности и диск, то она сама отдала бы их? – уточнил Гоша.
– С поклоном, – вспомнила я слова Надежды Николаевны. – И на подносе.
– Да, тогда получается, – напарник откинулся на спинку стула, – получается, что Вале, действительно, не было смысла лезть в сейф. И тогда, получается, что ее убили люди, к ограблению отношения не имеющие. То есть, смерть Вали – это просто нелепое совпадение?
– Рит, а сама Черникова Валю убить не могла? – спросила Нина. – Надоело ей платить шантажистке, вот она и воспользовалась случаем. А что? Кругом и так суета и неразбериха, так почему бы к ограблению не добавить еще и убийство? Алиби у нее, как я понимаю, нет?
– Алиби я не проверяла, но насчет убийства, сомневаюсь, – покачала я головой. – Во-первых, именно я сообщила ей новости и видела ее первую реакцию. Или Надежда Николаевна гениальная актриса, или она ничего не знала.
– Положим, то что она гениальная актриса ты тоже со счетов не сбрасывай, – вставил шеф.
– Даже если и так. Тогда у нее еще есть гениальный драматург, который написал ей текст этой сцены. Говорю вам, когда я сказала Черниковой о смерти Вали, она держалась безупречно правдиво. Сначала недоумение, потом проблеск надежды – неужели такое может быть – и, огромное, прямо-таки, бесконечное облегчение.
– А потом что? – заинтересовался Гоша. – Обычно, в таких случаях женщины начинают плакать.
– Слезинки не проронила, – заверила я напарника. – Достала бутылку водки и, при мне, почти половину выпила. Помянула покойницу.
– Хм. Тоже способ снять стресс. Но вообще, мне не очень нравится, когда подозреваемые ведут себя безупречно. Наводит на размышления.
– А, по-моему, все нормально. В конце концов, Черникова Вале больше года платила. Могла бы и раньше ее убить, чего ждала? Кроме того, я вообще не думаю, что Надежда Николаевна способна легко строить всякие кровавые планы, не то воспитание. Да и само убийство, вряд ли она на такой экстрим способна. Кстати, Сан Сергеич, вы там, в морге, узнали что-нибудь? Как Валю убили?
– Ничего кровавого, – скучным голосом ответил шеф. – Лобушеву задушили. Следов насилия на теле не обнаружено. Ее не мучили, не пытали, возможно, даже не разговаривали с ней. Просто, кто-то подошел сзади и накинул веревку на шею.
– И даже не оглушил, предварительно, камнем по голове? – удивился Гоша. – Очень твердую руку нужно иметь, чтобы задушить человека, находящегося в сознании. Она что, не сопротивлялась?
– Сопротивлялась. И зажала в кулаке сережку, – Баринов выложил на стол фотографию. Изогнутая пластинка, по которой бежит дорожка блестящих мелких камешков, английский замочек. Изящно и элегантно.
– Это что, из пропавшей шкатулки вещичка? – оживилась я.
– Не думаю, – Нина покачала головой. – По крайней мере, в списке, что мне Черникова передала, ничего похожего не значится.
– Оч-чень интересно, – разглядывая фотографию, Гоша, словно попугай, склонял голову, то на левое, то на правое плечо. – Оч-чень. Ритка, ты поняла, на что теперь нам надо обратить внимание?
– Не знаю, – пожала я плечами. – Красивая сережка, золотая, наверное. Дорогая. Но если она не принадлежала Черниковой…
– Не туда смотришь! На замочек смотри!
– А что замочек? Нормальный, такие хорошо держат… ой! Если она оказалась зажатой в кулаке у Вали, значит, та выдернула ее прямо из уха. А такой замок не дает это сделать легко! Значит, ищем человека с порванным ухом!
– Правильно, Рита, молодец! – обрадовался Гоша. Он всегда преувеличенно радуется, когда я правильно отвечаю на простые вопросы.
– Продолжаем рассуждать логически. Мы считаем, что Валю убил человек, которого она шантажировала. Вряд ли такую сережку, – я ткнула пальцем в фотографию, – носил мужчина. Значит, Валю убила женщина.
– Просто чудеса дедукции! – восхитился Гошка. – Шерлок Холмс отдыхает!
– Мы знаем женщину, которую шантажировала Валя, это Черникова, – я не поддалась на провокацию и продолжила рассуждения. – Но я видела Черникову сегодня и уши у нее в полном порядке, ни царапинки.
– Получается, Валя шантажировала еще одну женщину? – удивилась Нина. – Одновременно?
– Почему бы и нет? – вопросом на вопрос ответил Гоша. – Сколько времени она могла доить Черникову? Время идет, объект шантажа осел в Англии. Получит гражданство и попробуй, достань его.
– Господи, но откуда она берет компромат? – я, например, просто не знаю, кого бы смогла пошантажировать, хоть немножко. Разве только Маринку? А Валя, как она чужие тайны узнает? – Ладно, у Черниковых она работала, но где она взяла вторую жертву?
– Проще простого, – Гошка, как всегда, был уверен в себе и невозмутим. – Ты забыла про потерпевшую.
– А ее то, за что? В смысле, чем шантажировать? Как? Она же потерпевшая!
– Вот именно. Время, как я уже говорил, идет, жизнь меняется. Допустим, барышня вышла замуж, допустим, удачно. Допустим, за банкира с консервативными взглядами. То есть, деньги у нее сейчас имеются в достаточном количестве, но если муж узнает о шалостях молодости…
– Гоша, о чем ты говоришь! Какие шалости – ее же изнасиловали!
– А ты не болтайся по компаниям, – мгновенно отреагировал напарник. – Не оставайся ночевать у пьяных мужиков. И сама не пей.
– Типично мужской взгляд на ситуацию, – прошипела я.